– И что же ты увидела?

– Лишний раз убедилась, что ты идиот.

Руфа хотела укрепить потерянные позиции. Сказать, что ситуация вышла из-под контроля, – ничего не сказать. Она неправильно оценила возможности Майкла, и теперь происходила катастрофа. Руфа должна остановить эту лавину.

– Скажи, Джон, кто лечил тебя, когда твои легкие разъедал туберкулёз? К кому ты обращался, чтобы узнать, где жена прячет бутылку? Кто подобрал тебя, когда ты с ножом в спине, словно пёс, подыхал у входа в бордель? Майкл? Нет! Это была я! Скажи, хоть раз я тебя подводила? Нет. И теперь я сожалею об этом.

Упрёки ведьмы превратили Джона в ссутулившегося подростка.

– Но я в ответе за свой клан. Люди требуют информации, и Майкл утверждает…

– Снова Майкл, – раздражённо фыркнула Руфа. – Джон, ты глава клана приспешников Стал-Рейна, а ведёшь себя, как кретин. Ты поддался гнёту своих подчинённых и выдал желаемое за действительное. Майкл – недоучка, и его лживые слова сейчас управляют твоими людьми.

Карта бита. Теперь все козыри были на руках у ведьмы. Осталось аккуратно подать необходимую информацию. Только так она сможет хоть как-то отвести Наследницу от удара.

– Поисковая группа действительно телепортировалась. Но не в Аразан. Они должны были попасть в Сагенту, но по каким-то причинам оказались трёхстами километрами севернее столицы. Это первое. Второе. Они телепортировали Наследника. Это мужчина. Ясно?

Джон растерянно хлопал глазами.

– Что же нам делать?

– Готовьте перехват в Сагенте. Хватит тратить силы на бестолковые кричалки там, где Наследником и не пахнет.

Глаза Джона загорелись нездоровой инициативой.

– Ты с нами?

Руфа покосилась на ведущую в спальню дверь.

– Я догоню вас на трассе. Завтра.

– Но люди не поверят мне, если ты не подтвердишь свои слова лично!

– Тогда грош цена твоим доминантным привилегиям, Джон! У меня нет аккумулятора, и, если ты хочешь, чтобы во время засады от меня был толк, дай набраться сил. А теперь иди.

Едва за незваным гостем закрылась дверь, Эвон вышел из спальни.

– Ты не сказала, что состоишь в секте.

– Это лучшая стратегия, Эвон. Войдя к ним в доверие, я могу управлять приспешниками Аразана. Благодаря этому сегодня вы будете в большей безопасности. В течение часа митингующие рассосутся. Собирайтесь. Но, боюсь, что Джону поверят не все.

– Спасибо, – Эвон положил свою руку Руфе на плечо. – Береги себя. Патрульные не любят, когда их обманывают.

Руфа улыбнулась:

– Эвон, я продала свою душу. Я – ведьма. Что может быть страшнее?

Глава 7

Олли втянул в себя знакомый запах сырости. Он уже отвык так остро чувствовать запахи, и наполнивший лёгкие воздух незамедлительно подарил ощущение лёгкости и комфорта.

Он дома. Гигантский склеп, неизменное место обитания тёмной расы, принял странника равнодушно. Чёрная арка входа, словно пустая глазница, безмолвно приглашала его под свои тяжёлые своды, как и любого вампира.

Но, Олли не любой. Он особенный. Полтора года назад он стал человеком. Восемнадцать месяцев его глаза слезились от яркого солнечного света. Полтора года его кожа шелушилась от горячих дневных ветров. Полтора года он пил воду, вино, чай и неизменную утреннюю чашку свежесваренного ароматного кофе, заправленного двумя кубиками рафинада и доброй порцией сливок. Он не просто пил и не просто ел. Он чувствовал ВКУС того, что поступало в его пищевод. Если бы сейчас, когда чары юной Сары Лойти исчезли, его вкусовые рецепторы остались на том же уровне, что были в параллели, он ни за что не изменил бы своему новому меню. И кровь, до тошноты солёная и густая, стала бы для него просто лекарством, необходимым для поддержания жизненных сил.

Олли криво улыбнулся. Всё верно. Лекарство – вот чем является для его расы бурая жидкость. Его братья, уверенные, что получают удовольствие при испитии крови, кайфующие от солёного вкуса и металлического запаха, ошибаются.

