– Мои слова были ошибкой, я произнес их в пылу ссоры, – ответил Чэннинг.

Алина отставила в сторону свой бокал.

– Мне не хотелось бы стать твоей очередной ошибкой. Ведь на кону будут не только твои чувства. Я не хочу проснуться однажды утром и узнать, что ты ошибся в своих чувствах.

– Я не ошибался в своих чувствах, – поправил ее Чэннинг. – В то время я не представлял, что тебе может быть неприятно мое внимание к другим женщинам. Если бы я тогда понял, чего ты хочешь, то повел бы себя совершенно иначе. – Боже, они вели какой-то напыщенный разговор, каждый по-своему стараясь защитить себя от новой боли. И Чэннинг находил в этом утешение. По крайней мере, не только он уязвимая сторона в этом вопросе.

– Тебе следовало попросить меня. – Алина отпила большой глоток бренди.

– Я просил, – огрызнулся Чэннинг. – Я попросил тебя уехать со мной. – Он вскочил и принялся мерить шагами комнату. Между ними назревала буря, стремительная и яростная. Сейчас стоило вспомнить об осторожности, но, похоже, благоразумие окончательно покинуло его.

И не только его. Алина тоже вскочила, в ее глазах полыхала ярость.

– Ты просил меня сделать выбор между двоебрачием и изменой, предлагая уехать с тобой. Чудесные варианты будущей жизни, не так ли?

Этого он не мог вынести. Он не позволит ей превратить его искреннее предложение в нечто грязное.

– Не смей читать мне морали, когда сама предпочла выбрать деньги и достаток. Я помню, как ты вся в шелках и бриллиантах надменно смотрела сквозь меня. – Старый гнев и былая обида прорвались наружу.

– Негодяй! – Алина швырнула свой бокал в камин. Он с громким звоном разлетелся вдребезги, нарушив тишину библиотеки. – Так вот как ты обо мне думал? Думал, что я выбрала деньги? – Она направилась к шкафчику с графинами, сметая все на своем пути. В руке у нее оказалась ваза.

– Алина! – Чэннинг бросился к ней, и на мгновение замер около дивана. Ее слова стали постепенно доходить до него, но ему требовались подтверждения догадки.

Она швырнула вазу. Чэннинг нагнулся, ваза пролетела мимо и раскололась о стол. Он попытался успокоить ее:

– Алина, перестань!

Но она разошлась не на шутку. Она подхватила бокал и швырнула в него, затем схватила следующий. Чэннинг подхватил изящный стул эпохи Людовика XV, чтобы использовать его как щит и стал считать. Здесь было всего шесть бокалов. Она не могла вечно бросать их в него.

Шестой бокал разбился о стул, и он отшвырнул его в сторону. Он приблизился к ней, и в этот момент Алина схватила графин.

– Я запущу им в тебя, клянусь!

– Я знаю. – Тогда у нее закончились бы снаряды, но Чэннингу вовсе не хотелось источать запах бренди остаток вечера, кроме того, он понимал, какой вред может причинить ему тяжелый хрустальный графин. Будет больно. Чэннинг поднял руки, предлагая ей заключить перемирие. – Алина, прошу тебя, поставь графин, и давай поговорим. – Он старался говорить спокойно. Разъяренные женщины были главной опасностью в его работе. Ему приходилось оказываться в подобных ситуациях.

– Ты решил, что я выбрала его! – выкрикнула она. – И потому ты не только негодяй, но еще и глупец.

Чэннинг подошел ближе. Алина не стала медлить. Только тяжелый, наполненный бренди графин мог остановить его. И тогда он быстро метнулся к ней, прижав ее к шкафчику, и схватил ее руку, сжимавшую горлышко графина.

– Нет! – вскричала Алина, но у нее не хватило сил, чтобы справиться с ним.

Он почувствовал, как ослабела ее хватка, и графин оказался в его руке. Чэннинг увидел, как у нее на глаза навернулись слезы. Его голос был тихим и спокойным, когда он попросил ее:

– Расскажи мне о том дне в парке.

Он отступил назад, давая ей свободу, но не сводил с нее пристальных глаз. Она начала свой рассказ, роняя скупые слова, а он жадно впитывал их, складывая для себя в правдивую историю.

– Муж все знал. Он знал, что я общалась с англичанином, который приезжал в Фонтенбло. Кто-то донес ему. Он не знал, что это ты, но догадался, что мои чувства серьезны, и, как всегда, испугался, что я ускользну от него, если представится возможность.

Чэннинг подвел ее к дивану. От ее слов ему стало нехорошо. Все эти годы он думал о ней плохо, считая, что она обманывала его.

– И что дальше? – спросил он.

