– Я очень постараюсь, – пообещал Макс. – Тем более, что Алекс действительно может свернуть ему шею. А мне нужно получить свой гонорар.

Он проводил Маню до такси, и направился к себе. В целом проект поместья Виктора Холливуда был готов, но требовалось указать в чертежах еще множество важных деталей.

* * *

Алекс проснулся в объятиях Фриды, и понял, что проспал. Солнце уже щедро заливало комнату лучами и теплом.

– Фрида, кажется, мы проспали, – сказал он.

– И правда, – она поцеловала его. – Доброе утро.

– Як Максу. Потом в больницу. Потом надо офис найти, документы на регистрацию фирмы забрать.

– Как фирму-то назвал?

– Юридическая компания «Гольдштейн». По фамилии бабушки.

– Ух ты, – сказала Фрида. – Звучит. Будешь кофе?

– С удовольствием, – сказал Алекс.

– Кстати, ты можешь поработать и здесь. Пароль от интернета лежит вон там, на туалетном столике. А ключи от дома висят у входной двери на магнитике.

– Спасибо, – сказал Алекс.

– Я правда хочу, чтобы у тебя были ключи от этого дома, – сказала Фрида.

– Мне еще никогда женщина не давала свои ключи, – сказал Алекс.

– Даже не знаю, как отнестись к этому.

– Никак. Просто поцелуй меня.

Алекс поцеловал Фриду. Она обняла его, прижалась нежно всем телом, а потом легко вскочила с постели.

– Ты очень хороша, – сказал он, разглядывая ее обнаженное тело, сияющее в солнечных лучах.

– Я в душ, – сказала Фрида, и исчезла за дверью.

Алекс осмотрелся. День предстоял непростой. Он взглянул на свой телефон, неохотно взял его в руки, проверил почту. Двадцать новых писем от Бахмана. И результаты работы подчиненных. Начать надо именно с них. Он набрал номер Клавы.

– Во сколько Борьку в больницу надо доставить?

– Уже доставила, тебя еще не дожидалась! – ответила Клава.

– Я приеду.

– Можешь не спешить. А то бляди обидятся, – сказала Клава и положила трубку.

«Будет нелегко, – подумал Алекс. – Но надо жить и действовать».

Он положил телефон на тумбу, стоящую возле кровати, встал, потянулся, выполнил несколько ударов в воздух, сделал несколько кувырков вперед-назад и подумал, что надо больше заниматься собой. Ведь теперь, когда рядом с ним молодая и красивая Фрида, стыдно быть толстым мешком жира. Он снова начал кувыркаться.

Фрида, одетая в легкий халатик, вошла в комнату как раз во время его упражнений.

– Ух ты, – сказала Фрида. – А по тебе и не скажешь, что ты такой шустрый.

– Это так, пустяки, – почему-то смутился Алекс.

– Я сварю кофе. А ты давай в душ.

Алекс исчез за дверью. Фрида подошла к зеркальной двери шкафа, сбросила халатик и критически осмотрела свое отражение. В целом, она была довольна своей фигурой. Только чуть тяжеловато смотрелись большие крепкие груди с красиво очерченными сосками. Она улыбнулась себе и, открыв дверцу шкафа, начала одеваться.

* * *

Здания, по желанию Виктора, должны были выдержать даже самое сильное землетрясение. Макс внес в проект двухслойные фундаменты: нижняя часть должна была опираться на грунт, затем располагался слой стальных никелированных пружин, на которых держался верхний фундамент, представляющий собой составленную из множества цепляющихся друг за друга элементов железобетонную плиту с сеточным каркасом. Все эти изделия предстояло изготавливать прямо на месте. Поэтому Макс предусмотрел расположение мобильного бетонного узла и форм для заливки бетона. Забор, окружающий весь комплекс зданий, был спроектирован как еще один шедевр оборонных сооружений. Он был сверхпрочным, и уходил на глубину шесть метров. Изнутри каждая секция забора подпиралась двумя железобетонными скатами, спаянными с нею в единое целое. Наверху крепились видеокамеры и колючая проволока, по которой текло электричество. Электричество вырабатывалось ветрогенераторами и солнечной электростанцией, элементы которой располагались на каждой плоской крыше и еще на отдельной поляне возле трансформаторной будки, которая содержала аккумуляторы большой емкости для аварийного электропитания всего комплекса в течение двух недель. Расчет трансформаторной будки, конечно, не входил в задачу архитектора, но Макс сделал его. Точки входа и выхода кабелей Макс совместил с бетонными трубами, лежащими в траншеях по всему участку: Виктор боялся случайного повреждения кабелей. Было трудно даже представить себе, во сколько обойдется эта стройка безумному богачу Холливуду. Макс нашел в кладовой и принес еще один дисплей, подключил его к видеокарте компьютера. Теперь, когда два экрана диаметром по сорок дюймов, стояли на его рабочем столе, и изображение перетекало с одного на другой, работа пошла еще быстрее. Макс ни на что не отвлекался, в его уме одна проекция сменяла другую, он ухитрялся удерживать в памяти сотни деталей конструкций, совмещая их в пространстве и, время от времени, проверяя свою интуицию архитектора математическими расчетами.