Нельзя насладиться вкусом бурой жидкости умирающего. Её горькое послевкусие ещё несколько дней поганит рот. Удовольствие приносит совсем другое, то, от чего так зависит тёмная раса. Энергия, эмоции, тепло. Вот что дарит радость. Не кровь, а всё то, что она с собой несёт. Вампир – ходячий мертвец. Как ни горько это осознавать, но Олли всегда умел смотреть правде в глаза. И все преимущества, которыми Лан наградил его расу, ничтожное возмещение за то, что когда-то было отнято.

Полтора года назад Олли почувствовал то, чего был лишён. Его сердце забилось. Сначала Олли испугался, но потом его сознанием овладел другой ужас: солнце обожгло его тонкую кожу. Не так, как должно было, насквозь испепеляюще, а ласково и неумело.

Для Олли это стало настоящим шоком. А когда он понял, что произошло, то не растерялся, а обрадовался. Олли был по-настоящему счастлив, так, как может быть счастлив человек, и настолько, насколько может быть счастлив вампир.

За время, проведённое в параллели, Олли многое испытал. Он любил женщин, и они отвечали ему взаимностью. Он занимался спортом до умопомрачения, так, чтобы валиться от усталости, и наслаждался этим. Он даже резал себя. Чтобы чувствовать боль и упиваться ею. Он делал всё, чтобы до конца понять, что значит быть человеком. При этом он ни на миг не забывал, зачем он здесь.

Постепенно вдохновение уступило место тоске. Олли было горько от того, что изменения, произошедшие с ним в параллели, бесследно исчезнут при возвращении домой. Осознание этого факта злило и отрезвляло одновременно.

А потом наступила апатия. Олли стал относиться к сложившейся ситуации с циничной иронией. Разве не смешно? По правилам он, ходячий мертвец, после перемещения должен был стать трупом, потому что параллель, как выяснилось, забирает то особенное, что у тебя есть. У Олли были ловкость, скорость, гибкость, острое зрение и тонкий нюх. Все, чего он лишился и без чего он труп. Но судьба решила пошутить с ним: параллель заставила его организм работать, подарила Олли жизнь.

Когда Олли смирился с этим, к нему пришло озарение. Он тот, кто есть. А теперь даже чуточку больше. Судьба вручила ему роскошный подарок, и память, цепкая и долгая память вампира, навечно сохранит для него все ощущения, которые Олли так скрупулёзно изучал в параллельном мире.

А ещё Олли познал страх. Это обжигающее едкое чувство, обостряющее все рецепторы, заставляющее ценить жизнь. Вот почему у крови такой вкус. Она пропитана страхом. Предсмертным ужасом. Когда клыки вампира вонзаются в плоть, неважно, человек это или животное, обостряется самый главный инстинкт – желание жить. Он одинаково развит у всех живых существ. Возможно, именно поэтому Олли так легко отказался от человеческой крови. Когда понял, что результат один. И ещё ему почему-то казалось, что отречение от человекоубийства делает его капельку лучше.

Понять его вкус удалось немногим. Вампиры не хотели изменять своим привычкам и даже злоупотребляли ими. Поэтому тёмные дни стали для людей настоящим кошмаром. Вампиры, вдоволь утолившие жажду, убивали просто так, забавы ради. Кто-то разрывал жертву на множество кусочков, кто-то отпивал небольшую порцию крови и наблюдал, как жертва издыхает от вампирского яда. Из-за тех, кто любил наблюдать за людскими муками, стали появляться новые особи вампиров. Неопытные и озлобленные.

Молодняк плохо определял размеры своих потребностей, зачастую не понимая, опустошена жертва или нет. Популяция тёмной расы стала стремительно разрастаться.

Маги не стали терпеть такое самоуправление. Они не уничтожили расу вампиров в знак скорби и уважения волшебников, потерявших свой лик из-за гнусных экспериментов Лана. Но то, что вампиры стали размножаться, не могло остаться без вмешательства.

Маги создали яд. Они назвали его энергетиком. Смертельно больному человеку, иногда осуждённым, он придавал сил, и бедняга дотягивал до затишья. А потом он становился обедом для вампира. Тот в свою очередь погибал, потому что его кровь и ткани превращались в смолу, едва вампир делал глоток заражённой крови. Жертва превращалась в вампира и умирала от своего же яда.

Это был козырный ход. Когда вампиры сообразили, что происходит, истребилась почти треть расы. Тогда между вампирами и людьми был заключен договор. На свет не должен был появиться ни один новый вампир, в противном случае на улицах городов во время охоты будут находиться только заражённые энергетиком люди.

