Энн Кэрберри - Сбежавшая невеста

«Господи! Когда Елена, наконец, сказала мне, я и не подумал бросить вызов Виценте. Но ведь она никогда не говорила, что ее увезли насильно. Я всегда считал, что она пошла к Виценте потому, что сама хотела этого.

А если бы сказала, — мрачно спросил он себя, — поверил бы я ей? Скорее всего, нет. — Боль слишком глубоко врезалась в душу, чтобы трезво рассуждать».

— А знаешь ли ты, что самое смешное в этой истории? — Трескучий голос Анны врезался в его мозг. Старуха придвинула свое лицо так близко к нему, что Патрик чувствовал ее дыхание. Ее черные глаза впивались в него, пока ему не захотелось закричать и убежать вон из этой комнаты. Но он не мог уйти. Только не сейчас.

— Единственная вещь, которая беспокоила ее всю эту неделю с Виценте? Миссис Даффи боялась, что ты оставишь ее и заберешь Джульетту, — Анна поджала губы, — Елена и представить не могла, что ты отвернешься и от своего ребенка!

Даффи порывисто дышал. «Елена не предавала его. Ее использовали, унижали, а когда она вернулась к своему мужу, то была отвергнута. Господи, — застонал он, — почему я не доверял ей? Как мог позволить себе думать, что наша любовь была ложью?

Конечно, Джульетта была его ребенком. Девочке было шесть лет, когда умерла ее мать. До того дня, за год до смерти Елены, до той недели с Виценте во время его поездки, они никогда не разлучались».

И сразу же воспоминания, которые долгое время спали в его сердце, снова воскресли. Образ смеющейся Елены, ее слова, ее улыбка наполнили его ум и сердце; он почти слышал ее голос.

Возможно ли забыть это? Патрик вспомнил последнюю просьбу Елены: сделать Джульетту счастливой. Он не мог этого сделать. Из-за своих сомнений. Из-за своей глупости. Из-за своей уязвленной гордости.

Господи, сможет ли он простить себе это?

Воспоминания резко оборвались. Патрик Даффи снова был в кабинете на ранчо и стоял слишком близко к женщине, которая казалась ему исчадием ада. Донья Анна продала собственного ребенка Виценте. Даже зная, какая она дрянь, можно ли поверить в то, что женщина способна сделать такое?

— Как ты могла? — спросил Патрик, не заботясь о том, чтобы скрыть отвращение, — как ты могла доверить своего ребенка Виценте?

Донья Сантос резко выпрямилась, мерзкая улыбка исчезла с ее лица.

— Елена была не моей дочерью, а ребенком Рикардо и крестьянской шлюхи. Он настоял на том, чтобы эта девчонка воспитывалась в нашей семье. — Снова поймав его взгляд, Анна нанесла последний удар: — Мне доставляло огромное удовольствие видеть, как дон Виценто использовал ее, а ты потом оттолкнул.

Мозг Патрика старался осмыслить то, что он только что услышал. Он чувствовал, что задыхается, что ему нужно выбраться из этого дома, где воздух, наполненный злом, хег его легкие.

Донья Анна указала глазами на пустое место над камином:

— Когда Рикардо умер, я сожгла его портрет здесь, в этом камине, — тихо говорила она скорее для себя, чем для него. — Как он посмел взять к себе в постель крестьянку, когда у него была я? Его жена?

Несмотря на боль последних нескольких минут Патрик почувствовал облегчение. Он не мог попросить у нее прощения, но надеялся, что Елена все-таки узнает, как он сожалеет, что не был таким мужем, которого она заслуживала. Если бы у него была возможность все исправить!

Но единственное, что ему оставалось сейчас, была его дочь, Джульетта. И Даффи молил Бога, чтобы было еще не слишком поздно.

— Она была крестьянка! Шлюха! — Кричала Анна срывающимся голосом.

Патрик посмотрел на нее, и в первый раз в жизни ему захотелось убить женщину.

— Может быть, она дала ему любовь. И тепло рук, на которых можно отдохнуть, и немного доброты.

Анна обернулась и свирепо посмотрела на него.

— Что ты дала кому-нибудь, Анна?

— А ты, гринго? Ты разве лучше?

— Наверное, нет, — грустно ответил он, надвигая поля шляпы на глаза. — Но я, по крайней мере, сознаю, что я наделал.

Он повернулся к ней спиной, собираясь уйти, но не сделал и шага, как ее голос остановил его:

— Последняя шутка, а, гринго? Джульетта — не ублюдок, как была Елена. — Патрик печально посмотрел на нее. Усталая полуулыбка показалась у него на губах.

— Это еще не последняя шутка, Анна. Последняя еще впереди.

— Что ты имеешь в виду?

