Этель Гордон - Сбывшиеся мечты

— Но мадемуазель Софи тоже упала… — сказала я.

Я не собиралась ни на что намекать и тем более не хотела, чтобы она догадалась о моих подозрениях.

Она быстро повернулась ко мне лицом. Мне показалось, что она все поняла, но упрямо не хотела признаваться в этом.

— Она была очень слаба, у нее закружилась голова, и она соскользнула вниз… вы не должны больше думать об этом.

— Мне не нравятся такие дела, — ответила я, — даже если они похожи на несчастные случаи. А это вовсе не был несчастный случай.

Я не знаю, почему мне вдруг вспомнился тот вечер, когда я познакомилась с мисс Уолдрон: мужчина на тротуаре, украденный пакет; было похоже, что с тех пор насилие преследует нас даже здесь.

Она попыталась рассмеяться:

— Что-то не похоже на вас — так всего бояться.

— Мария, — сказала я как можно тверже. — Я заказываю два места на завтрашний самолет. И ожидаю, что ты поедешь со мной. Я бы не настаивала, если бы не была уверена, что это очень важно.

Она хотела что-то ответить, но вдруг передумала. Упрямое выражение сохранилось на ее лице, и я начала сомневаться, достаточно ли я имею влияния на нее, чтобы заставить ее сделать то, о чем я прошу. А что мне делать, если она не согласится? Рассказать ей всю историю, включая героин? А если она и после этого откажется? Но я ни в коем случае не могу оставить ее одну; в конце концов, я обращусь в полицию.

Доктор Фруассар просветил рентгеном всю мою ногу, от бедра до кончиков пальцев, и заставил нас ждать, пока он проявит снимки. Это дало мне возможность позвонить по телефону. Я быстро дозвонилась и смогла заказать два места на самолет в Париж, который улетал в девять вечера. Мы должны быть у стойки регистрации билетов в восемь.

— Они зарезервировали для нас два билета на завтрашний вечерний рейс, — сообщила я Марии.

Она упрямо вскинула подбородок; но я и раньше знала, что она не будет так уж послушна.

Рентген показал, что у меня нет никаких переломов, в чем я и так была уверена. Моя цель была достигнута. Когда мы ехали обратно, я сказала:

— Не будет ли лишним просить тебя держать все в секрете?

— Даже от Эгана? — скептически спросила она.

Я кивнула.

— Но почему?

— Если бы это не было бы так важно, Мария, я не просила бы тебя.

— Мне кажется, что это падение повлияло на ваш мозг или еще на что-то, — сказала она. — А может быть, это просто желание убежать от Конора, потому что он все еще любит Лауру?

— Ты хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос серьезно?

— Но на самом деле, Керри! Я не могу обидеть Эгана так ужасно, сказав ему об отъезде в последнюю минуту, даже не зная причины нашего бегства.

— Я скажу тебе причину. В самолете.

Она со скрежетом перевела рычаг переключения скоростей, так что машина дернулась.

Мы вернулись на «Ферму» уже в сумерках. Столовая была переполнена. Я очень устала и, сославшись на травмы, попросила, чтобы обед мне принесли в кровать. Мария была сердита на меня, не хотела разговаривать и только зашла ко мне, чтобы сухо пожелать спокойной ночи. Я не знала, скажет ли она о наших планах Эгану или нет. На всякий случай я заперлась изнутри.

Постучала Камилла, которая принесла мне чайник с горячим чаем, чтобы легче было уснуть. Я спросила у нее:

— А в какое время мадам Патрелкис и мсье Абдикян уехали в тот день, когда я упала с горы?

— Ну как всегда, — ответила она, удивленная моим вопросом. — Они поздно позавтракали, потом искупались в бассейне и уехали. Точно время я не заметила.

А это и не имело значения. Если они хотели достать меня, то у них было время; Арман мог оставить Лауру в автомобиле и идти за мной пешком.

Как раз в это я безумно хотела верить: в то, что это был не Конор и не Эган. Зачем же Арману убивать меня, если только Конор не сказал ему о героине и если они не были заодно? Если же Конор сказал ему, тогда… значит, он хотел, чтобы меня убили.

Мою грудь сжимало, дышать было трудно. Я даже не могла ответить на тихий стук в дверь. Стук повторился более громко.

— Кто там?

— Конор.

Я была в таком отчаянии, что даже забыла о грозящей мне опасности. Накинула халат и открыла дверь.

Он положил мои краски и сложенный мольберт на стул.