Тёмная раса согласилась. В конце концов никого не вдохновляла перспектива питаться одними животными. Были созданы отряды дозорных, в чьи обязанности входило следить за тем, чтобы жертвы охоты были полностью обескровлены. В противном случае дозорный добивал их.

Олли стал главой дозора. Две сотни лет он следил не только за исполнением договора, но и за порядком в собственных рядах. Он блестяще справлялся со своими обязанностями и, возможно, поэтому его избрали в поисковую группу.

Олли исполнил свой долг сполна. И даже был вознаграждён за это полутора годами человеческой жизни. Теперь он должен вернуться к своим обязанностям, но вместо этого стоит под тёмными сводами арки.

Он ждал. Ждал, когда Марила себя обнаружит. Он почувствовал её присутствие сразу, как только обоняние уловило тлен.

Марила, как и он сам, была вторичным вампиром. Результатом безответственного поведения их расы в тёмные дни. И он, и она оказались достаточно умны и сдержаны, чтобы выжить. Марила, как и Олли, не помнила, кем была до перевоплощения. Это побочное действие при превращении оказалось весьма полезным: им не по кому было тосковать.

Молодые вампиры были предоставлены самим себе. Ущемлённые в правах и слепые от незнания своих новых возможностей, они стали друг другу верными товарищами.

Олли и Марила постигали науку вампирского бытия вместе. Они ели одну плоть, обжигались одним лучом. До тех пор, пока однажды не испили крови друг друга.

Они решили, что это любовь. Извращённая, опасная. Но потом оба поняли, что ошиблись. Вампир не умеет любить. Все его чувства заключены в инстинкты, как у зверя. И то, что Олли и Марила сблизились, – результат химических реакций их мёртвых тел. Им нравился вкус крови друг друга и пряный запах их бледной кожи больше, чем других братьев. Потому что изначально их организмы были схожи. Это равносильно тому, чтобы выбрать кофе, который тебе по вкусу. Марила была для Олли той самой утренней чашкой крепко заваренного кофе со сливками и двумя кусочками рафинада. Олли стал для Марилы классическим экспрессо.

Разочарование, неожиданно настигшее их, породило конкуренцию. Равное физическое развитие, острый ум и стремление к самосовершенствованию подвели их к той черте, когда оба были замечены старейшинами. Перед Олли и Марилой, единственными среди вторичных особей, открылись двери в перспективное существование истинных вурдалаков.

Тогда их соперничество переросло в ненависть. Марила ненавидела Олли, когда тот перешагивал по карьерной лестнице выше, чем она сама. Олли ненавидел её за то же. Кто знает, смогли бы они дойти до вершин, если бы не стремление превзойти друг друга.

Точку в их игре поставило решение старейшин назначить Олли главой дозора. Более высокой ступени в их с Марилой иерархии не существовало. Марила долго не могла успокоиться. Строила козни, подталкивала дозор к смуте. А потом смирилась. Смирение, по мнению Марилы, не значило проигрыш. И когда старейшины сообщили, что в состав поисковой группы будет входить представитель их расы, Марила решила, что настал её звездный час.

В параллель отправили Олли, а Марилу на время его отсутствия назначили главой дозора. Никто из старейшин не заметил, какой огонь ненависти полыхал тогда в её красных глазах. Уверенная и сдержанная снаружи, «благодарная за оказание такой чести», Марила стала пороховой бочкой, спичкой для которой был Олли.

Сейчас эта спичка коснется пороха. Олли предупредительно зарычал. Во мраке метнулась узкая тень. То, что Марила так сокрушительно обрушится на него, Олли ожидал. Но то, что она вопьётся своими белоснежными клыками в его шею, стало полной неожиданностью.

Олли наотмашь отшвырнул от себя вампиршу. Марила с грохотом впечаталась в кирпичную стену. Не успев коснуться холодного пола, она соскочила и основательно повертела головой. Хрустнули вставшие на место позвонки. Девушка оскалилась.

– Похоже, ты рад меня видеть, – процедила она.

Марила не решалась подойти ближе, замерев, словно изваяние. Олли заметил впитывающуюся кровь в уголках её узких губ. Она всё же успела отведать его.

– Так же сильно, как ты меня.

Зрачки Марилы сделались кошачьими. Олли подумал, что дикая пантера – жалкий котёнок по сравнению с этой прекрасной холодной кошкой. И не сомневался в том, что при жизни эта кошка была роковой женщиной, чьи прекрасные чёрные, как смоль, волосы, тяжёлой волной спускавшиеся до поясницы, остались в памяти многих мужчин.