– Постойте-ка, ребята, – сказал он, поднимая руки и делая знак остановиться. Он пересек лагерь и присел на корточки, чтобы рассмотреть увиденное. – Серьезно, ребята? – спросил он. – Мусор?

Одним легким движением он скинул рюкзак, не спуская глаз с белого квадратика. Потом протянул руку, взял тремя пальцами и поднял повыше, точно держал что-то дохлое.

Все взгляды скользнули к белому квадратику. Он действительно резко выделялся, подумала я, и тут меня осенило: это мой мусор. Это был список целей, которые я носила у себя в лифчике.

– Беккет, – начала я, делая шаг к нему.

– Сколько раз мы говорили о том, чтобы уважать природу? Сколько раз мы говорили о том, что нельзя оставлять следы? И тем не менее вы, ребята, вечно оставляете за собой хвост всякого хлама, словно ни слова не слышали из того, что я говорил.

Он развернул листок.

Я собиралась сказать, что листок мой, что я не сорила, а просто его потеряла.

Но не успела я открыть рот, как он начал зачитывать список. Вслух.

– Восхищаться грубой силой и красотой природы. Пасть на колени, благоговея перед волшебством мира. Стать частью чего-то намного большего, чем я.

Парни из первой группы ржали и фыркали. Но Беккет был смертельно серьезен.

– Кто-нибудь это заберет?

Я застыла. Нет, теперь я уже не хочу его забирать. Я вознесла безмолвную хвалу небесам, что перед началом похода у меня хватило здравого смысла отрезать верхнюю часть листа с моим именем.

– Что я вам, ребята, все время твержу? Что я говорил в самый первый день?

Мэйсон наслаждался происходящим.

– Мусорить недопустимо.

– Что еще я говорил? На самой первой нашей лекции о том, что нужно защищать Мать-Природу? Что случится, если я увижу, как вы мусорите?

Все переглянулись, и наконец Доси рискнула подать голос:

– Что ты с катушек слетишь?

– Верно! Точно так я и сказал. Хотите посмотреть, как я слетаю с катушек, бросьте мусор на землю. – Он достал пропановую зажигалку, какой мы разжигали плитки. – Ну, наверное, кто-то хотел посмотреть, как я слетаю с катушек. Отлично! Сами напросились!

Он держал в одной руке зажигалку, а в другой – мой список самосовершенствования. Он щелкнул зажигалкой. Вспыхнул язычок пламени.

– Ну а теперь, хочет его кто-то забрать?

Ну уж нет!

И без единого слова Беккет поджег листок.

Мы, не отрываясь, смотрели на огонь. Беккет подождал, когда огонь подберется к его пальцам, уронил обгоревший клочок и затоптал пламя, а оставшийся клочок бумаги убрал к себе в карман.

– Мир – это вам не мусорная свалка, ребята, – сказал Беккет и оглядел группу. Все мы смотрели на него так, словно он сбреднил. – Еще раз такое выкинете, и я землю выжгу.

Потом он свистнул первой группе ходоков, точно своре собак, и увел их по тропе.

Только когда они скрылись из виду, оставшиеся разом вздохнули с облегчением. Рядом со мной стал Хью, и мы оба смотрели, как самые быстрые уходят.

– Выжигание земли не слишком-то продуктивно, – сказал он.

Я ему улыбнулась.

– Нравится мне, как он то и се поджигает. Он тогда такой горячий.

Я коротко хохотнула.

– В прямом смысле.

Хью решил, что пойдет «поищет туалет», перед тем как выйдем, и оставил меня ковырять ботинком горстку пепла.

Несколько минут спустя подошел Джейк.

– Он и в самом деле псих, – сказал Джейк. – Я про Беккета.

Я промолчала.

– Это ведь твой список был, да? Тот, что ты носила в лифчике?

Как он узнал? Я просто пожала плечами.

– Все равно пора составлять новый.

– Вот как?

Я подняла глаза:

– Уинди учит меня, как быть счастливой.

Это его заинтересовало.

– Она?

– Похоже, это подразумевает уйму списков.

– Она просто нечто, да?

– А то! Она ужасно мне нравится.

Джейк кивнул:

– Вообще говоря, я принес тебе подарок. Кое-что взамен твоего утраченного списка.

Он протянул мне сложенный листок бумаги.

– Что это?

– Стихотворение.

– Ты написал стихотворение?

– Нет. Это Пабло Неруда. Мое любимое стихотворение моего любимого поэта.

– Оно у тебя в рюкзаке лежало?

С едва заметной улыбкой он покачал головой:

– В кармане. Хотя я держал бы в лифчике, если бы у меня таковой имелся.

