Александр Шохов - Счастье есть

Манечка Мейкер, стройная двадцатиоднолетняя шатенка с симпатичным личиком и ярко-зелеными глазами, медленно курила на своем балконе, пуская струйку дыма так, чтобы попасть в пролетающий мимо тополиный пух.

Курение было для нее, скорее, баловством, своеобразной взрослой игрой. Собственно, не прошло еще и месяца с того момента, когда Маня закурила, но она уже подумывала, что надо с этим развлечением завязывать.

Квартирка на втором этаже старой пятиэтажки, доставшаяся ей от бабушки, выходила балконом во двор, где росли высокие и стройные тополя. Тополя шумели под порывами ветра. Манечка немного скучала. И было вполне понятно, почему. Был май. Была суббота. Три часа дня. А никакие планы на вечер почему-то еще не сложились.

Халатик, в который была одета Манечка, периодически вздрагивал от движения воздуха. Тело под легкой одеждой покрывалось маленькими приятными мурашками. В Одессе было довольно тепло. Но еще не по-летнему. Не наступила еще та нежная жара, которая ласкает тело при каждом движении воздуха и манит купаться на голом пляже Чкаловского санатория. Но зимняя промозглая сырость уже безвозвратно исчезла в прошлом. Маня поглядывала на тополя, на белые облака, быстро бегущие в безмятежно-голубом океане неба. И ей было хорошо. Хотя и немного тоскливо.

Из подъезда, переваливаясь как плюшевый медвежонок, вышла старушка, Екатерина Витальевна, неодобрительно относящаяся к Мане, а также к ее друзьям и подругам, которые время от времени смущали ее вечерний сон. Она взглянула на Манечку снизу вверх, но не поздоровалась.

– Здравствуйте, Екатерина Витальевна! – крикнула Манечка.

Старушка небрежно кивнула в ответ и, медленно вышагивая, скрылась за углом дома.

По двору медленно шел мужчина из соседнего подъезда. Кажется, его звали Максим. Он три года назад потерял в автомобильной аварии жену и сына, и теперь жил один. Несчастный человек! Манечка искренне ему сочувствовала, но чем тут поможешь? Как говорится, Бог дал, Бог взял.

Заметив Манечку, курящую на балконе, Максим помахал ей рукой. Манечка помахала в ответ.

– Добрый вечер! – сказал он. – Вас, кажется, зовут Маня?

– Добрый вечер. А Вас, кажется, зовут Максим?

– Макс. Обычно Макс, – ответил сосед. – Я много раз видел Вас на этом балконе. И всегда хотел сделать что-нибудь, но не решался.

– Вы меня уже интригуете, – улыбаясь, сказала Манечка Мейкер, и в ее голосе заиграли бархатные нотки. – В чем вопрос?

– Я хочу… пригласить… Вас в ресторан… сегодня вечером. Вы не откажетесь?

Было похоже, что слова эти дались Максу с большим трудом. Он даже останавливался несколько раз на середине фразы, словно боясь, что Манечка перебьет его и не даст договорить. Произнеся свой вопрос, он склонил голову, явно ожидая отказа.

– Как раз сегодняшний вечер у меня совершенно, – Манечка сделала театральную паузу и картинно вдохнула и выпустила сигаретный дым, – свободен. Во сколько?

– Я уже заказал столик в «Петровском» на семь вечера.

– Заходите после шести, – сказала Манечка, и, потушив сигарету, ушла вглубь своей квартиры.

Ресторан «Петровский» был одним из самых красивых и дорогих в городе. Манечка не то, чтобы не бывала в дорогих ресторанах. Бывала. Но раз уж ее пригласил Макс, надо было как-то выглядеть. Пересчитав деньги в кошельке, Манечка позвонила подруге Ксюше Фаер, которая держала спа-салон, и уже через полчаса ехала к ней в такси, держа на коленях пакет с платьем и туфельками.

Макс зашел к себе в квартиру с улыбкой на лице. Он поймал себя на этом, и подумал, что его лицо успело отвыкнуть от улыбки. Прошло почти три года с той самой аварии.

Повсюду со стен на него смотрели фотографии жены и сына. Он уже привык, что они таким образом продолжают быть вместе с ним. И иногда подолгу разговаривал с фотографиями. Сейчас он вспоминал прошедшие три года как один бесконечный день, наполненный безумной, всепоглощающей пустотой, бесконечно длящийся день похорон. Он развесил фото из семейного альбома сразу же после возвращения с кладбища. Тогда же он заметил, что фотографии как будто бы следят за ним глазами, когда он перемещался по квартире. Конечно, это был всего лишь визуальный эффект. Но какое-то время он утешал себя тем, что они, живые и любимые, все еще здесь, просто он больше не может их увидеть. Утешение было слабым. И за эти годы превратилось в пытку. Его боль никуда не ушла за эти годы. Она просто превратилась в привычку.

