– Ага, – откликнулась Уинди. – Скорее всего. Все как будто вечно упирается в нейромедиаторы.

– А препарат тут какой-нибудь не поможет? – спросила я.

– Едва ли. Но иногда люди зацикливаются на тоске или желании. В конечном итоге им больше нравится хотеть, чем иметь.

– И я о том же! Это исправимо?

Уинди на минуту задумалась и только потом ответила:

– Ну, нейроны мозга гораздо пластичнее, чем раньше считалось. Теоретически все возможно. Но это в теории. Главное помнить, что, получив желаемое, мы не ощутим счастья.

– Совсем? – переспросила я.

– Разве что на короткое время. Счастье больше связано со способностью ценить, чем с приобретением или наличием чего-то.

– А! – протянула я.

Это меня слегка озадачило. Я всегда предполагала, что получать желаемое и есть определение счастья. Наверное, я тут вроде как не в свою область залезла.

Когда от меня больше вопросов не последовало, Уинди снова вернулась к Джейку.

– Так вот, тогда я и решила стать буддисткой. На первом курсе в Барнарде 5.

– Потрясающе, – сказал Джейк. – Я все собираюсь стать буддистом, но пока никак.

– Это не так трудно, – откликнулась Уинди. – Могу тебя научить.

– Конечно, – сказал Джейк. – Отлично.

Уинди училась в Барнарде? И была буддисткой? Вот чем она из всех выделялась, она была полна неожиданностей. С ней никогда не бывало скучно. И она всегда – и беззастенчиво – была сама собой. Я даже не могла придумать, чем она мне не нравится.

– Возможно, когда у нас будет день отдыха, я могла бы дать тебе урок, – предложила Уинди.

– Заметано, – откликнулся Джейк.

А может, и могла бы. Самую малость.

* * *

Нам потребовалось три часа, чтобы добраться до Хью. Когда мы пришли, он был в сознании и прихлебывал суп, который приготовили ему Сестры.

Джейк сразу взялся за дело, разрезал ножницами штаны и носки Хью, чтобы оценить ситуацию, и послал Уинди и крупных парней найти сук подлинней, чтобы смастерить шину.

– Ты собираешься наложить шину ему на ногу? – спросил Мэйсон.

Джейк покачал головой:

– Я собираюсь наложить шину ему на все тело.

Остальную группу Беккет согнал на некотором отдалении и начал готовить к эвакуации. Он разделил нас на две группы. Указав на троих, у кого были рюкзаки со внешними алюминиевыми рамами, он велел всё оттуда вынуть. Когда рюкзаки опустели, он велел владельцам распределить свои пожитки по оставшимся рюкзакам. Потом начал разбирать рамы.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Носилки для Хью.

У нас при себе были плоские нейлоновые ремни, которые Беккет несколько раз пропустил между рамами. Вместе они действительно образовали своего рода плетеный гамак. Закончив, Беккет расстелил на нем спальник для мягкости, и сам лег сверху.

– Неплохо, – сказал он, глядя на меня снизу вверх. – Не перина, но сойдет.

Пока мы завтракали, Джейк доложил о состоянии Хью. От талии до колена у него сплошной черный синяк, ногу вообще согнуть не может, а тот факт, что одна нога выглядит длиннее другой, вызывает подозрение, что бедренная кость у Хью и раздроблена, и смещена разом. Но он в сознании, и это очень хорошо. Тут на глазах у всей группы Джейк посмотрел на меня:

– Он говорил, Хелен – его героиня.

– Ты кое-что как надо сделала, девочка, – сказал Беккет. – Так держать.

Дальше командование взял на себя Беккет и изложил план. Шесть человек, половина группы, понесут носилки. Другая половина, разделившись на команды, будет переносить на короткие расстояния свои и чужие рюкзаки. По всей очевидности, мне предстояло нести носилки. И Джейку тоже. Нам надо будет добраться к ближайшему выходу из национального парка – это около трех миль, – откуда «Скорая помощь» заберет Хью в больницу.

– Мы что, просто бросим его у начала трека и двинем дальше? – спросил Мэйсон.

Беккет покачал головой:

– Там нас будет ждать администратор «ГТВ». Дальше всем займется она.

Была половина десятого утра. Пора было выдвигаться. Три мили – это не так далеко, подумала я про себя. Может, сегодня будет не так уж скверно.

Но тут Беккет обернулся с последним наставлением группе:

– Это будет самый долгий день в вашей жизни, ребята. Как бы тошно вам ни было, помните, Хью в десять раз хуже. Хорошо, что вчера вечером мы проделали небольшое упражнение на внутреннюю силу. Теперь пора обратиться к людям, которые вас любят. Они вам понадобятся.

