Поначалу мне казалось, что мое присутствие раздражает и мать и бабушку, но уже через несколько дней мне стало ясно, что они ждут моего возвращения с работы. Я делилась с ними своими новостями, рассказывала смешные случаи, пыталась расшевелить их, внести живую струю в затхлую атмосферу моего родного дома.

К концу недели вернулся из командировки Максим; мне показалось, что он слегка осунулся и побледнел. В первый день я его почти не видела. Забрав целую пачку документов, он уехал на доклад к начальству. Второй день прошел для него не менее хлопотно, появился он только после обеда, сразу прошел в свой кабинет и занялся разбором накопившихся документов и неподписанных лицензий.

Когда я вошла к нему в кабинет с чашкой горячего чая в руках, Максим даже не поднял головы.

-- Будь добра, положи вон туда, я потом посмотрю, а то все перемешается.

Максим слегка махнул рукой в сторону единственного свободного угла на его столе, буквально заваленном документами. Господи, да у него даже руки похудели. Мила вернется из отпуска и убьет меня за то, что не следила и не берегла нашего начальника. Даже глаз на меня не поднял, вон как заработался. Ну что же, придется наводить порядок в безалаберном образе жизни нашего трудолюбивого шефа. Я наклонилась над столом и решительно поставила чай прямо перед ним.

-- Так нельзя. Ты сегодня обедал?

-- Нет. Не было времени.

-- Понятно.

-- Что?

-- Я сейчас принесу тебе бутерброды.

-- Спасибо.

-- Не за что. Благодари Милу, это она просила меня не забывать поить тебя чаем.

Пока я старательно резала хлеб и намазывала масло, Максим со своей чашкой переместился ко мне в комнату и уселся за стол Людмилы. Сразу стало понятно, что быстро избавиться от него не удастся. Поставив перед голодным начальником тарелку с бутербродами, я вернулась к своим прямым обязанностям.

-- Как? Разве ты не составишь мне компанию? Ты сама обедала сегодня?

-- Обедала. Вернее, буду обедать вечером дома.

-- Так я тебе и поверил. Неужели ты готовишь для себя одной? Тем более, что тебя вчера не было дома. Я звонил тебе вчера поздно вечером.

-- Проверял, дома ли я?

-- Нет, просто хотел поболтать.

-- Но я была дома и действительно ела вчера суп и буду есть его и сегодня. А суп мне готовит мама. Я вернулась домой, Максим. Больше я не живу у Людмилы.

-- Ты уверена, что поступила правильно?

-- Конечно, настало время и мне помогать другим. И я благодарна тебе, что ты дал мне понять это.

Максим поморщился, как от зубной боли.

-- Ты говоришь со мной так, будто я тебя воспитывал все это время.

-- А разве не так? Ты многому научил меня, помог встать на ноги и окончить институт. Я тебе очень благодарна. -- Что это значит?

-- Как что? Максим Николаевич, вы слышите меня? У меня складывается впечатление, что мы говорим на разных языках.

-- Саша, скажи мне прямо. Ты хочешь уволиться?

-- А что, я уже должна сделать это?

-- Саша! Я говорю совершенно серьезно.

-- И я!

Максим обхватил голову руками и закачался на стуле.

-- Совершенно ненормальный день, целый день сплошная беготня. Сел чаю попить, а тут ты еще ребусы задаешь. Тебе, что, совсем невмоготу стало здесь работать?

-- Да нет же! Это ты говоришь невесть что.

-- Так, уже легче.

-- Ну, почему, скажи на милость, ты вечно понимаешь все не так? Я что, говорю на непонятном тебе языке? Меня другие понимают. Почему ты всегда ко мне придираешься? Я же только хотела тебя напоить чаем, как это просила Мила. Кому-то надо о тебе заботиться. Я хотела только сделать, как лучше. А ты вместе с чашкой чая начинаешь требовать от меня заявление об уходе.

-- Саня, Саня, я не хотел тебя обидеть. Не надо плакать.

-- Да, я и не плачу вовсе.

Он протянул мне свой чистый белый платок с тоненькой голубой полоской.

-- Хорошо-хорошо, не плачешь, только у тебя слезы текут.

-- Ты надо мной издеваешься все время.

-- Что ты! Нет, конечно. Я только тебе слезы вытру.

И он вытер мне слезы, как маленькой, и нос помог вытереть, а потом осторожно гладил по голове, перебирая пальцами мои отросшие волосы. Сколько мы так просидели, я не помню. Мы оба вздрогнули от стука распахнувшейся двери. В комнату вошла Ирочка, неся в руках пачку новых лицензий на подпись. Максим вскочил и загородил меня собой от любопытных глаз.

