А когда утренний свет позолотил комнату, еще долго лежала, не открывая глаз, осторожно поглаживая сплетенные с ее собственными пальцы. Ночь оказалась такой короткой…

Ощутив, как по позвонкам скользнули его губы, тихонько рассмеялась.

– М-м-м?

– Антош… мне даже пошевелиться больно, все тело ноет… И голос осип. А все равно мало… Еще хочу. Я ненормальная?

– Ага… Как и я… – он прикусил кожу на лопатке, умудряясь обнять сразу в несколько местах, будто рук было не две, а гораздо больше. Прижал вплотную, демонстрируя закаменевшее тело. Опять. – Мы оба ненормальные. Но мне это нравится.

И ей нравилось. Так сильно, что хотелось бы забыть обо всем остальном. Но такого права больше не было.

Антон сел в кровати следом за ней, опуская подбородок на плечо.

– Все хорошо?

Было хорошо. Неестественно. Непривычно. Сказочно. И хотелось, чтобы так и осталось дальше. Он ведь сможет ее понять?

– Мне нужно кое-что рассказать тебе, Антош.

Она обязательно найдет слова, чтобы поведать про маленького мальчика, который еще наверняка спит, подтянув под себя коленки и распластав ладошку под пухлой щечкой. Когда откроет глаза, на лице останется след от ручонки, такой же, как он любит рисовать на бумаге, обводя свои пальчики.

– Женя?

Повернулась к нему, встречая встревоженный взгляд и не понимая, почему глаза застилают слезы. Но слова застыли на губах, оборванные коротким, таким неожиданным звонком в дверь.

Глава 19

Этот звонок будто выбил воздух из легких. Она выдохнула, замирая в объятьях Антона, ощущая, как собирается внутри жесткий, колючий ком.

– Женя? Что случилось? Что ты хотела сказать?

– Звонят, Антош… – в испуге перевела глаза от любимого лица на дверь.

Мужчина пожал плечами.

– Я не собираюсь открывать, кто бы это ни был. Никого не звал. Никто не нужен сейчас, кроме тебя. Ну что ты?

Тронул губами виски, отчего-то ставшие влажными. Она не собиралась расстраиваться. Вроде бы не было повода, но слезы не останавливались, затуманивая глаза, щипая солью истерзанный поцелуями рот. Такое нелепое поведение, ничем не обоснованное, но где-то глубоко затаилась еще нерожденная боль, предчувствие гулких и пустых, одиноких дней, мгновений, которые она не сможет даже оплакать. Вцепилась в его ладони, переплела пальцы, пряча лицо на плече. Как бы хотелось удержать, вот так, вцепившись, забрать себе, продлить эту ночь, остатки которой таяли на глазах, проникая в комнату впервые нежеланным светом нового дня и этим оглушительным звоном в дверь.

– Женечка…

Его на самом деле мало волновала нежданная трель. За тот месяц, что прожил в этой квартире после расставания с Кристиной, у него не было гостей. И из соседей никто не заглядывал. Ни к чему. Съемное, временное жилье не стало домом, завалы на работе не оставляли времени почти ни на что. Какая разница и зачем кто-то заявился в такую рань? Гораздо важнее почти панический ужас в Женькиных глазах, для которого не находится объяснений. И ее слезы.

– Малыш…

Она зарыдала, цепляясь за шею с такой силой, что мужчина закашлялся. Лишь это слегка отрезвило, но не помогло.

– Обними меня… пожалуйста. Еще один раз…

Нырнула в тепло, ставшее таким осязаемым за прошедшую ночь. Его запах на собственной коже, как долго он сохранится? Отпечатки пальцев на руках, на бедрах, сколько времени будут согревать? И почему так холодно уже сейчас, хотя мужчина еще не разомкнул объятья?

– Открой дверь, Антош. Открой, милый… Звонят… так долго.

Плевать хотел на эту дверь, кто бы ни был там. Сейчас важнее она. Наконец-то рядом с ним. Любимая. Родная. Все остальное не имеет значения. Но почему же она плачет, ведь еще мгновенье назад смеялась и вздрагивала от его ласк.

– Женя…

Мокрое лицо в упор, соленые щеки и вымученная улыбка.

– Открой дверь.

Мотнул головой, сердясь на эту настойчивость. Ну хорошо, он выяснит, кто так настойчиво пытается влезть в их первое совместное утро, а потом обо всем поговорит с Женькой. Глупая девочка, чего же она испугалась? С ним?

Натянул брюки, не заботясь о другой одежде. Склонился к Жене, коротко коснувшись губ.

– Я сейчас вернусь.

* * *

Вот ее точно не ждал. Вообще никого не ждал, но увидеть на пороге Кристину предполагал в последнюю очередь.