Я напряженно спросила:

— А как же вы догадались, где это можно было найти?

Он не заметил скрытого смысла в моем вопросе.

— Я поднялся в горы и почти всю вторую половину дня ходил и искал. Вы были чертовски близко к обрыву, вы же сами знаете.

— Я вовсе не была так близко, — возразила я. — Я же не идиотка. Я установила мольберт на значительном расстоянии от края.

— Остается подозревать, что кто-то сдвинул его после того, как вы упали.

— А почему нет? — сказала я. — Если кто-то пытался скрыть тот факт, что мое падение не было случайным.

— Людям в определенном состоянии духа может показаться что угодно. Вы получили шок при падении.

— А на самом деле я ела ленч на значительном расстоянии от того места, где стоял мольберт. Человек, который напал на меня, вынужден был тащить меня к краю пропасти.

— Вы только что съели свой ленч? Да вы просто были ослеплены солнцем. Пошатнулись, когда встали…

На мгновение меня охватило оцепенение. Я испугалась. Выходит, я была в полусне и потеряла равновесие. Но я тут же вспомнила весь ужас от этой внезапно наступившей тьмы, чей-то свитер, натянутый на мое лицо, мои ноги, волокущиеся по скале. Нет, все это не могло быть плодом моего воображения!

— Подождите секунду! — Я подбежала к шкафу и отыскала туфли, в которых была в тот день. С их задников была содрана вся краска — оттого, что меня волокли. — Посмотрите на эти царапины!

— Это могло случиться при вашем падении, — парировал Конор.

— А почему вы так стараетесь убедить меня, что это был несчастный случай? — спокойно спросила я.

Он подавленно посмотрел на меня и сказал:

— Если кто-то хотел убить вас, то почему бы ему не попытаться еще раз?

— Я уже думала об этом.

— Вам нельзя быть одной. Я останусь с вами.

Я ответила все еще спокойно:

— Предпочитаю остаться одна. Запру дверь.

Он густо покраснел. Не говоря ни слова, повернулся и вышел. Я демонстративно заперла дверь так, чтобы он мог это услышать.

Я запланировала уложить вещи так поздно, как только возможно, чтобы исключить любой намек на наш отъезд. Разыгрывая усталость, хотя на самом деле я давно пришла в себя, провела утро, читая в шезлонге возле бассейна. Поэтому я увидела приехавшую Лауру.

Для меня ее приезд был неожиданностью. Она оглядывалась вокруг, желая, без сомнения, увидеть Конора, но его в это утро не было видно поблизости. Она выглядела менее ухоженной, чем обычно. Волосы были почти растрепаны, и зеленая одежда только подчеркивала бледность ее кожи.

Я помахала ей, и она сделала то же самое в ответ, явно с усилием придавая соответствующее выражение своему лицу.

— Я вижу, вам лучше. Рада за вас, дорогая. Конор говорил мне, что вы ужасно упали. А где все остальные?

— Где-то здесь. Я никого не видела.

— Я надену купальный костюм и присоединюсь к вам.

Ей потребовалось порядочное время, чтобы переодеться, и я уже подумала, что она нашла Конора. Купальный костюм представлял собой полоски ткани на груди и бедрах; несмотря на некоторую полноту, ее фигура была довольно стройной. Пододвинув шезлонг к моему, она опустилась в него, а потом, повернувшись ко мне, стала с холодным интересом рассматривать мои порезы.

— Это все заживет, — изрекла она. — Вы счастливо отделались.

Но она была слишком нетерпелива даже для того, чтобы высказать вежливый интерес ко мне.

— А вы в порядке, Лаура? — спросила я.

Она выпустила сквозь зубы дым от сигареты.

— Я не собиралась приезжать сюда. Никому ничего не сказала, даже Арману. Но если у мужа появятся подозрения, мне придется путешествовать в сопровождении мужчины из нашей семьи, как доброй турецкой жене. — Она ехидно засмеялась: — У вас с Арманом, кстати, есть нечто общее.

— Я здесь не для того, чтобы следить за Марией.

— Боюсь, за ней необходимо следить.

— Я думала, что вы француженка, а не турчанка.

— Конечно. Но будь Мария моей дочерью, я оградила бы ее от такого человека, как Эган. Его испортили женщины, их у него было слишком много.

— Она достаточно взрослая, чтобы самой решить, как себя с ним вести. Она знает его лучше, чем любая из нас, — сказала я, поднимаясь. — Извините, Мария меня ждет.

