Сергей и Юра изобразили на лицах многозначительную загадочность.

— Колитесь! — пригрозила я. — Иначе не пойду к Алисе очки втирать!

— Дорогая сестра Тамара! — Юра был сама серьезность. — Я всегда был против инцеста. Но если твоему мужу требуются курсы повышения квалификации…

И в тот же момент получил от Сережи не больно, но ощутимо в ухо. С удовольствием ответил прямым в челюсть. Они сцепились и упали на пол. Боролись и валтузили друг друга, как…

— Мальчишки! — сказала я. — По вам средняя школа плачет!

И пошла готовить ужин.

С заведующей ЗАГСом я легко договорилась, предложив сшить в короткие сроки платье, аналогичное тому, в котором последний раз появлялась на людях Людмила Зыкина.

И к Алисе пришла не с пустыми руками:

— Вот твоя блузка. Можешь найти дырочку от сигареты? Нет! У нас девочка художественной штопальщицей работает — высший класс! Блузка словно новенькая.

— Отлично! — сказала Алиса, похвалив, естественно, блузку, а не штопальщицу.

Посчитав разминку законченной, я перешла к делу:

— Брат купил путевки на теплоход для себя и Веры. Оказывается, твоя сестра ни разу не была в отпуске?

— Почему не была? — возразила Алиса. — Верочка каждый год с Вадиком в деревне отдыхает.

— Это — не отдых. А чтобы одной на курорте или с любимым человеком? Да и любимого человека у нее не было.

— Вы так говорите! — укоризненно сморщилась Алиса. — Будто я своей сестре добра не желаю!

— Значит, договорились! — я поднялась, будто разговор согласием окончился.

— Погодите! — Алиса тоже вскочила. — А как же Вадик?

— Ты что же? За своим сыном две недели не присмотришь?

— Да! Но! Но у меня сейчас ответственный период, готовлю сборник стихов.

«Не протухнут твои стихи, — подумала я, — потому что и свежими никогда не были!» А вслух пообещала:

— Я тебе помогу.

Веру уговорили на тайный брак, в три глотки беззастенчиво обманывая, что с разными фамилиями, не мужа и жену, их поселят в разных каютах.

— Повод для замужества очень весомый! — отшучивалась Вера.

На самом деле все понимали, что она боится совершить поступок, который ранит сестру, хотя темы Алисы не касались. Если бы мне кто-нибудь сказал, что в служение сестре можно уйти как в монастырский постриг, я бы никогда не поверила. Но наша Вера! Таких поискать!

— Верочка? — тоном доброго доктора спросил Сергей. — А Юрка перед тобой на коленях стоял? Нет? Роковая ошибка! Он неопытный, первый раз женится. Да и проблемами памяти страдает, особенно когда бреется. Сердце тебе, наверное, предложил, а руку забыл. На колени! — гаркнул Сергей и ткнул пальцем в Юру.

Юра бухнулся на колени перед Верой:

— Предлагаю свою мужественную руку и трепетное сердце. От тебя прошу… Чего, собственно, просят? Серега, а? Тамара?

— Согласия, — подсказала я.

— Согласия обменяться частями тела, — хмыкнул Сергей.

— Юра, перестань! — смутилась Вера. — Встань сейчас же!

— Ты моих родственников, — тихо спросил ее Юра, — хорошо изучила? Сейчас они тоже станут перед тобой на колени!

Он выразительно посмотрел на нас, и мы с готовностью кивнули. Отчасти это была игра, представление. У нас первое апреля двадцать раз в году.

Но Вере было не до шуток, она испугалась и дала согласие. Потом испугалась еще больше и взяла слово с Юры, что в их жизни ничего не изменится. Юра на чистом глазу соврал: все будет по-старому.

Но не такой он дурак, чтобы брать в жены чью-то поденщицу!

— Алисоньке не стоит говорить о свадьбе, — предложила я, — пусть будет для нее сюрпризом!

Муж хмыкнул, сдерживая смех. Его развеселили мое притворство, хлопанье глазами и умилительное «Алисонька». Они с Юрой, конечно, — артисты! Народные! А я — драмкружок!

Процедура бракосочетания не была праздничной или торжественной. Сергей поглядывал на часы: скоро поезд, надо успеть хотя бы в вокзальном буфете шампанского выпить. Пока молодые расписывались, заведующая ЗАГСом жаловалась мне, что зеленое платье жмет подмышками.

— Укоротим! — пообещал ей Сергей, забирая свидетельство о браке.

Юра крякнул и с обворожительной улыбкой отпустил комплимент заведующей:

— В зеленом с ног до головы вы будете неописуемы!