– Что тебе нужно?

Девушка улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубы и идеально нанесенную помаду. Выверенное до мелочей движение, наверняка продуманное заранее. Она всегда старалась произвести впечатление. И ведь производила. Ему даже нравилось это когда-то.

– Поговорить с тобой.

– В семь утра? С каких пор ты просыпаешься в такую рань? И можно было просто позвонить.

– Это не телефонный разговор.

Вздохнул. Разумеется, если пришла в голову какая-то идея, даже желание выспаться не помешает ее осуществить.

– Нам не о чем говорить. Я уже все сказал еще месяц назад.

Она опять улыбнулась.

– А я?

– Не понял.

– Я сказала? Не хочешь послушать мою версию?

– Нет. Это не имеет значения.

– Тем не менее, придется.

Антон хмыкнул, узнавая такое характерное упрямство.

– Я не один.

Снова улыбка, уже начавшая раздражать.

– Я заметила.

Протянула руку, коснувшись голого плеча. Мужчина только сейчас обратил внимание на красноречивые следы на коже. Прикрыл глаза, стряхивая пришедшее вслед за воспоминаниями желание. Сбросил ладонь девушки.

– Иди домой, Кристина. В разговорах нет смысла, правда. Это ничего не изменит.

Она скользнула мимо него, проходя в комнату прежде, чем успел отреагировать и удержать.

– Познакомишь с твоей … новой подругой?

И замерла, встречаясь глазами с Женей. Та уже успела встать и даже одеться, и сейчас в своем роскошном платье, с волосами, рассыпавшимися по плечам, была еще более красивой, чем вчера. Лишь странная бледность и до сих пор влажные глаза его смущали. И улыбка Кристины, внезапно ставшая шире.

– Браво, Антош. Спасибо тебе, дорогой: я просто вздохнула с облегчением. Боялась, что здесь и правда все серьезно. А ты… просто решил отдохнуть от меня.

– Что ты несешь?

– Но почему же не выбрал кого-то поприличней? Или на самом деле захотелось попробовать плебейского секса? Что, он особенный? Массажистка знает какие-то секреты? Ах да, я слышала, массаж Лингама и тому подобное… Ну и как, понравилось?

– Заткнулась! Сейчас же.

Будто плеснули в лицо кипятком. Дернулся, как от боли, увидев, что Женя побледнела еще сильней, закусив губу.

– Убирайся отсюда!

– Фу, как грубо, – Кристина опустилась в кресло. – Ты уже и манер дурных от нее набрался?

А чем сам отличался от этой распущенной куклы, когда бросал еще более жесткие слова о женщине, ставшей ближе всех? И что же должна была на самом деле чувствовать Женя, слыша их тогда? Что переживает сейчас? В потемневших глазах пеленой застыли слезы, больше не вырываясь наружу, но искрясь, как осколки льда, и царапая внутренность. Даже ему. А она… как же она терпит?

– Уходи, Кристина. Просто уйди.

Девушка покачала головой.

– Пусть лучше она уйдет. А мы поговорим.

– Она не уйдет.

Тонкие стрелочки бровей в изумлении приподнялись.

– Даже так? Антош, а ведь ей вряд ли понравится то, что я скажу.

Было непонятно, почему он до сих пор сносит это. Почему не выставил ее за дверь с самого начала. Но еще не поздно.

– Говори, что собиралась, и убирайся. Или просто убирайся, а то я сам выкину тебя.

– Не выкинешь. Ты же не станешь применять силу к беременной женщине.

Не стразу понял, что именно прозвучало, а когда осознал смысл сказанного, расхохотался.

– Сериалов пересмотрела? Кристина, это неудачная шутка.

– Я не шучу.

Глаза Жени стали прозрачными и такими огромными, что он потерялся в них. Увидел в лучистых каплях свое растерянное лицо, так не исчезнувшую улыбку их неожиданной гостьи и бездну… ее собственных чувств.

– Милая… – нащупал ладонь, и застывшая в глазах влага брызнула на лицо. Женя резко отвернулась.

– Я пойду, Антон. Вам на самом деле надо поговорить.

Но Кристина поднялась сама.

– Я почти все сказала, так что ты можешь не спешить. Еще успеешь… уйти, – повернулась к мужчине. – Так бывает, милый. Когда женщина чего-то очень сильно хочет, она найдет способ это получить. А я хочу тебя. Навсегда. Хочу штамп в паспорте и твою фамилию.

– С ума сошла? – это напоминало какой-то дешевый спектакль. – Я не собираюсь на тебе жениться.

Девушка кивнула, направляясь к двери.

– Тогда позвонишь, когда соберешься. Только не тяни очень долго, через пару месяцев уже будет заметен живот, а я хочу, чтобы свадебные фотографии были идеальными.

