Меня прошиб холодный пот. Его нельзя было ничем опоить, он сам мне говорил, что не восприимчив ко всяким ядам и зельям, тут что-то другое. Я присмотрелась, но этого же не может быть, а как же его солнечный камень, этого не может быть. На ауре Фира были хорошо видны следы ментального принуждения, они были хорошо замаскированы, но, тем не менее, видны, мне, которая за сон насмотрелась на эту его ауру и ее становление и рост, хорошо было заметно вмешательство. Неужели солнечный камень пропустил такое, или есть настолько сильный ментал у нас тут.

«Фир, скажи, а ты снимал камень…»

– Я знаю, о чем ты подумала, но такое невозможно, я ее люблю, Кьяра, действительно люблю. Да, я снимал камень ненадолго, пока она была в ванной, и надел, как только она вышла из комнаты. Камень бы отсек любое действие, если бы оно было. А он не отсек. Я ее люблю.

«Фир, но я вижу, она…»

– Я, конечно, думал, что ты будешь ревновать, но все-таки надеялся, что у тебя хватит совести за меня порадоваться. Не лезь в это, Кьяра, я тебе предупредил.

Он развернулся и начал уходить. Мои мысли лихорадочно метались. Что же придумать, чтобы он мне поверил, и тут я вспомнила, чему он поверил тогда в лесу. Клятва, он поверил магической клятве отца. Я развернулась к окну, где была заусеница в подоконнике, она была не настолько большая и острая, чтобы пораниться, но меня всегда удивляло ее наличие. Вот теперь и пригодилась. Я развернулась, и со все силы быстро провела ладошкой, было очень неприятно, кожу опалила тупая режущая боль в том месте, где я содрала кожу и выступила всего маленькая капелька крови. Всего капелька, но хватит.

– Фир, стой, я клянусь своей магией и жизнью, что не лгу тебе и никогда не солгу, – прохрипела я.

Он вздрогнул и остановился, не поворачиваясь, смотрел, как на его руке вспыхнул рисунок моей клятвы. Это был почти идентичный рисунок с тем, что появился у него на руке после клятвы моего отца. Только намного ярче и не синего цвета, а золотого и почему-то намного больше. Яркое золото раскинулось от кончиков пальцев эльфа и до запястья.

– Говори… – прошептал он, убитым голосом, не поворачиваясь.

Я даже не вспомнила о том, о чем сначала хотела умолчать, да и, вообще, что мне лучше молчать и стала говорить вслух, мне постоянно приходилось замолкать, отдыхать, голос срывался, но я продолжала рассказывать и рассказывать, переходя на мыслиречь и обратно.

– Твоя аура, Фир… она изменена, вот тут вот, я вижу скрытый серый цвет, хоть его и пытались замаскировать и скрыть, но он есть, понимаешь, есть.

– Ты не можешь настолько знать мою ауру, да и запомнить мою ауру очень сложно, нужны не десятилетия, а столетия. Так что ты не права, Кьяра, – с какой-то надеждой в голосе проговорил он.

– Прости… могу, Фир… – уже шепотом сказала я, голос почти полностью пропал опять, и сейчас я чувствовала, что даже если отдохну несколько минут, то он не появится, нужно теперь долгое лечение, – могу… у меня были эти столетия, я почти полностью считала тебя…

– Ты не могла, никто не может, на мне солнечный камень.

– Могла, Фир, посмотри на руку.

– Это ни о чем не говорит, ты можешь просто верить в то, что это правда.

– Сам посмотри…

– Не хочу, я ей верю…

Он пошел вперед.

«Я знаю, что у тебя синие волосы, я видела, как они появились, я видела Тимирима с Лючией, я видела, как ты им отомстил. Я видела, как меняется твоя аура с каждым убийством, я видела даже своих родителей, когда они пришли к тебе, и я знаю, почему у тебя остался шрам на левой ладони. Фир, я видела, что ты сделал на поляне, и плакала вместе с тобой. Прости меня, Фир, но я действительно знаю твою ауру и вижу, чего в ней не должно быть», – он уже взялся за ручку двери, но так и замер, опустив голову. Стоял и молчал. Меня даже сквозь все узелки на нашей связи омывало его болью.

«Поверь мне, Фир… пожалуйста, поверь… позволь мне помочь…»

– Помоги… – со слезами в голосе прошептал он.

И я помогла. Да, это был большой риск с моей стороны, трогать магию сейчас в таком состоянии, но у меня просто не было выбора, оставить Фира и дальше так страдать я не могла.

Он подошел ко мне, опустившись перед кроватью на пол, и положил голову мне на колени.

– Спи-и-и, – прошептала я, приплетая магию, и впервые поцеловала его в висок.

