— Хочешь, я сам им все расскажу?

— Нет. Это моя обязанность и ответственность. Хотела бы я знать, как они это воспримут.

— А как они еще могут к этому отнестись? Они будут в восторге. — И, приложив чудовищное усилие, добавил: — Они получат живого наследника Хола.

Дженни вертела в руках влажную салфетку, от которой уже мало что осталось.

— Может быть. Но я почему-то уверена, что все будет не так просто. Они очень нравственные люди, Кейдж. Думаю, не мне тебе это говорить. Для них существует четкая грань между тем, что такое хорошо и что такое плохо. В их сознании, если можно так сказать, нет серого цвета.

— И, тем не менее, отец всю свою сознательную жизнь проповедовал христианское милосердие. Божественная благодать и Его всепрощение были темой многих его проповедей. — Кейдж ободряюще похлопал ее по руке. — Они не станут обвинять тебя, Дженни. Я уверен в этом.

Ах, как бы хотела Дженни быть так же уверенной в этом, она робко ему улыбнулась, будто бы и на самом деле так думала.

Прежде чем покинуть кафе, он заставил ее выпить шоколадного солодового напитка, убедив ее в необходимости набрать вес и укрепить силы. Они подняли бокалы за нефтяную скважину и ребенка.

— Придется теперь делить моего медвежонка с малышом, — заметила Дженни, когда они выбрались наружу, держась за руки и весело ими размахивая.

— Окажи сопротивление, — предложил Кейдж, улыбаясь ей. — Долгое время ты будешь посильнее малыша.

Он ласково и нежно смотрел на нее и наставлял с притворной строгостью:

— Поезжай домой и вздремни.

— Но я отработала только половину дня, — попыталась возразить ему Дженни.

— Зато это была чертовски тяжелая половина. Отдохни сегодня. Я позвоню вечером, проверю, как у тебя дела.

— Примерно в это время мне придется сообщить новость Саре и Бобу.

— О, они будут так же потрясены и обрадованы ребенку, как и я.

— Но это было невозможно. Ни один человек на земле, узнав эту новость, не будет столь же потрясен, как он. Господи, да он готов был лопнуть по швам от распирающего его счастья, от любви к ней, к ребенку, которого они зачали.

Хотя Кейдж вынужден был молчать о своих истинных чувствах, однако не мог удержаться от искушения обнять Дженни. Он прижал ее к себе. Она охотно упала в его объятия, и они долго стояли, тесно прижавшись друг к другу — средь бела дня, не обращая внимания на окружающих, не заботясь о пронырливых взглядах досужих сплетников.

Сердце его билось спокойно и уверенно, и она ощущала его мерные удары, положив голову ему на грудь. Кейдж стал для нее настоящей опорой, когда она практически потеряла возможность и желание жить и бороться. Ей отчаянно нужен был друг, и Кейдж не предал ее. Она обнимала его, черпая уверенность и поддержку. Дженни ощутила также и легкий привкус палящего солнца, дуновение жаркого ветра и пряный запах его лосьона после бритья. Она с наслаждением вдыхала этот изысканный и одновременно простой аромат, в котором было так много Кейджа и который неотрывно ассоциировался с ним в ее сознании.

Кейдж убаюкивал ее, замерев от наслаждения, ощущая ее соблазнительные груди, прижавшиеся к его груди. Он коснулся губами ее макушки в нежном, долгом, но почти бесплотном поцелуе. Его мучительно терзала мысль о том, что он не может отблагодарить ее за великое счастье, великое благословение иметь ребенка. Он не мог положить свои руки ей на живот и глупо и сентиментально поговорить с сокрытым в ее утробе малышом. Ему не дано было приласкать ее грудь и сообщить ей, как он жаждет увидеть своего ребенка, пьющего ее живительную влагу. И что хуже всего, несмотря на все свои чувства, несмотря на страдания и боль, он вынужден был позволить ей уйти.

Однако все-таки ему пришлось сделать это.

— Пообещай мне, что ляжешь в постель, едва доберешься до дому.

— Обещаю.

Он усадил Дженни на переднее сиденье ее машины и заставил пристегнуть ремень безопасности.

— Чтобы защитить тебя и ребенка от таких водителей, как я, — заявил Кейдж с иронией, адресатом которой был он сам.

— Спасибо за все, Кейдж.

Он смотрел ей вслед, размышляя о том, поблагодарила бы она его, если бы узнала, что именно на нем лежит ответственность за то нелегкое положение, в котором она оказалась.


Кейдж прибыл в родительский дом почти сразу после семи часов вечера.