— После того горя, которое ты причинила всем нам, становится странно, что кто-то, в конце концов, проучит тебя.

— Кто? — Признаки смущения исчезли с ее лица, когда она вспомнила. — Ты имеешь в виду эту гринго из Англии? Она ничто!

— Зря ты так думаешь, Анна. Твое время, наконец, наступит.

— Вы ничего не сможете доказать, ты слышишь меня?

Патрик начал удаляться.

— Я донья Анна Сантос!

Он, не оглядываясь шагнул в коридор. Покидая дом, Патрик слышал злобные крики и почти улыбался.

Пенелопа бездельничала за завтраком. Она маленькими глотками пила вторую чашку кофе и рассматривала в зеркале свой костюм для верховой езды.

Мисс Баттерворт совсем не жаждала снова сесть на лошадь, но, ради того, чтобы сразиться с доньей Анной, готова даже ползти через пустыню. Пенелопа снова нетерпеливо проверила свои точные часы — в третий раз за последние полчаса.

«О, Господи, — подумала она, — где Патрик? Хотелось бы увидеть его до того, как отправиться на ранчо Сантос. Вчера вечером он выглядел так странно: едва проронил и слово за весь вечер, даже отказался сказать, где был».

Слегка нахмурившись, Пенелопа напомнила себе, что это, вобщем-то, не ее дело, где Патрик Даффи проводит свое время. «Тогда зачем, — хитро спросил ее внутренний голос, — тратить столько времени, думая о нем?».

Женщина подскочила от неожиданности, когда дверь в столовой со стуком распахнулась. На пороге стоял Патрик.

Она едва не онемела от изумления, такой странный у него был вид: на нем была вчерашняя одежда, только сейчас она была в ужасном беспорядке и вся измята; волосы взъерошены, щеки покрыты темной щетиной, глаза красные.

Мисс Баттерворт поджала губы и решив, что, очевидно, он опять всю ночь пил. Слабая волна разочарования охватила ее.

— Доброе утро, Пенелопа, — сказал Даффи, тронув рукой небритый подбородок.

Подняв брови, англичанка холодно ответила:

— Доброе утро. Я вижу, вы поздно легли. — Ее взгляд критически бродил по его лицу.

— Не мог заснуть. — Он подошел к ближайшему стулу и буквально упал на него. Затем налил себе кофе и одним глотком его выпил.

Это было не ее дело, но она не сдержалась:

— Это оттого, что вы много пьете.

Патрик поставил чашку и положил ложку на кружевную салфетку, покрывающую стол, а подбородок — на руки.

— Вы можете не поверить, Пенелопа, но я не сделал и глотка прошлой ночью.

— Нет?

— Нет.

Более пристальный взгляд подтвердил его слова. Его глаза смотрели устало и под ними были глубокие тени, но взгляд был ясен. И даже более того, он выглядел… по-другому. Как-то моложе. Что это? Что, черт возьми, происходит?

— Прошу прощения, Патрик…

К ее удивлению, он улыбнулся.

— … Если не пил, — быстро добавила она, изменив той, а ее сердце подпрыгнуло от его улыбки.

— Но почему тогда ты выглядишь так, словно…

— Мне пришлось на многое открыть глаза. Это была очень болезненная процедура.

— Ты в порядке?

— Скоро буду. — Даффи осушил вторую чашку и снова налил полную. — После того, как позабочусь кое о чем.

— О чем?

Прошло много времени, прежде чем Патрик снова посмотрел на нее. Кивнув на аккуратный шерстяной костюм для верховой езды, он сказал:

— Ты выглядишь готовой к борьбе, Пенелопа.

Мисс Баттерворт поправила воротничок и расправила плечи. Очевидно, ее вопрос остался неуслышанным.

— Можно спросить, с кем? — Осведомился Патрик. Слегка приподняв подбородок, Пенелопа приняла вызывающий вид. Она понимала, что, скорее всего, он попытается отговорить ее ехать на ранчо Сантос. Но на этот раз она откладывать не собирается. Настало время ей и донье Анне встретиться. И ничто не помешает ей!

— С доньей Анной. — Его реакция оказалась совсем не такой, какой ожидала мисс Баттерворт.

— Я вижу. — Даффи залпом выпил кофе и держал пустую чашку между ладонями. — Ты можешь и не делать этого, но я хотел бы попросить тебя об одном одолжении.

— Одолжении?

— Да. — Патрик поставил чашку на блюдце, встал и подошел к ней. Твердо взяв за локоть, он поднял ее на ноги.

— Патрик, — прошептала Пенелопа смущенно. Это был не тот человек, к которому она начинала привыкать. Этот Патрик был слишком непредсказуемым. — В чем дело?