В углу все еще висела икона с разбитым стеклом. Он разбил ее в день аварии, когда вернулся из больницы, весь покрытый синяками, но без единого перелома. А его жену и сына врачи спасти не смогли. Макс сидел около операционной и ждал. Ждал, пока ему не сказали, что все кончено. Он вернулся домой, и не знал, как справиться с болью и отчаянием. Он разбил икону, он сбил себе кулаки о пустые стены. Он не мог ничего изменить. И только повторял внутри себя один и тот же вопрос: «Боже! Если ты есть, почему ты допустил это?!». Это была обида на Бога, на весь созданный им мир. Обида и сейчас горела темным пламенем в самой середине его сердца. Вопросы к Богу, которые он хотел задать тогда, по-прежнему теснились в его сознании, словно отравленные стрелы, которые было не в кого выпустить. Хотел бы он знать, почему существует смерть. Почему он потерял самых близких, самых любимых людей? Потерял? Это не совсем то слово. За рулем машины в тот день был Макс. Его неосторожность убила жену и сына. А он сам чудом остался жив. Чудом. Зачем?

Максу недавно исполнилось тридцать восемь. Когда случилась авария, ему было тридцать пять, и он чувствовал, что начинается самая счастливая часть его жизни. А потом все прервалось. И вот уже три года у него ничего не было, кроме этой боли, и выжигающей его душу вины.

По привычке Макс бросил гневный взор на икону, а потом подумал, что его злость и обида на Бога совершенно напрасны. «Нет никакого Бога! – сформулировалась в его сознании четкая мысль. – А значит, и злиться не на кого».

Макс сел за письменный стол, за которым когда-то учил уроки его сын. Открыл верхний ящик. Достал толстую тетрадь. Открыл ее на первой странице. Тетрадь была пуста. Только несколько жирных точек стояли в первой строке. Макс взял ручку и хотел написать хотя бы одно слово. Но так и не смог. Ручка оставила еще одну жирную точку в первой строке.

Это была идея психолога, Альберта Абрамовича. Он порекомендовал Максу завести дневник. Это было почти две недели назад. Психолог сказал, чтобы Макс не приходил к нему на очередной сеанс, пока не сделает это. Макс снова коснулся ручкой бумаги, намереваясь написать то, что он подумал только что, глядя на разбитое стекло иконы. Появилась еще одна точка. Но в слово она так и не превратилась.

Психолог Альберт Абрамович Карапетян занимался с ним уже около года. Обратился Макс к нему по совету своего друга детства, Алекса. Тот и сам ходил к Альберту Абрамовичу вместе с супругой, у них был сложный период совместной жизни. Альберт Абрамович считался в городе хорошим специалистом. К нему ходили многие уважаемые люди. И хотя у Алекса в семье отношения так и не наладились, тем не менее, он хорошо отозвался об Альберте Абрамовиче и рекомендовал его Максу.

Алекс был высок, жизнерадостен и оптимистичен, и мог уговорить кого угодно и на что угодно. Макс посопротивлялся, но поддался на уговоры, и, в общем-то, не пожалел об этом. Альберт Абрамович каким-то образом помог ему принять эту безвозвратную потерю, и начать жить дальше.

Макс покрутил авторучку, прикоснулся к листу бумаги, к той самой точке, которую только что поставил. Бесполезно. Альберт Абрамович утверждал, что эта немота в письменной речи является одним из основных симптомов, и одновременно, ее преодоление будет означать, что Макс начал выздоравливать. Видимо, до выздоровления ему было еще далеко.

Макс снова, но уже больше по привычке, бросил гневный взгляд на икону, вздохнул, отложил ручку, закрыл тетрадь и спрятал ее в верхний яшик стола. Потом встал со стула и, медленно подойдя к иконе, снял ее со стены и, дойдя до кухни, положил ее в мусорное ведро. Он сделал это совершенно без эмоций. А потом, вернувшись в комнату, принялся снимать со стен фотографии жены и сына, и складывать их в один большой ящик. На его глазах время от времени выступали слезы, когда он смотрел на какую-нибудь фотографию, вспоминая, как и когда она была сделана.