Все это показалось мне чуток театральным. Беккет вообще как будто был склонен драматизировать. Однако оказывался прав. Я подошла, чтобы помочь переложить Хью на носилки. Парни собрались вокруг него, готовые поднять его и переместить, куда велят. Даже на мой взгляд, видок у них был угрожающий. Джейк велел всем завести руки под спину Хью, «как лопатки».

– Больно будет? – спросил Хью.

Джейк кивнул.

– Прости, приятель. Адски.

Он посмотрел на парней:

– Готовы?

– Подождите! – крикнул Хью.

Они стали ждать.

Но Хью просто тянул время. Я так ясно увидела ужас в его лице, что сделала шаг вперед, протиснулась между Джейком и Мэйсоном и схватила его за руку.

– Сожми мою руку, – велела я и совсем как Джейк воспользовалась тем, что он отвлекся, и рявкнула: – Раз, два, три! Подняли!

Никогда в моей жизни я не слышала, чтобы кто-то орал так, как Хью в тот момент. Если бы чистейшая мука могла подать голос, так бы и прозвучало. Когда он замолк, я поняла, что он снова потерял сознание.

Мы застегнули его в спальный мешок для тепла и защиты. Потом привязали нейлоновыми ремнями к носилкам – плотно, чтобы он не скользил из стороны в сторону.

– Сейчас он опять кричал бы, – сказал Джейк, – если бы был в сознании.

И вот пришло время выступать.

– Выдвигаемся, – приказал Беккет, когда мы, те, кому предстояло идти с носилками, заняли места вокруг рамы. Я предположила, что мы взвалим Хью себе на плечи, как делают на похоронах, но Беккет велел поднять носилки до уровня бедра и нести на выпрямленной вниз руке. – Так легче для вас, – пояснил он. – И безопаснее для него.

– Безопаснее? – переспросила я.

– На случай, если его уроним. – И добавил в ответ на мой взгляд: – Чего мы не сделаем.

Беккет привязал к раме шесть ремней, чтобы мы могли ухватиться за раму одной рукой, пропустить ремень себе через плечо и взяться за него другой рукой.

– Оберните конец ремня вот так. – Он продемонстрировал, что надо делать. – И выпрямите локоть.

«Это поможет, – подумала я. – Но не слишком».

Едва Беккет произнес: «Поднимаем на счет три… один, два, ТРИ!» – и я ощутила реальный вес, который нам придется нести следующие три мили, в гору и под гору, мои мышцы взмолились: «Нет! Опусти!»

Но я этого не сделала. Потому что никто другой этого не сделал и потому что другого выбора не было.

– Он слишком худой, чтобы быть таким тяжелым, – сказал вдруг Мэйсон.

– Прибавь вес рам. И спальных мешков.

– Весит он, вероятно, фунтов сто восемьдесят, – сказал Беккет. – Прибавь рамы, и думаю, получится двести. Может, больше.

– Ну так должно приходиться всего по тридцать фунтов на брата. Или около того.

– Да не так страшно.

Но было еще как страшно.

Не успели мы еще добраться до развилки на первоначальной тропе, плечи у меня горели, так сильно в них врезался ремень, а рука, вокруг которой он был обернут, посинела и запульсировала. Беккет предсказывал, что нам потребуется большая часть дня, чтобы выйти к началу маршрута, ведь тем, кто носит рюкзаки, в буквальном смысле придется пройти расстояние дважды – один раз с собственными рюкзаками и второй с рюкзаками тех, кто несет носилки. Мы, конечно, будем двигаться медленней – ради Хью и нас самих. Без сомнения, это было самое изнурительное, что я когда-либо требовала от своего тела.

«Думай о чем-нибудь другом», – пыталась приказать себе я. Беккет советовал обратиться к любимым людям. К кому-то, кто нас любит. Я постаралась вообразить, что впереди стоит Нейтан, подбадривая меня, как зритель на марафоне. Но это было слишком трудно, не говоря уже о том, что слишком глупо. У меня не оставалось сил на игру воображения, и я не могла поверить, что Беккет такое предложил – и вообще пытаться сделать две вещи зараз было еще труднее, чем по отдельности.

И вот тут Джейк сделал нечто совершенно неожиданное: завел маршевую кричалку.

До того мы рывками брели по треку, напирали и тянули носилки каждый в свою сторону, хромали, дергали и мучились, а голос Джейка зазвучал вдруг настолько громко и сильно, что мы разом выровнялись.