Его лицо было всего в дюйме от ее, и сердце Пенелопы бешено забилось. Она, как зачарованная, смотрела в его глубокие голубые глаза, когда он медленно склонился к ней. Черные волосы упали к нему на лоб, бакенбарды были помечены сединой. Она была достаточно близко, чтобы видеть, как пульсирует жилка на его шее и чувствовать тепло его дыхания на своем лице.

Еще ни один мужчина не смотрел на нее так, как смотрел сейчас Патрик Даффи. И под этим пристальным взглядом Пенелопа чувствовала непривычную нервозность, какой-то трепет внутри. Она просто не знала, как вести себя.

Он облизал сухие губы и крепче сжал ее локоть.

С большим трудом ей удалось спросить:

— Чего ты хочешь, Патрик?

Слабая улыбка тронула его губы и исчезла.

— Много чего, Пенелопа, много.

Снова появился этот трепет!

— Но сначала я бы хотел, попросить тебя не встречаться с доньей Анной пока…

Волнение исчезло. Пытаясь освободиться от его руки, Пенелопа сказала себе, что должна была догадаться о причине этой настойчивой заботы. Он надеялся вывести ее из равновесия!

— Патрик, я настаиваю, чтобы ты не вмешивался в это. Я проделала долгий путь, чтобы выполнить то, что задумала. И я не остановлюсь. Ни сейчас, ни потом!

Он поцеловал ее.

Целый поток непередаваемых чувств пронесся в душе ошеломленной Пенелопы. Сначала его теплый рот двигался мягко, затем, когда она стала отвечать, стал более властным. Каждый дюйм ее тела ожил. Она затрепетала, дыхание стало затрудненным, и ей показалось, что сердце хочет выпрыгнуть из груди. У Пенелопы подогнулись колени, она расслабленно обмякла в его руках.

Он продолжал крепко обнимать ее, легко удерживая на весу.

— Я не прошу тебя не ехать, Пенелопа. Я только прошу, чтобы ты подождала меня.

— Тебя? — Она перевела дыхание, быстро взглянула на него и попыталась сосредоточить взгляд на его лице.

— Да… Есть что-то… что я должен сделать прямо сейчас. А я не хочу, чтобы ты одна встретилась с этой старой сукой.

— А я не хочу, чтобы ты решал за меня, Патрик!

Сила вернулась к ее ногам, и мисс Баттерворт опять стояла прямо, стараясь овладеть собой.

— Юстас был моим братом, и я должна увидеть, как его убийце воздадут по заслугам.

Он улыбнулся:

— Разумеется.

Пенелопа ошалело уставилась на него. Она не ожидала, что он капитулирует.

— Я не хочу вмешиваться в то, что произойдет между вами. Я просто хочу быть рядом с тобой. — Он поднял руку и ласково коснулся ее щеки. — И позже, когда мы оба покончим с нашими делами, есть что-то еще, что я хотел бы тебе сказать.

— Видишь ли, я… — Тепло его руки на лице мешала ей ясно мыслить.

— Пожалуйста, Пенелопа, — прошептал он, — подожди меня!

— Как долго?

— Хотя бы пару часов.

Она посмотрела ему в глаза:

— Ты скажешь мне, куда собираешься пойти? И зачем?

— Нет.

— Нет?

— Не сейчас, — поправился он, — но, клянусь, я расскажу тебе все позже.

— Хорошо, Патрик. — Услыхала она свой голос. Что-то в глубине души заставило ее сделать ему это? маленькое одолжение. — Я не поеду одна. Я буду ждать.

Пожав плечами, Энрике свирепо посмотрел на нее, затем снова на дорогу.

— Это твоя вина, Джульетта, если бы ты придержала свой ядовитый язык, в этом не было бы необходимости.

Джульетта засопела и попыталась выпихнуть кляп изо рта. Но бесполезно. Энрике крепко привязал свой платок: он совсем не поддавался. Она бросила злобный взгляд ему в спину, затем подавленно упала в седло.

— «Не все ли равно? Какое это имеет теперь значение? Мик мертв. Убит этим asesino, наемным убийцей. Ее бабка отказалась видеть ее. — Джульетта вздохнула и прикрыла глаза. — Ее отец не побеспокоится о том, чтобы отыскать ее: однажды Патрик Даффи уже понял, что донья Анна выиграла. В конце концов, он нанял Бентинов сопровождать ее домой совсем не из-за любви к дочери. Просто, чтобы позлить La Patrona Анну».

Утреннее солнце поднималось над пустыней, и взгляд Джули бродил по знакомой местности. Песок, скалы, шалфей и кактусы. Сухо. Одиноко. На какой-то миг память вернула ее в горы Вайоминга. К высоким деревьям, окружавшим ранчо Бентинов; к холодному ветру и бесчисленным оттенкам зеленого, которые создавали их мир.