Отослав Дженни домой, он провел весь оставшийся день на буровой. Однако, несмотря на многочисленные заботы, Кейдж не переставая думал о ней. Он беспокоился о Дженни, о ее душевном состоянии, физическом самочувствии, о ее боязни сообщить его родителям о ребенке.

Снаружи пасторский домик выглядел как обычно. Машина Дженни стояла во дворе, припаркованная поблизости автомобиля его родителей. В гостиной и на кухне горел свет. И все-таки Кейдж не мог избавиться от инстинктивного чувства, что что-то не так.

Он постучал в парадную дверь и приоткрыл ее.

— Привет, — произнес Кейдж. Не дожидаясь приглашения, он вошел внутрь и обнаружил Сару и Боба сидящими в гостиной.

— Привет, Кейдж, — хмуро ответил на его приветствие отец.

Сара ничего не сказала. Она молча накручивала носовой платок на указательный палец.

— Где Дженни?

Не в силах произнести и слова, Боб несколько раз поперхнулся и закашлялся. Когда, наконец, ему удалось издать звук, пастор был лаконичен.

Она уехала.

Гнев и страх всколыхнулись в душе у Кейджа.

— Уехала? Что ты имеешь в виду? Что значит уехала? Ее машина здесь.

Боб с силой провел по своему лицу рукой, словно пытаясь снять напряжение:

— Она решила уехать, не взяв с собой ничего, кроме одежды.

Кейдж развернулся на месте и, как в детстве, буквально взлетел вверх по лестнице. Это было вызывающим нарушением домашних правил, однако он попросту проигнорировал их, как, впрочем, и всегда.

— Дженни?

Ее не было в комнате. Он кинулся к ее гардеробу и с усилием рванул дверь. За исключением нескольких платьев, шкаф ощерился на него рядом пустых вешалок. В ящиках, которые он в безумной ярости буквально вырвал из комода, лежали ненужные и бесполезные мелочи, с неумолимой очевидностью свидетельствовавшие об ее уходе.

— Проклятье! — Он зарычал, как разъяренный лев, и стремительно сбежал вниз. — Что случилось? Что вы наделали? Что вы ей сказали? — набросился он на родителей. — Она рассказала вам о ребенке?

— Да, — ответил Боб. — Мы были смятенны, просто в ужасе.

— В ужасе? Смятенны! Вы узнали, что Дженни носит под сердцем вашего первого внука, и вашей реакцией были ужас и смятение?!

— Она заявила, что это ребенок Хола.

Если бы не его отец, а любой другой мужчина позволил себе усомниться в целомудрии и чистоте Дженни, Кейдж схватил бы его за грудки и бил бы до тех пор, пока тот не пожалел, что вообще заикнулся об этом.

Однако сейчас Кейдж лишь издал утробный яростный хрип и сделал угрожающий шаг вперед. То, что на самом деле это не был ребенок Хола, не имело в данном случае никакого значения. Дженни думала, что это так. Она была уверена, что говорит им абсолютную правду.

— А вы в этом сомневаетесь?

— Естественно, сомневаемся, — впервые за все время раскрыла рот Сара, — Хол никогда не сделал бы ничего столь… столь грешного. Особенно в ночь накануне своего отъезда в Центральную Америку, как то утверждает она.

— Возможно, это и удивит тебя, мама, но Хол был в первую очередь мужчиной, а потом уже проповедником.

— По-твоему, это значит, что…

— Это значит лишь то, что он обладал тем же строением, что и любой другой мужчина со времен Адама. Тем же оснащением. Теми же желаниями. Меня поражает лишь то, что он прождал столько времени, прежде чем затащить Дженни к себе в постель. — Хол никогда и не был в постели с Дженни, однако Кейдж в данный момент мыслил не очень-то логично.

— Кейдж, бога ради, замолчи, — зашипел Боб, вскакивая навстречу сыну. — Да как ты смеешь разговаривать с матерью подобным образом?

— Ну ладно, — продолжал Кейдж, словно разрубая воздух руками, — мне наплевать на то, что вы думаете обо мне, но как вы могли выставить Дженни на улицу в таком положении?

— Мы не выставляли ее на улицу. Она сама приняла решение уехать.

— Должно быть, вы сказали что-нибудь, что спровоцировало ее столь решительный поступок. Что это было?

— Она ожидала, что мы поверим, будто Хол мог… мог сделать это, — заявил Боб. — И мы с мамой все-таки решили, что такое могло случиться. Как ты утверждаешь, твой брат был мужчиной. Однако, если он и поступил так, значит, она соблазнила его, заставив пойти на это помимо своей воли, и он не смог устоять.