– Оно тебе больше не нужно?

– Я хочу, чтобы оно было у тебя. При одном условии.

– Каком?

– Ты не будешь его читать.

Я нахмурилась:

– Ты мне его дашь, только если я не буду его читать?

– Это личное. Между Пабло и мной.

– Что толку от подаренного стихотворения, если я не могу его прочесть?

Пожав плечами, Джейк протянул мне листок.

– Не хочется, чтобы твой лифчик пустовал.

Вот опять он со мной флиртует!

– Обещай, что его не прочтешь, – сказал он, – и оно твое.

– Не прочту.

По правде говоря, я даже не хотела его брать, но меня слишком огорошил поворот событий, и я не сумела сформулировать протест. Что означает для юнца, если он дает тебе стихи, которые тебе не позволено читать? Я понятия не имела.

Он повернулся уходить.

– И вообще. Приятно иметь что-то, за что можно цепляться.

– А за что ты собираешься цепляться? – крикнула я ему вслед.

Но он только пожал плечами.

– Придумаю что-нибудь.

* * *

Я сразу начала скучать по Уинди. Хью стал мне вроде как приятелем, но он был не из говорливых. Все мои попытки поболтать быстро иссякали и угасли. Так что мне не избежать было Уно и Доси, которые всё щебетали и щебетали – как ток-шоу, которое нельзя выключить: они пели поп-песни, они предавались вслух фантазиям о шампунях и скрабах для лица, они бесконечно дискутировали, успели уже похудеть или нет, и они сплетничали обо всех и каждом.

Понемногу Хью втянулся в девчачьи сплетни и даже пошел впереди, а я заняла мое прежнее место самой последней в строю.

Надо отдать им должное, в то утро я взаправду многое узнала. Главным образом о парнях. Беккета недавно бросила девушка, и Мэйсона тоже, но все остальные парни были заняты, включая Хью, который, по их убеждению, был геем.

– Ты гей, да? – окликнула одна из девочек Хью.

– Ага, – весело отозвался он, не сбиваясь с шага. – Но одинок.

– Значит, в открытом доступе… – сказала Доси.

– Просто не для нас, – закончила Уно.

Было решено, что Мэйсон дурак, а Беккет псих. Так что все трое оказались в безрадостной ситуации – то есть безо всяких романтических перспектив. На это они сетовали пространно и многократно, раз за разом обсуждая кандидатуру Мейсона, ведь, в конце концов, он был красив. Если бы только повернул как надо свою дурацкую бейсболку.

Я как раз задумалась о Джейке и о том, почему он попал в список «разобранных», как Хью подал голос:

– А как насчет Джей-Дога? Он-то ни с кем не встречается.

Девочки хором испустили протяжный вздох.

– Это трагично, – сказала Доси.

Я невольно навострила уши. Что трагично? Он что-то о себе выдал по ходу игры «Правда или действие»? Девочки знают о Джейке что-то, чего не знаю я?

– Что трагично? – тут же клюнул на приманку Хью.

– Ну, – протянула Доси, – он в группе лучше всех целуется…

– Подтверждаю, – вставила Уно.

Они что, все с ним целовались? Что, черт возьми, произошло на той крыше?

– Но он занят.

Занят?

– Занят? – переспросил Хью.

Мое дыхание стало глубже. Что он им наговорил? Сказал, что не свободен, чтобы от него отстали? Или просто так сказал, потому что решил отказаться вообще от женщин или что там с ним еще стряслось? Или он правда считает себя несвободным? Потому что – и тогда я впервые призналась в этом, даже самой себе – я чувствовала себя несвободной. Я чувствовала, что меня застолбил Джейк. Даже несмотря на глупости про то, что мы друг другу чужие. Даже при том, что прошлую неделю я его игнорировала. Даже если теперь выходило, что он какой-то маньяк по части поцелуев в играх. От правды было не отвертеться.

Но я же не за тем сюда приехала! Я же не за тем приехала, чтобы увязнуть в девчачьей влюбленности! Я здесь ради мощи и красоты природы. Я здесь, чтобы установить связь с чем-то большим, чем я. Я здесь ради трансформации, черт возьми! Ради крутизны! Свирепости! Силы! Но кого я дурачу? Ничего подобного тут не предлагают. И говорю я это не для того, чтобы принизить дикую природу, ведь она воистину внушала благоговение, нет, я говорю это для того, чтобы принизить все остальное в этом поверхностном, подростковом, подлом, показушном и глубоко разочаровывающем походе!