Алекс мчался на машине в больницу к сыну Борька, наверное, боялся. А он даже не поговорил с ним до того, как мальчишку положили. Алекс нашел его в больничной палате одного, с книжкой в руках.

– Привет, сынок! – сказал он. – Чего делаешь?

– Книжку читаю, – ответил Борька, глядя на отца чуть испуганными глазами.

– А мама где?

– Вышла за лекарствами. Доктора ей список написали.

– Боишься? – спросил Алекс.

– Нет, – ответил Борька. – Я же храбрый.

– Ты точно храбрый, – согласился Алекс.

– А где ты теперь живешь? – спросил Борька. – Мама сказала, что у тети Ляди?

– Нет, мама ошиблась. Я живу у своего друга Макса.

– А он не против? – спросил Борька.

– Нет. Он же мой друг.

– А ты мне друг? – спросил Борька.

– Конечно, – ответил Алекс.

– Тогда я тебе должен сказать один мой секрет.

– Давай, – сказал Алекс.

– На самом деле мне страшно, пап. Но я понимаю, что мне нужна операция.

Слезы подкатились прямо к горлу Алекса, но он улыбался. Он взял сына за руку и сказал:

– Это все случится очень быстро. Ты уже через год обо всем забудешь. Я тебе обещаю.

– Через год? Это долго.

– Это совсем недолго. Доктор у тебя замечательный. Все будет хорошо.

Борька посмотрел на отца из-под бровей, а потом сказал спокойно и уверенно:

– Я тебе верю, пап.

– А! Явился, не запылился! – Клава, шурша пакетами с лекарствами, вошла в палату.

– Я еще вечером приеду, – сказал Алекс. – Ладно?

– Я буду ждать, пап, – сказал Борька.

Алекс, стараясь не глядеть на Клаву, и все еще борясь со слезами, которые так и стояли в горле, выбежал из палаты, и только оказавшись в машине, выпустил слезы наружу. Когда плачет почти сорокалетний стокилограммовый мужик, в его слезах уже нет жалости к себе или обиды на мир. Обычно это слезы бессилия, когда уже не в человеческих силах изменить прошлое или предотвратить неизбежное.

За много лет он впервые поговорил с сыном. Чувство, которое переполняло Алекса сейчас, в эту минуту, было больше всего похоже на крик из самой глубины души. Крик о потерянном времени. Бессмысленный вопль существа, не имеющего никакой власти над судьбой.

Немного успокоившись, он двинулся с места. Путь его лежал к Максу. Но проезжая мимо православной церкви, Алекс вдруг ударил по тормозам и встал на освободившееся парковочное место.

Он вошел в храм, где только что окончилась утренняя служба. Немногочисленные прихожане ставили свечки перед иконами, священник о чем-то тихо говорил с женщиной, продающей иконы в серебряных окладах, крестики и прочие религиозные товары. Алекс подошел к нему.

– Батюшка благословите, – сказал Алекс, припоминая забытую еще в ранней юности формулу обращения к священнику, и поклонился в пояс, сложив руки ладонями вверх, правую поверх левой.

– Бог благословит, – ответил священник, осеняя Алекса крестным знаменем и кладя правую руку на ладони Алекса.

Алекс, несколько смущаясь, поцеловал руку священника.

– Чем могу помочь? – спросил священник.

– Мне бы поговорить, – сказал Алекс. – Как мне обращаться к Вам?

– Отец Александр, – ответил священник.

– Сколько у Вас есть времени, честный отче? – спросил Алекс.

– Только несколько минут, – улыбнулся священник. – О чем Вы хотите поговорить?

– Я в сложной ситуации. И мне нужен совет.

– Слушаю, – священник чуть наклонил голову в знак того, что внимательно слушает.