Я решила не откладывать дело в долгий ящик. Проводили молодоженов, заехали домой за чемоданом и отправились к Алисе.

— В квартиру подниматься не буду! — решительно отказался Сергей. — Здесь, во дворе на лавочке подожду. Ты там концерт устроишь.

Два скандальных сопрано мой изнеженный слух не выдержит.

Когда Алиса открыла дверь, я без вступлений и разминок сообщила:

— Пришла за Вериным приданым. Она к мужу переселяется.

— К какому еще мужу? Что за глупости! — передернулась Алиса.

— К законному! Они с моим братом сегодня оформили отношения. В данный момент отбыли в свадебное путешествие. Пьют шампанское в поезде. Специально им бутылку дала и два фужера.

Алиса нервно погасила окурок в пепельнице и тут же прикурила новую сигарету, заявила, что не верит, будто сестра могла с ней так поступить.

— Как «так»? — переспросила я. — «Так», будто у нее есть собственная жизнь и судьба? «Так», как живут все нормальные женщины? Поэтессы не в счет, конечно. Дымишь, точно паровоз, — брезгливо разогнала дым перед собой. — Не квартира, а тамбур электрички. А здесь ребенок!

— Не трогайте моего сына! Кто вам дал право распоряжаться? Как смеете вмешиваться в нашу жизнь!

И так далее — ария разъяренной собственницы. Сергей был прав про концерт! И голос у Алиски визгливый, как у кошки, дверью прищемленной. Почему-то мне обе сестры кошек напоминали, только кошек очень разных. Старшая — ласковую, теплую. Младшая — драную, истеричную.

Алиса затихла на минуту, и тут я выступила со своей арией. Все ей выложила, что накипело! И про эгоистку, и про вампиршу, и про захребетницу и рабовладелицу. Сиротка! А Вера не сиротка? Крепостная крестьянка? Приятно на ее горбу по жизни кататься? И про стишки тоже упомянула. Сказала, что Алисе до Некрасова, как до Луны.

Перетрудив голосовые связки, мы обе охрипли.

— Что вам от меня нужно? — просипела Алиса.

— Верины вещи, — прокашлявшись, ответила я.

Алиса подлетела к шкафам, стала белье оттуда вытаскивать и бросать:

— Берите, все забирайте!

— Приданое не богатое, — констатировала я, складывая вещи в чемодан. — Пятнадцать лет Вера на производстве, и на порядочный костюм не заработала. Бельишко убогое, застиранное. Ничего, ей муж новое купит. Обстановку, утварь, хрусталь и посуду тебе оставляем. Пользуйся и помни нашу доброту.

— Вы… вы! — задохнулась от возмущения Алиса. — Мародерка!

— От каракатицы слышу!

Я закрыла чемодан, другой так и остался пустым.

— Первое отделение концерта по заявкам окончено. Второе отделение, главное. Вадика забираю?

Алисино лицо задергалось от противоречивых чувств. Она очень хотела отдать ребенка! Даже человеку, с которым минуту назад ссорилась в пух и прах! И мне стало страшно: до какой низости может дойти человек!

— Вот что тебе скажу, — быстро заговорила я. — Мальчик твой не в обузу, с моими детьми Вадик хорошо ладит. Только негоже матери швырять ребенка по чужим людям. Он ведь не собачка! Не котенок, хоть и от драной кошки. Он все видит, понимает. Что тетя Вера его больше, чем мама, любит, что мама тяготится им и хочет сплавить.

— Я безумно люблю своего сына! — патетически, обращаясь к люстре, изрекла Алиса. — Вам не понять, низкие существа! И причем здесь кошки? Абсурд!

Пусть мы — самодеятельный театр, но дурачимся от души и не скрываем, что дурачимся. Алиска же — дурной, насквозь фальшивый театр. Лицедейка!

— Забираю Вадика? — повторила я вопрос, вдруг почувствовав навалившуюся усталость.

Тяжело и утомительно, оказывается, тратить душевную энергию на черствых эгоистов.

— Вон! Прочь из моего дома! — Алиса картинно показала на дверь.

— Первый достойный поступок в твоей жизни, — сказала я и вышла из квартиры.


Вернувшись из свадебного путешествия, Вера оказалась меж двух огней. Какие ей сестричка истерики закатывала, можно было только догадываться. Но и Юра был не промах. С помощью секретного оружия или здравой логики — вышла замуж, так живи с мужем, свивай гнездо — он Веру привязал. Племянника они к себе забрали. Вера часто к Алисе наведывалась — убрать в доме, еды приготовить. Сама беременная, зеленая, а на другой конец города тащится Алисе белье стирать. У нас просто руки опускались от такой идиотской самоотверженности. И ругать Веру было нельзя. Вы ругали когда-нибудь добрую нежную кошку? Бесполезно, и стыдно за себя становится.