Мне так хотелось облегчить его боль. Но пока я не уберу с его ауры ту гадость, он будет продолжать страдать и дальше. Закопавшись в его ауру с головой я, не боясь, стала разрывать с той стороны все, что мешало добраться до серого. Я не боялась что-то повредить или потом напутать, ведь его ауру я знала лучше своей, знала каждую линию, каждое пятнышко, каждый штрих и оттенок, и всегда смогла бы ее правильно восстановить. На то, чтобы убрать весь серый цвет, ушел почти весь вечер, Фир спал у меня на коленях, ни о чем, не беспокоясь и не страдая.

Вскоре я закончила, а Фир продолжал спать. Как-то я с магией не рассчитала.

– Фир, Фи-ир, ну проснись…

– Угу…

– Ну, Фир…

– Да, да, сейчас, – все так же, не просыпаясь, пробормотал Фир.

– Ладно уж, спи.

Я очень устала, но как-то так ложиться спать, совсем не было желания. Сколько я проспала, неделю? Я вся чешусь от грязи. Бр-р-р…

Кое-как шатаясь, я сползла с кровати и полезла к шкафу за новым бельем. Было очень сложно перестелить кровать, да еще и с полулежащем на ней Фиром, но я справилась. Ну и что, что на это ушел почти час, ну и что, что я была мокрая, как мышь. Посидев какое-то время на полу рядом с Фиром, и уже не надеясь его разбудить до утра, я кое-как затолкала его на кровать, и даже смогла, хоть и с трудом, стянуть с него сапоги, штаны и мантию, оставив на нем одну рубашку и портки. Даже Фира спать в свою кровать не пущу в грязной одежде.

Все-таки в этот раз намного легче, хоть и чувствовалась дикая усталость, да и голова во время движения слегка кружилась. Но все равно все давалось мне намного легче, чем после того пробуждения, тогда я, вообще, не могла почти шевелиться от усталости, да и магия не капризничала почти, ну, если не считать сон Фира.

К полуночи я, наконец, добралась до душа, на то, чтобы мыться стоя, я даже и не рассчитывала. Поэтому, постелив на пол полотенце, я с удовольствием на нем расселась.

Пусть оно стало тут же мокрое, но все же не сидеть голой попой на холодных плитках. Конечно, они почти сразу нагреются, но все равно как-то бр-р-р…

На борьбу с волосами сил совсем не осталось, поэтому, кое-как разодрав их руками, я заплела хиленькую косу и рухнула рядом с Фиром, заползая под одеяло в уже нагретое место.

Утром я проснулась довольно поздно, Фира рядом уже не было, а на столе стоял завтрак, и лежала записка.

«Никуда не выходи, выпей лекарство, не говори и, вообще, спи, буду в обед» – записка заставила меня грустно улыбнуться, вот это похоже на Фира, строгая, властная забота, и ни капли всякой приторной веселости.

Фир не появился в обед. Зато забежала Лика попрощаться. Она в прошлом году закончила Академию, а теперь, вот когда всех выпускников выпустили из заточения в Академии, она встретила в городе какого-то парня, и они вместе уезжали с ним к его родственникам за горы, в речную долину. Планировали там остаться. У него там отец – охотник, и дом с пасекой в лесу. Самое то для нее… Досталось нам, менталам, после того зелья, так что, вряд ли кто-то захочет по собственной воле еще кого-то читать. Вот она и уезжает из города, подальше от людей, подальше от их мыслей и всей этой грязи. Рассказывала, что парень был долго в городской страже, почти десять лет, что ему сейчас двадцать семь и что дослужился до капитана, собрал небольшое состояние, устал от города. А тут они познакомились, и он решился. Обряд решили провести уже на месте, чтобы присутствовал его отец. Я была за нее очень рада, что она смогла жить дальше, оставив прошлое в прошлом. Решив подразнить Лику, я все-таки спросила:

– А как же «профессор Фирантеринель», – произнесла я с придыханием, как обычно это делала она, еще тогда, давно. Да еще и хриплый голос после зелья, вышло как-то совсем чересчур.

– Да ну тебя, Кьяра, не издевайся, – засмущалась и улыбнулась Лика. – Вечно ты… да и поняла я, еще тогда с Нироем, – грустно улыбнулась она, – что совсем его не знаю, да и никто не знает, только то, что он нам показывает – образ строгого профессора. А Риканира я люблю, не так как Нироя, по-другому, но люблю, как-то так вышло, что действительно люблю, со всеми его достоинствами и недостатками. Не думала, что смогу полюбить больше… а вот так вышло… Ты представляешь, он храпит. Смешно, но вот кто бы сказал раньше, что мне будет абсолютно все равно, храпит он или нет, не поверила бы, а тут, даже как-то так мило выходит.

