Луи Бриньон - Саракамуш

– У нас всё хорошо, господин полковник! – невозмутимо доложил Дробыш.

– Врёшь ведь, капитан! У нас не может быть «всё хорошо» после того что случилось, – со злостью бросил ему полковник Андреев.

– Проход завалили, где пожар полыхал, всё и кончилось. Крышу барака, которую взрыв повредил, уже чинят. А завал разберём через несколько дней, когда остынет и перестанет дымить. Так что мы легко отделались, господин полковник.

Грохот, – вспомнил полковник Андреев. Вот что это было?!

– Молодцы, что проход завалили. Всех героев награжу! – полковник сразу повеселел и начал улыбаться как жене, так и капитану Дробышу.

– Герой-то у нас один, – ответил на это капитан Дробыш. – Тот, что и вас спас. Он и обвалил проход. И ещё двоих каторжников вынес на себе.

– Как зовут?

– Саракамуш!

– Саракамуш? – полковник Андреев задумался. – Это не тот ли каторжник, который потерялся, а потом нашёлся?

– Тот самый! – подтвердил капитан Дробыш.

– Приведи-ка его ко мне!

Как только капитан Дробыш ушёл, полковник Андреев поцеловал руку жены и сразу же услышал в ответ взволнованный голос:

– Я так испугалась за тебя, Петруша. По дороге бежала и плакала, думала, потеряла тебя.

Полковник Андреев снова поцеловал руку жены и как мог успокаивающе ответил:

– Так и случилось бы, Катенька. Так и было бы, не подоспей мне на выручку этот самый Саракамуш. Я уже и чувствовал, как заживо гореть начинаю. Накрыло меня взрывом. Дышать не мог. Потом смотрю руки чьи-то. Разгрёб он всё и меня из под завала вытащил. А потом на плечо положил и вынес из тоннеля. И знаешь, что удивительно? Каторжники рады только нашим несчастьям, а уж о помощи речи вообще не идёт. И понять их можно. Ведь мы не даём им спуску, оттого и злы на нас. А этот, этот повёл себя как боевой товарищ. И хуже всего то, что я у него теперь в неоплатном долгу.

Барак для заключенных бурно обсуждал сегодняшний пожар. Слева от входной двери, вдоль стены, тянулся длинный ряд деревянных нар. На противоположной стене висели скудные предметы обихода. В середине стояла русская печь. Вот возле неё каторжники и спорили.

Когда Саракамуш вошёл в казарму, воцарилась полная тишина. А после каторжники начали молча укладываться на свои места. Саракамуш прошёл в самый дальний угол барака. Именно там, в углу находилось его место. Место было самым холодным, поскольку находилось дальше всех от печи, и потому считалось самым плохим в бараке.

Каторжники делали вид, будто не замечали Саракамуша, но только и делали, что украдкой подглядывали за ним. Его чудесное возвращение вызвало массу разных предположений и слухов среди каторжников. Все они сводились к одной очевидной мысли: «Не может обычный человек выжить в шахте целых два месяца без еды, воды и воздуха». А если выжил, значит, ему нечистая сила помогла. И доказательство есть – говорить перестал. Забрала, значит, нечистая сила у него речь, а взамен дала жизнь. А чтоб эту жизнь защитить – оберег дала, которую Саракамуш всегда носит на шее. Как это ни странно, многие поверили в эту историю. А те кто сомневался, сегодня получили доказательство. В огонь полез, начальника тюрьмы спас…ещё и проход завалил. Видать, с помощью нечистого сноровился шахты обваливать. Обычному смертному такое сотворить не под силу. Нет. Оттого и следили за Саракамушем столь настороженно. Ведь неизвестно чего ждать раз с нечистой силой якшается.

Саракамуш, тем временем, снял шапку и тулуп. Положив всё на нары, он в одной рубашке вышел из барака.

– Знамо дело, в ночь ушёл, – раздался чей-то испуганный голос.

Не успел завязаться очередной разговор о Саракамуше, как он вернулся с полной охапкой дров. Он уложил их рядом с печью. Потом подбросил в огонь несколько поленьев и снова вышел. Вернулся он быстро с ведром наполненным снегом.

«Ведро поставил на печь, а сам снова ушёл и вернулся с какой-то маленькой, непонятной «посудиной» в руках. «И была та посудина наполнена красной, как кровь жидкостью» – как позже рассказывали каторжники из барака Саракамуша.