-- Ой, Саша, что с тобой?

-- Александре Алексеевне что-то попало в глаз. С трудом соринку вытащили, собирались уже к врачу ехать.

-- А-а, тебе нужно лицо помыть холодной водой. Сразу станет легче. Мне потом занести документы? Вы сейчас заняты?

-- Я посмотрю их сейчас.

Ирочка многозначительно на меня посмотрела и, громко цокая каблучками, прошла в кабинет начальника. Максим погладил меня по плечу и пошел к себе.

Что же со мной такое происходит? Слезы непонятно почему льются, и совершенно не ко времени. Начальник, тоже хорош, задает глупые вопросы, да, конечно, именно из-за этого я и заплакала. Стало так обидно. И что они так долго с этой Ириной в кабинете сидят? Ишь, как она перед ним фасонила! Вот возьму и тоже куплю себе туфли на высоченных шпильках. Сумасшествие какое-то! Какая глупость мне в голову лезет! Зачем мне шпильки? Я на них и ходить-то не умею...

У меня на столе тихо замурлыкал телефон. Когда я писала диплом, то иногда просматривала записи на работе, вот и уменьшила звук до минимума, чтобы каждый раз не вздрагивать от звонков.

-- Алло, вас слушают.

-- Добрый день! Александра, тебе свежий теплый привет от Людмилы.

-- Николай, это ты?

-- Я, я. Мила просила передать, что пошли огурцы.

-- Куда пошли?

-- Ты все смеешься, а Мила не знает, что с ними делать. Приезжай в субботу.

-- Огородница она наша, говорили ей, чтобы не сеяла семена в таких количествах.

-- Максим из командировки уже вернулся?

-- Да.

-- Так захвати его с собой.

-- Как это я его захвачу? Он, что, зонтик, что ли?

-- Ты чего ворчишь? Опять поссорились?

-- Как я могу поссориться со своим начальником? У меня с ним исключительно деловые отношения.

-- Понятно. Он там далеко?

-- У него посетитель.

-- Очень занят? Тогда я ему позвоню домой вечером. Миле что мне передать? Когда ты приедешь?

-- Скажи, в субботу... Электричка в десять, около одиннадцати буду.

-- Почему электричкой? У Максима машина сломалась?

-- Какое мне дело до его машины?

-- Саша, спокойно, ты не волнуйся, Максим тебя все равно привезет.

-- Да, я с ним не поеду!

-- Хорошо, сама приезжай, Мила ждать будет. Договорились?

-- Договорились.

Николай со мной попрощался, а я стала думать, что можно сделать с огромным количеством огурцов, выращенных на грядках неугомонной Людмилой.

Неделя прошла быстро, я оглянуться не успела, как наступила пятница. Мне еще предстояло пройтись по магазинам и закупить продукты. Весь вечер я готовила и убирала в квартире, бабушка ворчала, что ее раздражает звук пылесоса. Пылесос у нас и вправду ревет, как ракетный двигатель, он у нас старый-престарый, чуть ли не первого выпуска. В свое время отец не сумел его продать, видимо, потому, что он у нас давно вышел из моды и очень страшный на вид, но работает он вполне прилично. Вместе с мамой мы приготовили еду на выходные, чтобы ей не надо было возиться на кухне в субботу.

Глава 15

В субботу я встала слишком рано и даже успела на более раннюю электричку. Поезд был набит битком, и я с удовольствием вышла на платформу, разминая уставшие руки. До участка Милы было минут двадцать ходьбы. Люди, сошедшие вместе со мной с электрички, торопливо разбегались по улицам и переулкам дачного поселка, таща на себе тяжелую поклажу. Кое-кого встречали изголодавшиеся и соскучившиеся чада, они грузили на велосипеды поклажу измотанных родителей и шли вместе с ними домой, на ходу рассказывая о событиях, происшедших за неделю. Приятно было видеть, как ласково гладили материнские руки выгоревшие на солнце упрямые вихры сыновей, как с тревогой разглядывали они расцарапанные и обильно смазанные зеленкой коленки и какой счастливой гордостью загорались материнские глаза при виде своих подросших за неделю чад.