Честно говоря, Кейдж вообще не понимал, как Хол устоял перед ее чарами. Сам он бы никогда не смог этого. Никогда и ни за что. Даже если бы врата ада разверзлись перед ним.

— Что бы ни случилось, это произошло по любви. — На сей раз его слова в гораздо большей степени соответствовали истине.

— Я понимаю. Но даже если это и так, — Боб упрямо тряхнул головой, — Хол никогда бы не позволил отвлечь себя от священной миссии, никогда, если бы Дженни не совратила его. И возможно, всего лишь возможно, из-за того, что произошло, он был недостаточно собранным, или же он чувствовал себя виновным в том грехе, что он совершил, или был в разладе со своей совестью, когда оказался в Монтерико. Может быть, именно поэтому он не проявил должного внимания к своей безопасности и позволил тем самым, чтобы его схватили и расстреляли.

— Господи! — Кейдж глубоко вздохнул и прислонился спиной к стене, будто сраженный внезапным ударом. Он уставился на своих родителей, не в силах даже представить себе, как такие самовлюбленные, косные и предвзятые в своих суждениях люди могли произвести его на свет. — Вы сказали Дженни это? Вы обвинили ее в смерти Хода?

— А разве она не виновата в ней? — убежденно заявила Сара. — Моральные принципы Хола были столь тверды… Нет, она, несомненно, совратила его. Можешь себе представить, какими преданными мы теперь себя чувствуем? Мы относились к Дженни как к собственной дочери. А она так повела себя по отношению к нам… так… ужасно… иметь незаконнорожденного ребенка… Господи, да едва я только подумаю, как это все отразится на памяти Хола. Все любили и почитали его. Это разрушит его дело, разрушит все, во что он верил. — Сара поджала губы, вытянув их в тонкую белую линию, и отвернулась.

Кейдж замер в нерешительности. Они возложили на Дженни вину за смерть Хола, полагая, что она его совратила. Однако в смерти Хола был повинен только Хол, поскольку он не мог быть ни отвлечен, ни потрясен, ни охвачен сожалениями о той страстной ночи с Дженни. Кейдж мог бы снять с нее вину, рассказав им, что она была с ним, а не с Холом. Однако если они так накинулись на Дженни за связь с Холом, то, несомненно, просто закидали бы ее камнями на улице за ночь с ним.

Их отношение расстроило и потрясло его. Он же уверил Дженни, что они будут рады узнать о ребенке. Вместо этого они лишь осудили ее и отвергли самым нехристианским образом. Кейдж хотел бы обвинить их в лицемерии, но у него совсем не было времени. Да и к чему тратить силы? По его мнению, с ними уже невозможно ничего поделать. У него оставалась лишь одна цель. Найти Дженни.

— Куда она уехала?

— Мы не знаем. — Боб произнес это таким тоном, который недвусмысленно свидетельствовал о том, что это его совсем не заботило. — Она вызвала такси.

— Мне искренно жаль вас обоих, — произнес Кейдж, прежде чем выбежать из этого дома.

* * *

— Давно?

— Ну, давайте посмотрим… — Кривой палец заскользил по колонке с цифрами, озаглавленной «отправление», потом сопоставил эти данные с находящимся здесь же списком пунктов назначения. — Да, наверное, около тридцати минут назад. Он должен был отправиться в 6.30, и, насколько я помню, никаких задержек не произошло.

— Он останавливается где-нибудь?

Служащий на автобусной станции снова сверился с расписанием. Его педантичная аккуратность сводила Кейджа с ума. Неужели он ничего не может сказать, не смотря в это чертово расписание?

После разговора с владельцем единственной в городе службы такси, в результате которого он узнал о том, что Дженни была доставлена из домика священника на автобусную станцию, Кейдж с бешеной скоростью помчался сюда. Быстро осмотрев старенький и обшарпанный зал ожиданий, он удостоверился, что ее здесь нет. И лишь единственный билет был продан молодой женщине, подходящей под ее описание. Билет в Даллас в один конец.

— Нет. Не останавливается. Без остановок до Абилина[15], точно.

— По какому шоссе он поедет?

Диспетчер начал рассказывать ему, но к тому времени, когда тот закончил давать свои тщательные указания, Кейдж уже был у дверей автовокзала. Он включил двигатель ожидавшего его «корвета» и выругался, проверив бензин. Ему не удастся проехать сорок миль с полупустым баком. Кейдж свернул к ближайшей заправке, намереваясь пополнить запасы бензина настолько быстро, насколько это позволил бы ему насос.