Так на самом деле и было. Вода в ведре к тому времени нагрелась. Саракамуш помог подняться с нар одному из каторжников, которого буквально сотрясала дрожь. Это был совершенно седой человек лет семидесяти. Саракамуш усадил его рядом с печью, спиной к поленьям, потом снял с печи ведро с горячей водой и вылил в него содержимое той самой «посудины». После этого он стал обтирать лицо и руки старика тряпкой вымоченной в ведре.

За этим занятием его и застал Дробыш явившийся за Саракамушем в сопровождение двух офицеров охраны. Он сразу заинтересовался действиями Саракамуша и спросил, что он делает. В ответ Саракамуш показал на лоб человека, которому он помогал.

– Температура? – догадался Дробыш.

Саракамуш кивнул.

– А тебе то, что от этого? – удивился Дробыш. – Подумаешь температура. Поболеет и перестанет.

Саракамуш отрицательно покачал головой и продолжил ухаживать за стариком.

– Ладно. Пошли. Тебя начальник тюрьмы хочет видеть.

Дробыш подождал пока Саракамуш оденется, а потом увёл его с собой.

Полковник Андреев очень долго рассматривал худощавого бледного парня с неподвижным взглядом, но так и не смог понять, как тому удалось вытащить его из под завала и унести. В нём не было и намёка на ту силу и храбрость, которую он проявил во время пожара. По крайней мере, внешне.

– И чем я могу тебя отблагодарить? – спросил полковник Андреев.

В ответ, Саракамуш отрицательно покачал головой.

– Тебе не нужна награда? – удивился полковник Андреев.

Последовал кивок.

– Ты можешь просить всего что захочешь?

Снова отрицательный ответ.

– Хорошо. Отведите его обратно! – приказал полковник Андреев солдатам охраны. Солдаты сразу же вывели Саракамуша.

Полковник Андреев посмотрел на жену, а потом перевёл взгляд на капитана Дробыша. Оба выглядели донельзя удивлёнными.

– А разве непонятно? – полковник Андреев невесело усмехнулся. – Саракамуш не в себе. Видать умом тронулся когда в шахте сидел. Кто такое выдержит? Считай в гробу лежал. Каторжник не может отказаться от награды. Такое попросту невозможно. Бедняга.

– Но во время пожара он действовал умело, – рискнул заметить капитан Дробыш, – я бы даже сказал, что он лучше всех нас понимал, как и что надо делать.

– Это лишь подтверждает моё предположение и объясняет его поведение. Он действовал инстинктивно. Если б он мог думать, он бы в огонь не полез.

– Ты же полез, Петруша! – с укором заметила жена Андреева, Катя.

– Я, другое дело, – как мог выразительно ответил на это полковник Андреев. – У меня есть ответственность за эту тюрьму и за всё, что здесь находится. А ему, какая польза, если он даже награду отказывается принимать?

Доводы полковника Андреева, несомненно, произвели впечатление и на Катю и на капитана Дробыша.

– И что будем делать? – капитан Дробыш устремил вопросительный взгляд на полковника Андреева. Тот пожал плечами.

– А что нам остаётся? Такой поступок невозможно оставить без внимания. Да и всем иным каторжникам пример. Наградить надобно. Только вот как? Подумаю и скажу.

Когда Саракамуш вернулся в барак, старика всё ещё трясло. Он сразу накрыл его своим тулупом и примостился неподалеку. Время от времени он открывал задвижку и подбрасывал дров в печь. И каждый раз в отблесках пламени появлялось бледное лицо с неподвижным взглядом и два медных кольца на шее.

Саракамуш просидел рядом со стариком всю ночь. Всё это время он ухаживал за ним. Обтирал руки, лицо и грудь. Ближе к утру температура начала спадать. И тогда же раздался хриплый шёпот старика:

– Будешь в Тифлисе, поезжай в «Белый ключ». Там живёт мой сын Ваан с женой Ареват. Скажи, от Андраника Пахлавуни. Они отблагодарят тебя за все, что ты для меня сделал.

Саракамуш никак не отреагировал на эти слова, потому что знал кто этот человек.

Спустя неделю после пожара, священник отец справил благодарственную молитву «во спасение от несчастия». На молитве присутствовали почти все каторжники. И когда иные обратились к священнику по поводу Саракамуша, намекая на его связь с нечистым, отец Матвей только головой покачал:

– Иль ослепли все? Иль не видите как печётся об вас не щадя собственной жизни? Такой человек от Бога и во благо всем нам послан!