Он помнил аварию во всех деталях. Не он нарушил правила дорожного движения. Но он мог оглянуться и посмотреть. Мог. Но не оглянулся. Один миг, промежуток времени меньше одной секунды, – и он потерял все, что составляло основу его жизни. Ощущение своей вины каждый день сжигало его изнутри. Но что он мог сделать теперь? Что он мог изменить?

Вечерами было прохладно. Макс и Манечка Мейкер расположились не на открытой площадке рядом с фонтаном, а внутри, в гостиной с видом на сад. Манечка была с новой прической, в открытом коротком платье ярко-бирюзового цвета. Макс был в костюме, который немного болтался на нем, – за последние годы он сильно похудел.

В «Петровском» царила атмосфера покоя и радостного довольства жизнью. Официанты улыбчиво рекомендовали блюда в меню. Музыка была негромкой, и звучала в этих стенах как-то радостно. При взгляде из этих окон мир казался замечательным местом, полным возможностей и способным безвозмездно подарить счастье. Макс заказал дорогое вино. Официант принес бутылку, открыл ее и налил в бокал сперва немного, протянул Максу, чтобы тот оценил аромат. Макс кивнул. Официант разлил вино и удалился, поставив бутылку на стол.

– Я знаю, что Вы работаете в фирме, оптом торгующей канцтоварами, – сказал Макс.

– Почему Вы это знаете? – поинтересовалась Манечка.

– Я видел Вас недавно в офисе на Нежинской. Вы сидели у окна и курили. А я проходил мимо. Мне нравится, как Вы пускаете дым.

– О! Это так, баловство. Я, на самом деле, не курю. Я только играю с дымом.

– Такого мне еще никто не говорил, – улыбнулся Макс.

– Я почему-то уверена, что больше не стану курить.

– Почему же?

– Боюсь за свою внешность. И хочу здоровых детей.

– Это серьезно, – кивнул Макс.

– Макс, давай на «ты», а? – улыбнулась Манечка. – А то напрягает.

Макс улыбнулся в ответ. Ему нравилась эта девочка. В ней было столько жизни, столько желаний… Он рядом с нею чувствовал себя пустым. Ведь он уже однажды все потерял. И было очень страшно, что ничего не получится теперь, что все попытки вернуть себе счастье напрасны. Макс вдруг осознал, что если этот вечер не получит никакого продолжения, вся его жизнь окончательно потеряет смысл. И тогда останется только одно…

– Ладно. Выпьем за это, – сказал он.

Они чокнулись и выпили.

– И что еще ты обо мне знаешь? – спросила Маня.

– Ты играешь с дымом ментоловых сигарет, пьешь зеленый чай, любишь добавлять мороженое в горячий кофе, загораешь на Чкаловском пляже, и у тебя несколько месяцев назад был роман с парнем, который изменил тебе с другой. Это все, что я знаю.

– Ничего себе! – изумилась Маня. – Ты что, детектива нанимал?

– Нет. Просто мы встречались. Или я слышал обрывки разговоров… В этом городе встретиться случайно не так уж и сложно. Я наблюдал. А Вы… то есть ты, не замечала меня. Потому что у тебя яркая, насыщенная жизнь. А я был всего лишь элементом фона.

– Даже не знаю, как к этому отнестись, – сказала Маня. – С одной стороны, это выглядит очень подозрительно, так маньяки выслеживают свои будущие жертвы. С другой, должна признаться, что это приятно. Ведь это внимание. И, кстати, даю слово, что сегодняшняя сигарета действительно была последней. Ты когда-нибудь курил?

– Никогда, – отрицательно покачал головой Макс. – Я всю жизнь занимался восточными единоборствами, поэтому некогда было обзавестись этой привычкой. Поэтому я и не знаю, что сказать. Но, говорят, что это действительно вредно для здоровья. Хотя в пятидесятые годы двадцатого века женщинам рекомендовали курить во время беременности.

– Правда?

– Меня тогда еще не было, – на всякий случай уточнил Макс, – но мама рассказывала. Доктора говорили, что никотиновая кислота полезна для развития плода. Некоторые верили, что если курить, то обязательно родится мальчик.

– Одна моя подруга, когда была беременной, ела таблетки никотиновой кислоты, так что это, наверное, правда, – подтвердила Маня.

– В общем, не знаю, насколько курение вредно само по себе. Но, думаю, каждой курящей девушке приятно воображать себя драконом.

Маня улыбнулась.

– Что верно, то верно. Девушка-дракон – это тема.