– Он привез мне подарки из Италии, шелковые платья, драгоценности. Он заставлял меня все это носить, чтобы всем показать, что я принадлежу только ему.

– Но ведь это не все, – настаивал Чэннинг.

Она что-то скрывала. Человек, который запер жену в комнате, отнял у нее одежду и поставил клеймо на ее теле, не ограничился бы одной лишь демонстрацией красивой одежды и драгоценностей.

– Он хотел всем показать, что я принадлежу только ему, что только он имеет на меня все права. – Алина закрыла глаза. – Прошу тебя, не заставляй меня рассказывать тебе все остальное.

Чэннинг схватил ее за руку. Его обуревали сожаление, гнев и множество других, совершенно разных чувств. Его голос прозвучал тихо и настойчиво: – Ты страдала из-за меня? – Господи, он надеялся, что нет. Но тут же вспомнил о клейме на ее коже и понял, что эта надежда напрасна.

– Понимаешь, он нашел письма. Письма Вольтера, – сказала Алина.

Эта история была ужасной. Граф ворвался в ее комнату, заставил ее раздеться и приказал своим слугам обыскивать комнату в поисках вещей, которые он ей не дарил. Он отнял у нее одежду, забрал книги, в том числе и Вольтера, и сжег на полу комнаты у нее на глазах. Она дрожала от унижения под взглядами его слуг. Вскоре врач сообщил графу, что она не изменяла ему. Измены и не могло быть. В то время он вел себя как рыцарь и следовал заветам своего отца. Но его отец не знал графа.

На следующий день граф выставил ее на всеобщее обозрение в парке в новом шелковом платье и драгоценностях.

– Мне ничего не оставалось, как подыграть ему, – пробормотала Алина. – Он пообещал, что не станет искать англичанина, если я покорно сыграю свою роль любящей жены.

Чэннинга переполнял гнев.

– А я все осложнил, появившись тогда в парке. – Ему следовало послушать Генри и не ходить туда. Он покачал головой. – Мне надо было разрушить все преграды на нашем пути. Я должен был увезти тебя из Парижа. – Его захлестнула ненависть к самому себе.

– Чтобы он убил тебя или придумал что-нибудь еще ужаснее? – Алина пронзительно взглянула на него ясными голубыми глазами. – Жестокость и власть графа не знали границ. Он без колебаний изуродовал бы тебя, если бы его подозрения подтвердились. Я не смогла бы этого вынести.

Да, но она могла позволить себе страдать из-за него, язвительно подумал Чэннинг.

– Почему ты мне никогда ничего не рассказывала? Когда вернулась в Англию? – Но слова замерли на его губах, как только он об этом подумал. Он и сам знал, почему. Он не производил впечатления дружелюбия и радушия. Они не смогли открыться друг другу, продолжая играть в игры и чувствуя грусть и горечь.

Алина покачала головой:

– Это все в прошлом. И я не знаю, сможем ли мы это преодолеть. – Чэнинг знал, что она имела в виду. События прошлого станут определять всю их дальнейшую жизнь. – Я никогда не стану для тебя удачной партией, Чэннинг. Хорошие сыновья графов не общаются с французскими графинями со скандальной репутацией.

Или не женятся на них, мечтательно подумал Чэннинг. Она проявляла осторожность в выборе слов. Ему необходимо было побыть одному, чтобы как следует обдумать все, что рассказала Алина. Сейчас в нем говорили эмоции, а ведь именно от этого он всегда предостерегал своих друзей из «Лиги». Ему необходимы спокойствие и беспристрастность. Между ними с Алиной возник конфликт, но объяснение не привело ни к чему хорошему, да и не могло направить их на путь к счастливой жизни, даже если бы они очень этого захотели. Хотя он знал, чего хотел. Он хотел ее, хотел забыть об играх и прошлом, хотел ее со страстной и искренней горячностью. Как ему убедить ее, что она тоже может его хотеть?

Чэннинг притянул ее к себе:

– О, моя милая, смелая девочка. Как бы мне хотелось все исправить.

Амери был прав. Он не просто влип по уши, он потерял голову от любви. Его размышления прервал стук в дверь. Алина встревоженно взглянула на него. Он покачал головой.

– Все в порядке. Это Амери. У нас в «Лиге» есть свой условный стук.

Мгновение спустя в комнату вошел Амери, его мрачное лицо не предвещало ничего хорошего. Он не стал терять время даром.

– Чэннинг, у нас проблема. Кто-то распускает весьма неприятные слухи. Тебе надо вернуться в танцевальный зал. – Он умолк и взглянул на Алину. – А вам, я думаю, лучше остаться здесь. Это будет неприятно, но, боюсь, сейчас нам надо соблюдать осторожность до тех пор, пока мы не поймем, с кем имеем дело.