– Моя жена подозревала меня в измене, которой я не совершал. Поэтому выгнала меня из дому. У меня двое детей. Сын, восемь лет, которому предстоит операция на сердце завтра, и дочь, двенадцать лет. Она, слава Богу, здорова. Уйдя из дома, я встретил женщину, которую полюбил, и с ней живу сейчас. Еще я уволился с работы и открываю свою фирму. Я разрываюсь между работой, своей семьей и новыми отношениями. Что мне делать?

– Операция на сердце предстоит сложная?

– Нет, доктора говорят, что типовая. Но это операция. И хотя риска почти нет, кто знает, как все обернется?

– Бог, Отец наш небесный, все видит с небес и обо всем ведает, – сказал священник. – О Вашей же ситуации я могу сказать, что у Вас пока нет никаких бед или неразрешимых проблем. О чем же Вы переживаете?

Отец Александр внимательно посмотрел в глаза Алексу.

– Я переживаю, потому что боюсь не справиться, – сказал Алекс.

– Трудитесь, и воздастся Вам, – сказал священник. – Крепитесь, и все будет хорошо с Вашим сыном. Помолитесь, и Бог Вас услышит.

– Благословите, Батюшка.

– Ступайте с Богом. Во имя Отца и Сына и Святаго духа!

Священник осенил Алекса крестным знамением, Алекс поклонился, поцеловал ему руку, и вышел из храма. Странно, но ему стало легче. Намного легче.

Подойдя к машине, Алекс услышал, что звонит его телефон, оставленный на переднем пассажирском сиденье. Он ответил на звонок. Оказалось, что регистрационные документы уже можно забирать. Юридическая компания «Гольдштейн» официально зарегистрирована. Он поехал за документами.

* * *

Невыспавшийся Эммануил с котищем, устроившимся на его руках, и в компании Виктора Холливуда, несущего алюминиевый кейс, вошел в приемную психолога Карапетяна.

– Здравствуйте, – сказал он улыбчивому секретарю. – Я Эммануил. Я звонил насчет приема.

– Да. Подождите несколько минут. Желаете кофе? Чаю?

Гости расположились на стульях. Котище свернулся клубочком на коленях Эммануила. Виктор Холливуд поставил рядом с собой алюминиевый кейс.

– Благодарю. Выпью черного чая с лимоном, – сказал Виктор.

– А я, пожалуй, кофе, – сказал Эммануил.

– Вы тоже хотите стать клиентом Альберта Абрамовича? – спросила секретарь у Виктора.

– Почему бы и нет? – в усмешке Виктора читалось высокомерное превосходство. – Если так сложатся обстоятельства, я готов стать клиентом.

– Среди наших клиентов много хорошо известных людей, – сказала секретарь, нажимая кнопки на кофе-машине. – Один из самых известных и богатых – Анатолий Бахман, знаменитый ювелир.

Виктор Холливуд кивнул, принимая картонный стаканчик с чаем из рук секретаря. Эммануил взял стаканчик с кофе и резко поднял его вверх, поскольку котище резко поднялся, устраиваясь на его коленях поудобнее.

– Какой у Вас большой котик, – сказала секретарь. – Я еще в прошлый раз заметила. Вы никогда с ним не расстаетесь?

– Это мой талисман, символ удачи, – сказал Эммануил.

– Вы можете войти, – сказала секретарь.

– Думаю, Вам, Эммануил, лучше побыть здесь, – сказал Виктор, ставя на стол наполовину полный картонный стаканчик с чаем.

Эммануил послушно кивнул. Виктор подхватил кейс и, игнорируя недоуменный взгляд секретаря, вошел в кабинет Альберта Абрамовича.

– Здравствуйте, Эмману… – осекся Альберт Абрамович, поднимаясь ему навстречу.

На его лице сначала отразилось недоумение, а потом страх.

– Это ты? – спросил он.

– Я, – кивнул Виктор.

– Но как?!

– Понимаю, Альберт, в последний раз ты видел меня в гробу, над которым рыдала безутешная вдова Фрида Энгельс.

– Моя дочь тоже плакала, – сказал Альберт Абрамович, обессиленно опускаясь в кресло.

– И ты плакал, Альберт. Потому что чувствовал свою вину. Ведь это твоя психологическая манипуляция довела меня до самоубийства. Ты и сейчас ощущаешь этот груз. Поскольку хоть ты и никудышный психолог, но человек-то ты не совсем плохой.

– Я не буду спрашивать, как ты это все проделал, Виктор…

– А зря, между прочим. Хотя ты прав, времени на это у нас нет. Я пришел к тебе за услугой.