С уверенностью заправского сержанта на плацу, какую обычно видишь в кино, Джейк начал выкрикивать:

– Ать-два, левой! Ать-два, левой!

И ни с того ни с сего парни начали ему отвечать, орать в ответ то «ать-два», то какие-то строчки. Откуда они знали, что надо делать?

Потом Джейк перешел к «стихотворной части» – если она так называется:

Ать-два, ать-два,

Руки, ноги, голова,

Если в жизни станет туго,

Посмотри на рожу друга.

И парни ему вторили, не сбиваясь с шагу. По мере того как их ответы входили в ритм, под него же подстраивались и шаги.

Джейк снова перешел на «ать-два, левой, ать-два, левой!».

На этих словах он оглянулся на меня, увидел, что я не кричу со всеми, и сказал:

– Ты в отряде, Хелен через «Х».

Парни уже отвечали. Поэтому я тоже присоединилась.

Он нас завел. Благодаря кричалке, в которой «ать-два, левой!» чередовалось с рассказом о том, как ужасна жизнь, нести мертвый груз Хью через лес казалось чем-то почти сродни танцу.

Уж и не знаю, как звучала она в оригинале или где ее выучил Джейк, но некоторое время спустя он начал придумывать подходящие для нашей ситуации слова:

Ать-два, ать-два,

Мне подушкой трын-трава.

Пыль иду, глотаю ртом,

И с латте кругом облом,

Душ мне не принять никак,

Тонну весит наш чувак.

Я не могла понять, как Джейку это удается. В нем же не было ничего от вояки. Но мне ужасно нравилось. Меня все еще мучили чудовищные боли в руке и плечах? А то. Джейк каким-то образом умудрился сделать нашу жизнь лучше? Еще как.

Под конец пути от наших воплей Хью пришел в себя, моргнул несколько раз, слушал нас с минуту, а затем объявил:

– Я попал в ад.

– Ты и половины не знаешь, брат, – сказал идущий у его головы Мэйсон. – Ты еще моего пуканья не слышал.

– Реактивные выхлопы, – сказал Беккет, и все, даже Хью, хохотнули.

– Боже, больно смеяться, – сказал вдруг Хью. – Не надо меня смешить.

– Тогда никаких шуток про пуканье, – сказал Беккет, и Хью снова рассмеялся.

– Тут либо смеяться, либо плакать, – вставил один из крупных парней.

– А может, ни то, ни другое? – предложил Хью. – Как насчет ни того, ни другого?

* * *

Беккет был абсолютно прав. До выхода из национального парка мы добрались не раньше трех пополудни. В какой-то момент – во время кричалки Джейка – показалось, что мы перекроем прогноз Беккета и поспеем к двум. Но тут мы вышли на участок, где тропа была скользкой от летнего ливня. Земля раскисла, и с каждым шагом, какой мы делали, мы на полшага соскальзывали в грязи вниз под уклон – больше походило на тренировку на тренажере, чем на ходьбу. На полпути через эту грязь, сразу после остановки на ланч, понадобилось пересечь реку. Днем реки всегда полноводнее, потому что на теплом дневном воздухе летом тает снег на вершинах. В этой речке вода доходила парням до середины бедра, мне – почти по пояс. Нам и самим-то пришлось бы несладко, ведь ледяное течение било и тянуло нас за ноги при каждом шаге, но еще тяжелее было держать носилки с Хью выше уровня воды.

– Давайте, давайте! Так держать, ребята! – подбадривал Беккет, пока мы с трудом продвигались через реку. – Давайте не добавлять к списку недугов Хью еще и гипотермию.

На переход через реку у нас ушло двадцать минут, и когда мы выбрались на противоположный берег, кожа у меня на ногах стала ярко-красной от холода, а плечи – оба – сводило так, что они горели огнем.

На другом берегу мы опустили на землю Хью, который был в сознании, и я согнулась пополам, чтобы помахать руками и стряхнуть напряжение. Не сработало.

Распрямившись, я обнаружила рядом с собой Джейка.

– Вот так поделай, – сказал он, сгибая и разгибая мою руку.

Я только уставилась на него.

– Плечи болят, верно?

Я кивнула.

– О’кей, – сказал он. – Это поможет.

Я ему позволила. Я слишком устала, чтобы отказаться. Я за всю жизнь никогда так не уставала. Я пересекла грань, когда могла против чего-либо протестовать. Интересно, Джейк станет меня ругать за волдыри, которыми покрылись мои ладони? Но когда я посмотрела на его руки, то увидела, что и у него они в волдырях. И у всех остальных тоже. Даже у Беккета.