Я постучала в дверь комнаты Марии. Она сидела одетая и готовая выйти.

— Я поеду в Дьенн с Эганом. Ему надо заказать вина.

— Мария, ты же знаешь, что мы должны уехать отсюда не позже шести. Даже, может быть, в пять тридцать.

— Я понимаю.

— Ты что-нибудь сказала Эгану?

— Хватит вопросов, Керри. Я же обещала вам, что не скажу ему.

Мне нечего было ей больше сказать, у меня просто не хватало аргументов, чтобы успокоить ее. Все, что я хотела, — это чтобы мы сегодня отправились в Ниццу, пусть она даже не разговаривает со мной больше никогда. Я вернулась в столовую и подсела к столу Лауры.

— А где Мария? Почему это все попрятались? — спросила она раздраженно.

— Мария поедет с Эганом в Дьенн. Ему надо кое-что купить.

Она налила себе бокал вина, а потом спохватилась и вспомнила о манерах:

— Керри?

Я отрицательно покачала головой:

— Не привыкла пить вино за ленчем.

Я видела, что она пьет слишком много, и спрашивала себя, не отыскать ли мне Конора.

— А почему бы вам не подняться в свою комнату и не отдохнуть немного? — предложила я.

— Да, да, — пробормотала она.

Ее глаза опухли, и лицо покрылось пятнами какого-то странного цвета.

Она позволила мне помочь ей подняться, приготовить постель и задернуть шторы. Я вернулась в свою комнату и заперла за собой дверь. Вытащила чемодан и стала аккуратно укладывать вещи, намеренно оттягивая время. Еще целых два часа осталось до момента нашего с Марией отъезда, и мне было больше нечего делать. Я не хотела рисковать и выносить свой чемодан и мольберт заранее, боясь встретиться с Конором. Лучше появиться на террасе лишь в момент отъезда, прямо со всем багажом. На террасе будет много народу, и тот, кто хотел моей смерти, не успеет ничего предпринять. Он будет только стоять и беспомощно наблюдать, как мы грузим багаж в «ситроен» и отбываем.

А где Мария? Она что, собирается опоздать? Я не слышала ни звука из ее комнаты. Несомненно, она должна была дать мне знать о своем возвращении, даже если сердита на меня. Я подошла к ее комнате и постучала в дверь. Никакого ответа. Повернула дверную ручку. Дверь оказалась не запертой. Я заглянула внутрь. Комната была пуста.

Проклятие. Я вернулась в свою комнату, надела хлопчатобумажный костюм, в котором обычно путешествую, спрятала чемодан в шкаф вместе с большой дорожной сумкой и плащом и спустилась вниз, чтобы посидеть на террасе, поджидая ее.

Камилла принесла мне, как всегда, вермут со льдом.

— Мсье Эган еще не вернулся? — спросила я как бы невзначай.

Она покачала головой.

Прошло полчаса, час. Снова подошла Камилла и спросила, желаю ли я обедать на террасе.

— Спасибо, Камилла. Я не голодна. Лучше я подожду Марию.

— Вы беспокоитесь? Не надо. Им всюду хорошо вместе, вы меня понимаете?

Я понимала.

Уже семь часов, семь тридцать… Теперь мы не успеем на самолет. Так вот почему она не давала себе труда протестовать или довериться Эгану. Она просто устроила все так, чтобы не успеть на самолет. Может быть, она надеялась, что я улечу одна. Но я не могла улететь одна.

На террасу вышел Конор. Было странно видеть его здесь в то время, когда гостям подавали кофе. Он подошел ко мне:

— Камилла сказала, что вы не хотите обедать.

— Я жду Марию. Она все еще не вернулась.

— Но с Эганом она в полной безопасности, — сказал он:

— А вдруг несчастный случай на дороге?

Я не могла сказать ему, почему я так взволнована. Не могла выдать наших планов.

— Если бы полиция зафиксировала несчастный случай, то мы бы уже об этом знали. — Он внимательно посмотрел на меня. — Но я позвоню, если вы хотите.

Я прошла за ним к телефону в холле. Хотела показать, что больше не доверяю ему. Я наблюдала, как он запрашивал номер, и услышала трескучий голос на другом конце линии. Я даже могла различить некоторые слова, поэтому знала, что он говорил с полицией. Нет, не было никаких рапортов о несчастных случаях на дороге между Беланом и Дьенном. Но они сейчас проверят другие участки и тут же позвонят нам, если что-нибудь случилось. Да, у них есть сведения из всех больниц, и там нет никого с такими именами.