Мило храпит?!? Такого я еще не слышала. Нужно будет рассказать Фиру, вместе посмеемся. Хотя после вчерашнего, может, и не посмеемся. Не знаю, как на него повлияла мнимая влюбленность. Надеюсь, он не станет воспринимать все слишком серьезно теперь, и останется таким же, как раньше. Хоть ауру я и восстановила без последствий, такую же, как видела две недели назад до моего сна, но кто знает, как на него повлияло само событие.

«Никак, злой я».

«Ой…»

«Вот тебе и «ой», давай топай на обед, тут опять попаданец, так что, мне некогда, да и всем профессорам тоже. Агрессивный очень парень попался. Будем лишать, и отсылать обратно. Подойдешь ко мне после обеда, поговорим».

Вот так новости.

– Лика, проведешь меня в столовую, а то что-то еще пошатывает.

– Хорошо, Кьяра, но обратно, извини, у меня еще куча дел, вещи собрать, да и помочь собраться Риканиру, мы ведь завтра утром выезжаем.

– Хорошо, спасибо, обратно там куча народу, кто-то да проводит, не переживай.

Пока я одевалась, Лика тихонько спросила:

– Кьяра, говорят, опять в еду, то зелье подлили…

– Да, – так же тихо ответила я, отворачиваясь.

– И…

– Остался…

– Сильно?

– Не знаю, Лик, вот сейчас в столовой и проверим, хотя Филона и сказала, что вроде в этот раз пришлось слабее…

– Прости, я думала, что ты просто заболела…

– Ничего, Лик, и ты меня, если что, прости. Береги себя там.

– Хорошо, и ты тут тоже не расслабляйся. Я, как только устроюсь, пришлю тебе вестника. А после Академии ты сможешь приехать ко мне. Ой, да у тебя же еще два года, а летом будет практика, и каникулы, всего несколько недель, но будут, может, ты ко мне в гости приедешь?

– Может быть, Лика, может быть, посмотрим, как оно тут будет.

За разговорами мы дошли до столовой. Было страшно заходить, а вдруг дар опять будет долго шалить, и мне придется опять переживать все те ужасы, хотя я и не чувствовала его перепады, но он все же усилился опять. Хоть я всех уже тут и читала, но все равно не хотелось бы опять все это переживать, да и, может, они там, что нового надумали или сотворили…

Лика отказалась заходить в столовую, и я ее прекрасно понимала. Кому охота выкупаться в грязи. Она-то была без нашей формы, и более уязвима.

– Ну, все, до встречи, Кьяра, и удачи тебе.

– И тебе удачи, Лика, и счастья, жду вестника. – Мы обнялись, и она пошла обратно в сторону общежития, а я все-таки вошла в столовую.

Ну что, не все так и плохо как думалось вначале. Если никого не подпускать к себе ближе чем на два метра, то и не читаю никого.

Как всегда, кушала я в одиночестве. Каша, и двойная порция мяса, да еще и заваренные целебные травки, и пироги с ягодами. Кормили адептов в Академии всегда однообразно. Всегда каша, всегда мясо, тушеное, жареное или вареное, но всегда одно и тоже, ну и пироги с ягодами. Кислые. Правда, вот к пирогам предлагались все время разные напитки. Сейчас это были заваренные целебные травки, судя по вкусу, что-то повышающее сопротивляемость болезням и укрепляющее силы. Такое нам обычно давали зимой, а осенью были сезонные ягоды или травки, ну, а весной обычно то, что оставалось в запасах. Иногда я хитрила и приходила к Фиру на ужин или обед. Он ворчал, но все-таки меня кормил чем-то повкуснее обычной каши, да и питалась во время закрытия Академии в столовой я не часто, но все-таки приходилось.

Но спасибо, хоть в этот раз не пришлось кушать ту гадость, и валяться в постели почти месяц.

Устало жуя ненавистный уже мне пирог и запивая его травками, я смотрела по сторонам и думала, как бы так поменьше читая, добраться до кабинета Фира, и тут я увидела занимательную картину.

Фир зашел в столовую. Ой, да там и за километры видно, что «не подходи – убьет», давно я его таким злым не видела, а за ним влетела Филона, и схватила его за руку, пытаясь остановить. Он остановился, но руку выдернул.

Ой, что сейчас будет. Вся наполовину пустая столовая замерла в предвкушении чего-то такого. Ну, еще бы, самый ужасный и серьезный профессор Фирантеринель с которым шутки плохи, и самая добрая и прекрасная в Академии полуэльфийка – полудриада.