Джейк сказал, что занят? Он все еще вспоминает ту ночь в мотеле так же часто, как я? Я о ней грезила – как во сне, так и наяву. Воспоминание о ней засело в каком-то центральном узле у меня в мозгу, и, о чем бы я ни подумала, эта мысль вызывала какую-нибудь ассоциацию о ночи с ним. Чистя зубы, я вспоминала, как чистила зубы в ванной мотеля. Засыпая, вспоминала, как засыпала в мотеле напротив Джейка. Видя, как кто-то читает, вспоминала о книге, которую читал Джейк, когда я к нему подошла. И так далее и тому подобное. Я никуда не могла от этого деться. И, возможно, это было не так уж плохо.

При этой мысли сердце у меня чуть подпрыгнуло. Мне незачем превращаться в Чака Норриса. Или в Пикл. Я смогла познакомиться с будущим психологом-ветеринаром по имени Уинди и начать учиться, как быть счастливой. Может быть, есть небольшая вероятность, что я позволю Джейку ко мне присоединиться.

Но девочки все еще болтали.

– Несвободен, – подтвердили они хором.

– И с кем же он? – поинтересовался Хью.

С секунду я, честное слово, думала, что они скажут что-то вроде: «С какой-то загадочной девушкой. Он уже целую вечность в нее влюблен». Я постаралась сделать непроницаемое лицо, готовилась все отрицать, когда Доси сказала:

– С Уинди, конечно.

– Он с Уинди? – переспросила я.

– Он с самого начала ей нравился, и теперь она тоже ему нравится.

– Откуда вы знаете? – спросила я.

– У нас свои методы.

Я была готова поспорить, но тут вклинился Хью:

– Идеально. Они идеально друг другу подходят.

– Ну, идеально, может, чуток чересчур сильно сказано.

Хью поднял брови:

– Он умен и образован, и она тоже. Он красив на среднеамериканский манер, а она – ладно, давайте признаем факты – просто роскошна. Простите, дамы. Лучшей пары и придумать нельзя. Они оба подтянутые и загорелые. У обоих отличные ноги. Отличные зубы. А какая у него нижняя челюсть! И держите меня, не то заговорю про ямочки у него на щеках.

И тут до меня дошло: Хью вовсе не был молчуном, просто мы не натыкались на тему, которая ему нравилась. До сего момента.

– Они оба любят ходить под парусом, – подбросила Уно.

– И у родителей обоих есть летние дома в Мэне.

– И оба любят овчарок.

– И вафли-фри.

– И обоим не нравится французская кухня.

– И они лучше всех делают медвежьи подвески.

– Ух ты, – сказала я на это. – Лучше всех делают медвежьи подвески. Странно, что они еще не женаты.

– Хороший вопрос, – сказал Хью. – Надо будет проверить сегодня вечером.

* * *

Но ничего такого нам в тот вечер сделать не довелось. Потому что на тропе Хью сделал нечто, чего ему делать не полагалось. Чего ни одному из нас делать не полагалось. Возможно, он отвлекся. Возможно, он забыл. Возможно, Беккет столько раз предостерегал нас о стольких катастрофах, что стало казаться, будто он поднимает ложную тревогу. Какова бы ни была причина, факт оставался фактом: Хью наступал на стволы дерева. И, как и предостерегал Беккет, если наступать на стволы, рано или поздно один неизбежно окажется гнилым.

Мы вышли на тот участок тропы, который сплошь был завален упавшими деревьями. К тому же это был солнечный, разреженный участок леса, точно какая-то напасть – наводнение, возможно, или засуха – тяжело сказалась на этом месте, и теперь поддавшиеся ей деревья лежали там, где попадали.

Идя в самом хвосте, я размышляла, что же убило деревья. Но Хью и Сестры ничего не замечали. Они планировали хипстерскую – или в стиле бохо – свадьбу Джейка и Уинди на природе, восторгаясь каждой картинкой, какую рисовало им воображение.

– Он был бы так красив в смокинге, – сказала Уно.

– Он смокинг не наденет, – авторитетно заявил Хью, ступая на ствол и снова спускаясь.

– Ну ладно, не официальный из «Вечерних костюмов от Ала», – не унималась Уно, вслед за ним подходя к стволу и перенося через него ногу, как нас учили. – А как насчет смокинга с шалевым воротником? В духе Кэри Гранта.

– Нет, – возразил Хью, вставая на следующий ствол. – Он слишком крут для смокинга. Он будет в коричневой жилетке со свободно завязанным галстуком и закатанными до локтей рукавами.

– Свободно завязанный галстук-бабочка?

– Нет, шнурок, – поправился Хью, наступая на следующий ствол и спускаясь снова на тропу.