Чэннинг моментально расшифровал тайное сообщение. Амери и в самом деле был сильно обеспокоен, если опасался, что их обоих увидят в обществе Алины.

– И что это за слухи? – поинтересовалась Алина, ее лицо казалось особенно бледным в свете горящих свечей.

Амери взглянул на него. Чэннинг кивнул.

– Скажи ей. – Он жалел Алину, но она и сама скоро все узнает.

– Говорят, что графиня убила своего мужа.

Увидев потрясенное лицо Алины, Чэннинг хотел со всех ног броситься в танцевальный зал и вызвать на дуэль первого, кто посмеет произнести эту ложь вслух. Но это не решило бы проблему. Он бы просто еще больше все испортил. Своим поведением он доказал бы, как сильны его чувства к Алине. Это сделало бы ее еще уязвимее перед клеветниками, потому что теперь она решила бы, что снова должна защитить его. Нет, лучше всего спокойно войти в танцевальный зал и вести себя так, будто его нисколько не касаются эти сплетни, собрать информацию и придумать план действий. Но, черт подери, как же это все сложно.

Чэннинг расправил свой камзол и расправил плечи, создавая видимость уверенности и спокойствия.

– Ты можешь отвезти Алину в Аргози-Хаус? А я пойду и посмотрю, что можно сделать…

– Я тоже хочу туда пойти, – прервала его Алина. – Я хочу посмотреть в лицо этим людям. – Она вскинула подбородок, и ее глаза засверкали от гнева.

Чэннинг ласково коснулся ее руки:

– Я отлично понимаю, что ты чувствуешь. Но встречаться сейчас с этими людьми, когда сплетни горячи так же сильно, как и твой гнев, не самая лучшая идея. – Чэннинг почувствовал себя лицемером. Он был взбешен не меньше, чем она, и все же не отказал бы себе в удовольствии отправиться в танцевальный зал, даже если ему и не предстояло сейчас бороться за справедливость.

Он наклонился к ней, коснувшись губами ее уха, вдыхая ее аромат. Прежнее желание обладать ею, защищать ее вновь переполнило его душу. Она создана для него.

– Ты будешь оправдана, любовь моя, можешь в этом не сомневаться. Даю тебе слово. – Ей и так пришлось слишком много выстрадать. Теперь он станет защищать ее, хочет она того или нет.

Чэннинг вышел из библиотеки, потрясенный внезапностью и новизной этого странного ощущения. Алина принадлежала ему.


Когда он вошел, в танцевальном зале все буквально кипело от всеобщего волнения. Чэннинг с непринужденной легкостью раскланивался со знакомыми, направляясь к своей партнерше, ангажированной на седьмой танец, хозяйке бала леди Эверт. Если кто и знал суть сплетни, так это она, и она не преминет поделиться с ним подробностями.

Интуиция не подвела его. Едва только зазвучал вальс, как леди Эверт приступила к обсуждению волновавшей ее темы.

– О ней такое говорят. О графине. – В ее тоне слышалось порицание.

Чэннинг знал, о чем думает хозяйка, сегодняшнее неприятное происшествие могло испортить ее бал, ведь именно она пригласила эту женщину. Или же, наоборот, это событие могло стать самым запоминающимся в нынешнем сезоне, а ее дом – местом, где разгорелся весьма пикантный скандал. Но она должна была вести себя правильно.

Леди Эверт жеманно взглянула на него:

– Не знаю, смогу ли уговорить вас помочь ей? Возможно, увезти ее отсюда после этого танца. Как я всегда говорю, с глаз долой, из сердца вон. – Она взволнованно взглянула на дверь, словно опасаясь, что графиня внезапно появится на пороге зала. Леди Эверт чувствовала, что у нее мало шансов на успех, и потому в ее просьбе чувствовалось отчаяние. И это устраивало Чэннинга.

– Возможно, ее не надо спасать. Вероятно, она уже почувствовала, что запахло жареным, и скрылась, – предположил Чэннинг с напускным безразличием.

Ему нельзя было выдавать себя. Но это было чертовски трудно. Алина снова попала в беду, но на этот раз он мог защитить ее. Едва ли кто-нибудь захочет с ним связываться. Однако его гнев может лишь навредить Алине. Необходимо соблюдать осторожность и не раскрывать тайну их отношений.

– Вы оказали бы мне огромную услугу, если бы выяснили это. – Леди Эверт многозначительно взглянула на него. Другими словами, если бы Чэннинг незаметно увел злосчастную графиню из ее дома, она была бы ему благодарна.