Возможно, мне следовало к ним присоединиться. Джейк, несомненно, так бы и поступил, просто поскакал бы как шоколадный лабрадор, виляя хвостом, и скользнул в самую гущу стаи. Но я-то не шоколадный лабрадор. В сущности, в тот момент я была скорее Пикл: шелудивая с виду мини-такса с хвостом, который никогда не виляет, и скверным характером. Возможно, поэтому мы с Пикл так хорошо ладим.

Конечно, Пикл была в буквальном смысле сукой. И хотя я себя сукой бы не назвала, этой ее чертой я восхищалась. Есть женщины, которые говорят про себя, мол, они суки, зачастую с гордостью пишут это на футболках, например, или наклейках на бампер. Я годами видела такое по всему городу: Ласковая Сука, Сексуальная Сука, Сумасшедшая Сука, Альфа-Сука, Йога-Сука, Сука на Колесах, Сука на Метле. Подобные заявления бросались мне в глаза, потому что я на самом деле их не понимала. С чего вдруг клеить такое на свой автомобиль? Или носить поперек груди на футболке? Что ты пытаешься этим о себе сказать? Предостережение миру в духе «Осторожно, злая собака», чтобы все знали, какая ты крутая? Потому что я не могла не думать, мол, если ты настолько крутая, чтобы подпасть под категорию суки, зачем тебе сверкать этой фразой, выложенной стразами на заднице шорт.

Пикл уж точно никакая надпись не требовалась. Любому хватало одного взгляда на сморщенную мордочку Пикл, на приподнятую губу и торчащий клык, и он сразу понимал, что с ней лучше не связываться. Вот такой крутизны мне хотелось – особенно в тот момент. Такой, о которой не надо всех оповещать.

В кабинете директора у нас в школе висел плакат с шутками Чака Норриса. С тех пор как его там повесили, я тысячу раз его читала, и плакат всегда напоминал мне о Пикл: «Чак Норрис не ошибается номером. Это вы берете не ту трубку». «Когда Чак Норрис приступает к делению, остатка не остается». «Супермен спит в пижаме с Чаком Норрисом».

Я столько раз читала плакат, что практически выучила текст наизусть. И даже зная, что все шутки там всего лишь шутки, я почему-то прониклась странной привязанностью к Чаку Норрису, а еще к идее крутизны в целом.

Поэтому сегодня вечером я решила рассматривать мои ощущения – что меня игнорируют, пока я стою в дверях – как некий опыт, из которого следует извлечь урок. Группа намеренно меня исключила или просто про меня забыла? Это вообще имеет значение? Мне казалось, что дальнейших вариантов у меня всего два: опустить плечи, признавая поражение, или с вызовом распрямиться. Что сделал бы Чак Норрис?

Опять взрыв смеха за столом. Одна из девчонок встала и начала вращать над головой воображаемым лассо, а остальные ее подбадривали.

Отлично. Я тут не для того, чтобы заводить друзей. На самом деле я тут как раз для обратного. Всю мою жизнь я была слишком уж мягкой и доброй. Такое мне на пользу. Пришла пора научиться на всех плевать. Брось, сказала я себе, последнее, что мне нужно, – это упиться текилой накануне похода в горы. Нельзя начинать путешествие на пути к себе с похмелья.

Что сделал бы Чак Норрис? Черт, что сделала бы Пикл помимо того, что покусала бы всех и каждого за лодыжки? Ответ был прост. Нашла бы другой ресторан и пошла съела бы собственный чертов ужин.

Но мексиканский ресторанчик на Стейт-стрит Беккет рекомендовал не без причины. И заключалась она в том, что это был единственный ресторан в городе. Если не считать китайского ресторана, над дверью которого было прибито колесо от телеги, который назывался «Китайский буфет и барбекю Золотой корраль» и который по четвергам, такое уж у меня везенье, был закрыт.

В конечном итоге я собрала себе ужин на полках продуктового магазинчика при автозаправке под влиянием двух противоположных мотивов: подзаправиться полезным для здоровья топливом, чтобы начать мое новое путешествие в первоклассной форме, и сожрать всю гадкую, вредную дрянь, до какой смогу дотянуться, на случай, если это мой последний шанс. Вот так я и очутилась на закате на скамейке с разложенным на коленях «ужином»: пакетик семечек подсолнуха, вяленая говядина, бутылка минеральной воды – а еще «кока-кола», батончик «Херши» и «Милки вэй» на десерт.