Вот почему бывает такая несправедливость на свете? Мила могла бы стать прекрасной матерью, мягкая по характеру, аккуратная и трудолюбивая, она бы многому смогла научить своих детей, а как бы она их любила! Вместо этого ее удел -выращивать на грядках зеленых детей и переживать за них, как за настоящих. С другой стороны, просто счастье, что она нашла себя в этом. Без кошек и своих зеленых сокровищ ей было бы очень тоскливо. Милу сейчас трудно узнать, по сравнению с той невзрачной женщиной с остановившимся взглядом, какой она была зимой. Она стала такой уверенной в себе. На днях на работе наши дамы обсуждали комплекс неполноценности у женщин. Наша неотразимая Ирочка утверждала, что уверенная в себе женщина, смотрящая на окружающих чуть свысока, привлекает взгляды мужчин к себе. Я сама была свидетельницей того, как Ирочка и ее подружка Оля ехали в метро. Мы сели в один вагон, но я со своими учебниками сразу забилась в угол, в надежде прочитать хоть несколько страниц. Рядом со мной стоял мужчина. Через некоторое время он начал толкать меня в бок и топтаться на месте. В первый момент я даже решила, что его внимание привлекла моя сумка, мне даже захотелось сказать ему, что в моем кошельке настолько пусто, словно там прошел ураган и смел все подчистую. Подняв голову, я проследила за взглядом мужчины и убедилась, что он буквально пожирает глазами нашу Ирочку, хотя Оля, стоящая рядом, по общему мнению, гораздо интереснее. Но Ирина прямо-таки излучает уверенность в своей неотразимости, а бедная Ольга словно несет печаль неудачницы. Так и хотелось крикнуть ей: "Оля! Встряхнись, посмотри вокруг -- мир прекрасен и нужно радоваться ему. Не надо смотреть на всех несчастным затравленным взглядом!"

Почему я вспомнила об этом? Просто подумала, как изменилась за последнее время Мила. Насколько привлекательной она стала! Все-таки большой дурак был ее муж, если оставил ее. И почему он считал ее некрасивой? Язык не повернется так назвать ее, когда она рассказывает о чем-то интересном. Как можно было не рассмотреть ее очарование и обаяние? Хотя большинство мужчин слепы, как кроты. Копаются себе, копошатся, а ничего рядом не замечают. Вот и Людмилин муж такой же был, ничего дальше своего носа не видел.

-- Саша! Приехала! Вот молодец!

Мила, одетая в старые джинсы, клетчатую рубашку и резиновые сапоги, раскрыла парники.

-- Иди ко мне, я тебе покажу, как тут все выросло.

-- Подожди, только в дом уберу сумки с едой, нужно убрать продукты в холодильник, и то Барон продегустирует все, что я привезла.

-- Зачем ты притащила столько? У меня все есть, честное слово. Мы с Николаем ездили в магазин и на рынок.

-- Это мама передала, мы с ней готовили вчера котлеты. Не могла же я не взять!

-- А почему ты не захотела поехать с Максимом?

-- А откуда ты знаешь?

-- Догадалась. Он приехал вчера какой-то странный и издерганный.

-- Он здесь?

-- Ты так искренне удивляешься, что можно подумать, что ты об этом не знала.

-- И где же он сейчас?

-- Они с Николаем на рыбалку уехали рано утром. К какой-то там зорьке. Обещали быть к обеду. Может быть и рыбу привезут.

-- Ну, если они поехали на рыбалку, то, наверное, за рыбой.

-- Как я поняла, рыбалка -- это ритуал, успех которого не зависит от наличия рыбы. Они меня чуть было с собой не увезли, меня спасло только то, что ты должна была приехать.

-- Могла бы и поехать с ними.

-- А ты?

-- Ради меня не стоило лишать себя удовольствия.

-- Если ты переживаешь только из-за этого, то успокойся: я ненавижу сырость и промозглый холодный воздух. Я тебя успокоила?

Я кивнула и пошла переодеваться в дом. Найдя в комнате свои старые потрепанные джинсы, я натянула их и направилась на огород бороться с сорняками. Похоже, это становится для меня любимым занятием.

-- Как у вас с Максимом?

-- Работаем помаленьку, трудно ему без тебя, и поговорить не с кем.

-- Это не самое страшное, поговорить ему на работе есть с кем, помимо меня. Я спрашиваю, как у тебя с Максимом? Что ты на меня так смотришь?

-- Как обычно: ругаемся.

-- И не надоело?

-- А что же я, по-твоему, могу сделать, когда он ко мне все время цепляется?

-- Ничего, милые бранятся -- только тешатся.

-- Что?!! Какие еще милые?! Что ты говоришь? -- я прямо-таки задохнулась от возмущения.

-- Саша, ты что, маленькая? Неужели ты не понимаешь, что он к тебе неравнодушен?

-- Как это?

-- Он же глаз с бея не сводит.