И вышла, не дожидаясь ответа.

Бред. Не было другого слова. Какой-то жуткий фарс, ошибка, по нелепой случайности ворвавшаяся в жизнь.

– Милая… – больше всего боялся, что Женя сейчас оттолкнет его, обидевшись, не захочет разговаривать, но та даже не сделала попытки отодвинуться. Просто тихонько уточнила подрагивающими губами:

– Ты ведь понимаешь, что она не стала бы лгать? Не тебе. И не в этом.

Знал. Кристина не рискнула бы сделать подобный шаг, если бы … все не было именно так, как она сказала.

И не помнил, каково это: быть рядом с ней. Не мог восстановить момент, которым девушка воспользовалась, чтобы получить желаемое. Не испытывал ничего, кроме отчаянной злости и мощной, жгучей потребности все объяснить Жене. Сделать так, чтобы она снова улыбнулась.

– Женечка, солнышко мое… Даже если все так, это ничего не значит. Я не женюсь на ней. Сделаю все, что нужно… для ребенка. Но она… она мне не нужна.

– А ребенок?

– Что?

Женя облизала губы, даже без помады пунцовые, сухие, и только сейчас Антон заметил, что ее голос действительно сипит. Не так, как совсем недавно, когда она стонала, вздрагивая от ласк, – каким-то колким, рваным шепотом.

– Ребенок… ТВОЙ… Тоже не нужен?

«Мой ребенок…» Он прокатил эти слова по рту, словно пробуя на вкус, но этого вкуса так и не смог различить. Вообще никогда не думал о детях, и представить себя отцом не получалось. Еще и рядом с Кристиной.

Прозрачная пелена льда в глазах Жени раскололась под дрогнувшими ресницами.

– Ребенок… Твоя маленькая копия… Неужели ты не хочешь почувствовать, как он будет расти и толкаться крохотными пяточками ей в живот? Увидеть, как сделает первые шаги? Держать на руках, когда ему больно или страшно? Услышать, как он первый раз позовет тебя? Не хочешь?..

У него не было ответов. Вроде бы и правильно все в словах, но отчего же так больно, что впору выть, вбиваясь в стену, чтобы хоть как-то заглушить ощущения?

– Кристина ведь могла ничего не говорить тебе, но не сделала этого…

Он растерялся.

– Как не говорить???

– Очень просто: скрыть, что беременна. И растить ребенка без тебя. Что бы ты тогда сделал?

Женя и сама не знала, зачем задавала этот вопрос. Понимала, что Кристина никогда не стала бы молчать, и даже беременность спровоцировала, чтобы добиться вожделенного брака, но ответ Антона был нужен. Последняя жирная точка на ее приговоре самой себе.

Он тряхнул головой, непонимающе уставившись на собственные руки, словно не веря, что подобное в принципе возможно, а потом проговорил:

– Но это безумие… Я бы забрал ребенка себе, если бы она осмелилась на подобное. Сделал так, чтобы и близко не могла подойти… Я действительно не готов становиться отцом, но о таких вещах ведь нельзя молчать!

Женя пыталась улыбнуться, но улыбка слишком отчетливо напоминала гримасу. Вот она – цена украденного счастья, ее расплата, последствия решения, так опрометчиво принятого шесть лет назад. Только теперь осознала, что натворила тогда. Лишила собственного ребенка отца. А ведь могла бы, как сейчас Кристина, просто потребовать то, что Антон не сможет не сделать. И он… полюбил бы Мишку. Не смог бы не полюбить это маленькое сокровище, самого лучшего человечка на свете. Хотя бы ЕГО полюбил бы обязательно… Разве не достаточно? А теперь ее мальчик никогда ничего не узнает…

Она зажмурилась, удерживая опять рвущиеся наружу слезы, и хриплый шепот мужчины опустился на веки.

– Женечка… Ты мне нужна…

Еще одну минутку рядом… Хорошо, что не успела ничего рассказать и усложнить все еще больше.

– Прости … Ты же видишь, что у нас ничего не выходит… Не получается, Антош… Ни тогда, ни сейчас. Неужели сможешь быть счастлив, переступив через собственного ребенка? Захочешь ли?

И нужно ли ей счастье, уничтоженное собственными руками?

Глава 20

Две недели спустя


Утро. Очередной новый день. Обычный, такой же, как вчера. Еще один день без него.

Снова встать всего на десять минут позже, сразу включаясь в дела. Торопливо собраться, приготовить завтрак для Мишки. Успеть рассказать ему сказку и улыбнуться так, чтобы хватило на целый день: он всегда скучает без мамы. И постараться прийти вовремя и в сад, и на работу.