Я заставила себя восхищаться окружающим миром. Городок выглядел как из классического вестерна: квадратные витрины друг напротив друга по обе стороны одной широкой проезжей улицы. Вдалеке горы. И в дополнение ко всему закат, такой безумный и пламенеющий, так захватывающий дух – этот закат явно выделывался.

Краски заката заставили меня достать из лифчика список того, что я хочу в себе изменить. Пришло время речи для поднятия боевого духа, а кроме меня самой, некому было ее произнести. Я не туда приехала, уж это-то очевидно. Ну и что с того? Я и раньше делала неверный выбор. Разве я тут не для того, чтобы превзойти чьи-либо ожидания – особенно мои собственные? Ну и что, если я последняя, на кого кто-либо поставил бы? Я собираюсь заработать Сертификат. Я, возможно, не лучшая на свете туристка, но уж точно смогу побить в походе кучку похмельных студентов. Они слишком молоды, чтобы понимать, каковы ставки. Они живут и тешат себя иллюзией, будто их жизнь имеет значение, будто жизнь вообще по сути своей справедлива, будто у всего так или иначе будет счастливый конец. А я знаю то, чего не знают они: все, что тебе дорого, исчезнет, заслуживать счастливую жизнь еще не означает, что ты ее получишь, и в целом мире рассчитывать можно только на себя саму. У меня есть преимущество, которое приходит с разочарованием. У меня есть преимущество жизненного опыта. Я, возможно, ем на ужин «Милки вэй», но я хотя бы знаю, насколько это убого.

Вот она я, на грани моего Великого Путешествия: совершенно одна, на коленях разложена всякая гадость и дневник открыт на единственной бесполезной цитате: «Если не преуспеешь сразу, ты не Чак Норрис». Я как раз отправила в рот горсть семечек, изводя себя отсутствием вдохновения, когда зазвонил телефон.

Я поскорей пошарила в сумке и нашла его как раз вовремя.

Майк.

Я даже не поздоровалась, сказала только:

– Ты опять мне звонишь?

– На самом деле это ты мне позвонила, – возразил Майк.

– Да не звонила я тебе.

– Нет, позвонила. Ты что-то нажала, и сработал последний предыдущий твой вызов. Я десять минут уже слушаю внутренность твоей сумочки.

Мне надо было удостовериться.

– Повторный вызов?

– Минут десять назад. Такое случается сплошь и рядом.

– Вот как?

– Ну, может, пару раз в месяц.

– Да? И что ты тогда делаешь?

– Кричу «Эй! Ты нечаянно мне позвонила!» Но ты никогда меня не слышишь.

– И что потом?

– Сдаюсь и слушаю еще немного, прежде чем повесить трубку.

– Ты слушаешь? – Я не поверила своим ушам. – А тебе вообще что-то слышно?

– Ну, в хороший день практически все.

– Но это же подслушивание! Это безнравственно, – сказала я и задумалась, а какие мои фразы, скажите на милость, он мог слышать.

– Полегче! Это же ты мне позвонила.

– Не намеренно!

– Все равно.

– Я когда-нибудь говорила что-то… – начала я.

– …Что можно поставить в вину? – закончил он.

Я кивнула в телефон, точно он мог меня видеть.

– Не-а, – сказал он. – Обычно это кассиры в продуктовом. Или твоя парикмахерша. Или твоя собака. Сдается, ты обзавелась собакой, которая жует мебель.

Я снова кивнула.

– У меня мини-такса. Просто ужасная.

– Избавься от нее. Жизнь и без того слишком коротка.

– Почему ты мне не говорил, что я случайно тебе звоню?

– Сомневался, что ты захочешь со мной разговаривать.

– А теперь не сомневаешься?

– Очень надеюсь. Плюс хочу поблагодарить тебя за вчерашнее. За то, что была так добра.

– Пустяки.

– Для меня не пустяки.

Я открыла пакетик чипсов, и несколько выпало мне на колени.

– Надо полагать, ты еще не ушла, – продолжал он.

– Верно, – сказала я, хрустя чипсами.

– Уверена, что сил хватит?

– Нет, – сказала я, чувствуя, как от такой честности меня пробирает дрожь. – Но назад пути уже нет.

– Уверен, что есть, – сказал Майк. – Всегда можно повернуть назад.

– Не уверена, что это так.

– Дункан очень беспокоится за твою безопасность в этом походе.

– Ты говорил с Дунканом?

– Он сказал, эти ребята известны тем, что у них люди погибают. Они набирают полных идиотов, ищущих неприятностей на свою голову, а потом оставляют их без присмотра.

– У них новое руководство.

– Существует уйма отличных программ выживания, – сказал Майк, точно был большим авторитетом в этой области. – Эта к ним не относится.