Мы с мамой сдались. Наступили себе на горло. Ездили к Алиске порядок наводить, стирать, гладить — обслуживать драную поэтессу. Только бы Вере передышку дать. Будущее представлялось нам кошмарным. До старости за Алисой грязь подтирать?

Провидение над нами смилостивилось. Алиса квартиру продала, подалась в столицу и сгинула. За три года — ни письма, ни звонка, ни подарка ребенку. И славно! Так бы и дальше не слышать о булыжнике, покрытом шоколадом.

Вера девочку родила, племянника воспитывает. Славный мальчик, не в мать пошел, в тетю.

Жизнь после смерти

Долгое время я была убеждена, что есть опыт, которым не нужно делиться. Вернее, панически не хотела, например, знать, что переживает мать, потерявшая ребенка, или человек, приговоренный к смерти. Следует только молиться, чтобы подобного с тобой и близкими не случилось. Да и слов, я думала, чтобы описать подобный опыт, не существует. Теперь нашлись. Доченька моя, храни ее Господь, жива и здорова. К смерти готовилась я сама.

Мне было тридцать два года. Прекрасная семья, интересная работа, шестилетняя дочурка. И чувствовала я себя нормально, ничего не болело и не беспокоило. В том числе и твердые шарики в груди, которые я случайно обнаружила, стоя под душем. И вот я сижу перед врачом после анализов и обследований, и он говорит, что нужно срочно делать операцию. Удалить грудь, матку и придатки. Я молода, и рак развивается стремительно, у пожилых женщин злокачественные опухоли растут медленнее, а у меня предпоследняя стадия.

Это раньше от пациентов скрывали страшный диагноз, сейчас говорят прямо. Но подбадривают: есть надежда. То есть мне оставили маленькую надежду на то, что, превратившись в уродливое бесполое существо, я проживу долго и счастливо.

Мои чувства после разговора с врачом — как раз то, чего я не пожелаю заклятому врагу, что боятся испытать нормальные люди. И через шок, агрессию отрицания, отчаяние, депрессию возвыситься до принятия своей судьбы, до удивительного духовного просветления, до религиозной благости и всепрощения дано не каждому. Я видела таких людей, одной ногой стоящих в могиле и в тоже время несущих свет жизнелюбия. Но сама к ним не принадлежу. Сознание бренности существования не учит меня ценить мгновения жизни. Не могу быть счастливой, когда голова лежит на плахе. К сожалению, очень большому сожалению! Я из тех, кому в последнюю минуту — или в омут головой, или в проклятия Создателю.

Мужу про свои анализы и обследования я ничего не рассказывала. Не хотелось вызвать у Игоря естественное отвращение к моему телу, в женских органах которого завелись мерзкие бяки.

С Игорем мы учились на одном факультете Московского энергетического института. Наши любовные отношения были похожи на сотни и тысячи подобных студенческих. Хотя началось все «романтично» — мы сшиблись лбами. Буквально и больно, в дверях аудитории: он удирал с лекции, а я на нее спешила. Я обозвала его дебилом, он меня — идиоткой. Через несколько дней на дискотеке в общежитии пригласил меня на медленный танец:

— Не откажите умственно отсталому дебилу?

— Только слюни не пускать и на ноги не наступать! — рассмеялась я.

Неделю мы с ним подшучивали друг над другом, а на вторую уже страстно целовались. Познакомились на втором курсе, на третьем — расписались. Деваться нам было решительно некуда: я жила в общежитии, у Игоря в маленькой двухкомнатной ютились родители, младшая сестра и старенькая бабушка. Ни моя мама, скромная учительница в городе Льгов Курской области, ни родители Игоря не могли нам сделать подарка вроде ежемесячного взноса за снимаемую комнату. Они — прекрасные люди и потому, наверное, не богаты и не чванливы.

Игорь устроился дворником — за комнату в полуподвале и зарплату размером в две стипендии. По утрам или поздно ночью мы мели с ним двор, сгребали снег, кололи лед. Часто нам помогали друзья — быстрее закончим и загудим в дворницкой. Это было чудесное время, как припев в хорошей песне, — долгий веселый припев без нудных куплетов. В полуподвале кроме нас с Игорем жили еще два дворника, оба — алкоголики: тетя Ира и дядя Юра. Пили они тихо и постоянно, к нашим буйным компаниям относились благосклонно. Тетя Ира пекла на всех пироги с капустой, а дядя Петя, сидя в углу, слушая наши споры о литературе, искусстве, политике, о будущем энергетики, бормотал: «Слова русские, а ни бельмеса не понимаю».