С тех слов священника, отношение к Саракамашу резко изменилось. Его больше никто не сторонился. Наоборот. Все старались быть ближе к нему. Он помогал другим каторжникам, порой, не заботясь о своей собственной жизни. Он брал на себя самую тяжёлую работу и первым шёл туда, где поджидала опасность. Он везде и во всём был впереди всех. С каждым днём имя «Саракамуш» звучало всё громче и громче. Он становился тем, за которым шли и кого слушали по лёгкому движению головы.

Прошло ещё несколько месяцев. В последних числах июня на рудник прибыла очередная партия каторжников. Все буквально изнывали от жажды. Солнце пекло совсем не по-весеннему. Каторжников стали выстраивать в один длинный ряд. Все мольбы дать воды оставались без ответа. Солдаты охраны прикладами отгоняли заключённых от воды. В этот момент невесть откуда появился бородатый мужчина с длинными светлыми волосами. Он был бос и обнажён до пояса. От пят ноги и до самой шеи тело было словно налито мускулами. При каждом шаге мускулы двигались, да так, что порой перекрывали даже шрамы. А шрамов на теле имелось множество. И среди них особо выделялась буква «С».

Мужчина нёс в руках ведро воды. Не обращая ни малейшего внимания на охрану, он подошёл к заключённым и подставил ведро. Они стали пить захлёбываясь и отталкивая друг друга от ведра. Один из солдат охраны стеганул его плетью и закричал, чтобы тот убирался прочь. На плече появилась кровавая полоса, но мужчина даже не отреагировал. Он просто передвинулся дальше, чтобы дать воды другим заключённым. Солдат снова замахнулся плетью, но его остановил крик одного из солдат охраняющий рудник.

– Не бей. Это Саракамуш!

Плеть опустилась. Тот самый солдат ударивший плетью с любопытством уставился на человека с ведром. Было заметно, что и вновь прибывшим каторжникам знакомо это имя. Они с уважением посматривали в сторону человека с ведром и тихо говорили друг другу.

– Это Саракамуш! Саракамуш!

Ведро быстро опустело. Саракамуш повернулся и пошёл к колодцу. И словно заранее сговорившись, заключённые начали выстраиваться по одному и пошли следом за ним. Солдаты охраны и слова не проронили при виде такой организованности. Они только качали головой. Тут кричишь до хрипоты, угрожаешь оружием и то без толку. А этот ни слова не говоря, восстановил порядок.

Саракамуш зачерпнул из колодца воду. Вытащив ведро, он поставил его на край колодца и опустил в него деревянный ковш. Заключённые подходили по одному, черпали ковшом воду из ведра, утоляли жажду и возвращались обратно, выстраиваясь в один ровный ряд. Когда вода в ведре заканчивалась, Саракамуш снова черпал воду из колодца. Так продолжалось до той поры пока все не напились.

Эту сцену с любопытством наблюдали два офицера. Один был в ранге поручика, другой в ранге штабс-капитана.

– Каторжники его слушаются. Он бы нам очень пригодился, – заметил поручик.

Штабс-капитан кивнул головой, соглашаясь со своим спутником, а затем подозвал к себе того солдата охраны, который назвал имя «Саракамуш» тем самым остановив его избиение. Солдат побежал и сразу козырнул.

– Кто этот человек? – штабс-капитан указал на человека возле колодца.

– Саракамуш, ваше благородие! – чётко ответил солдат.

– На какой срок его осудили?

– Пожизненно, ваше благородие!

– Спасибо. Можешь идти.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Солдат побежал обратно на свой пост, а офицеры одновременно повернулись и зашагали в сторону маленького здания, в котором располагалось управление тюрьмой. Солдаты охраны беспрепятственно пропустили офицеров внутрь здания. Минутой позже офицеры вошли в кабинет начальника тюрьмы. Полковник Андреев встретил их появление изумлённым взглядом.

– У нас приказ собрать четыреста человек из числа осуждённых пожизненно! – коротко сообщил штабс-капитан, чётко, по-военному приветствуя Андреева.

Полковник Андреев вскочил с места и забегал вдоль своего стола. Потом остановился и приложил руку ребром к горлу.

– Вы меня без ножа режете, господа. На шахте вообще некому работать, а они четыреста человек?!

– И в первую очередь нам нужен человек по имени Саракамуш, – не обращая внимания на его слова, продолжил штабс-капитан.

– Ни за что на свете, – закричал полковник Андреев, – берите кого хотите. Берите четыреста пятьдесят человек. Берите пятьсот. Но его не отдам. Хоть убейте, всё равно не отдам.

– Боюсь, господин полковник, у вас нет выбора. У меня высочайший приказ, обязывающий вас беспрекословно выполнять все мои требования.