– Наверное, ты читал про нападение медведя.

– Нет, зато я читал про несчастный случай при спуске на веревке. И про оползни. И про то, как один парень умер от гипотермии.

– Со мной все будет в порядке, – возразила я, задаваясь вопросом, а так ли это.

– Зачем ты это делаешь?

– Выжившие, возможно, получат Сертификат.

– Ты сама-то себя слышишь?

– Я хочу этот Сертификат.

– Но дело-то в том, – сказал Майк, – что ты не спортсменка.

Он был недалек от истины, но я все равно обиделась на замечание.

– Я несколько месяцев готовилась, – отрезала я более раздраженно, чем следовало бы. – Я каждое утро по три мили бегала.

– Это не пробежка трусцой по кварталу…

– Трехмильная пробежка, – поправила я.

– Если ты считаешь, что три мили – это круто, ты только подтверждаешь мою правоту. Серьезно.

– Не смешно.

– А я и не шучу.

– Не говори мне, что я этого не смогу.

– Никто не может изменить то, каков он есть, Хелен.

– А я могу.

– Просто такие выходки не в твоем духе.

– Раньше были не в моем духе, – отрезала я. – Раньше, когда ты меня знал. Но я теперь в животное себя превратила. В кровожадного зверя.

– Почему?

– Тебе не захочется услышать ответ. – Я уже жалела, что подняла трубку. Иногда уж лучше совсем никого, чем хоть кто-нибудь.

– Хелен, – сказал вдруг Майк, – тебе незачем это делать.

– Если уж на то пошло, мне надо. Правда, надо.

– Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

– Я не поеду домой. У меня есть план, и я ему следую.

– Нет, – сказал Майк. – Я имею в виду, вернись домой ко мне.

Я уронила телефон на колени. И с секунду пялилась на него, прежде чем снова взять.

– Ты еще тут? – спрашивал тем временем Майк. – Сигнал пропадал?

– Я еще тут, – сказала я, сомневаясь, а правду ли говорю.

– Я серьезно, Элли. Я очень хочу.

– Всегда терпеть не могла, когда ты называл меня Элли.

– Повесь трубку и приезжай домой. Безумие, что мы не вместе.

Мне потребовалась пауза, чтобы сформулировать ответ.

– Мы не просто «не вместе», Майк. Мы разведены. Прошел год. Нельзя обратить развод вспять. Мы подписали документы, мы официально порвали все возможные связи.

– Знаю, и я все понимаю, и в определенном смысле это кажется немного безумным…

– С какой стороны ни посмотри, это еще как безумно.

– Мы сделали тот выбор, который на тот момент должны были сделать. Но мне теперь лучше. Потребовалась чертовская встряска, но я взял себя в руки.

– Это не встряска. Это юридически заверенный документ.

Мой телефон звякнул. Заряд кончался.

– Я же тебе говорю, – не унимался Майк. – Я стал прежним… только лучше. Тебе со мной будет хорошо, Элли.

Я запрокинула голову. Как же это похоже на него, произнести те самые слова, которые мне не терпелось услышать – но выждать до тех пор, пока не будет безвозвратно поздно.

А он продолжал:

– Я полгода постоянно ходил на свидания, и знаешь что? Никто с тобой не сравнится.

– Постоянно ходил на свидания? – переспросила я.

– А ты разве нет? Тоби сказал, у тебя были свидания.

– Одно. С бельгийским страховым агентом. Сомневаюсь, что это считается.

– И у тебя никого другого нет? Правда?

Конечно, кое-кто был. Некто исключительно неподходящий, Майк сам нас прервал. Разумеется, Майк и Джейк были знакомы – они не раз пересекались на вечеринках в честь Дня благодарения и Нового года в доме Бабули Джи-Джи, и, возможно, я чертовски бы его шокировала, скажи я в тот момент что-нибудь, – а искушение было велико. Но я промолчала. Отчасти потому что мы с Майком уже не настолько близки, чтобы делиться чем-то настолько личным. Отчасти потому что я уже не была уверена, была ли идея связаться с Джейком потрясающей или абсолютно нелепой. А отчасти – хотя я никогда в этом бы даже самой себе не призналась, – потому что что-то в той почти ночи с Джейком пробило брешь в таком ранимом месте, что я знала, у меня нет выбора, только охранять эту брешь двадцать четыре часа в сутки.

– У меня была куча вариантов, – сказала я, – но я переживала период выздоровления.

– Понятно, – сказал Майк.

Телефон снова звякнул, что батарея садится.

– Возвращайся домой, – сказал Майк. – Почему тебе так надо всегда себя мучить?