Бадри Хаметдин - Счастье Феридэ

Тем временем Неджмие демонстративно подняла брошенный на пол листок и, помахивая им, злорадно проговорила:

— Ну, что ты скажешь теперь в свое оправдание?

Феридэ, стиснув ладони так, что побелели косточки на пальцах, молчала.

— Смотри-ка, наша гордая Чалыкушу поймана с поличным, — не унималась Неджмие.

Неожиданно Феридэ заметила, что при этой семейной разборке присутствуют и чужие. В углу гостиной, незаметно примостившись на самом краешке дивана, сидел Хуршид. Выражение его лица было настолько серьезным, как если бы он находился в театре и строил из себя знатока. Феридэ с пренебрежением посмотрела на него. Хуршид встал со своего места и, не говоря ни слова, взял под руку разгневанную Неджмие и повел ее в сад.

— Феридэ, — обратилась тетушка Бесимэ к молодой женщине. — Я же просила тебя прекратить все отношения с этим офицером.

— Тетушка, это письмо — подделка, — срывающимся голосом проговорила Чалыкушу. — Неужели вы не понимаете… Ведь мне больше жизни дорог Недждет, а моя любовь к Кямрану… Разве можно сомневаться в ней? Да я скорее бы умерла, чем не то что написала, а даже подумала о таком…

Феридэ замолчала, встретившись с внимательным взглядом тетушки. Казалось, в душе свекрови происходила борьба. Ей очень хотелось поверить невестке, но, очевидно, вспомнив про письмо, Бесимэ снова замкнулась в себе.

— Феридэ, — ледяным голосом продолжила свекровь, — я тебя предупреждала, но все оказалось бесполезным… Поэтому я прошу тебя: собери свои вещи и уезжай. Нам не нужен позор в доме.

Молодая женщина в ужасе отступила назад. Заламывая руки, она спросила:

— Вы меня выгоняете? А как же Недждет? Как вы объясните ему мое отсутствие?

— Не волнуйся, придумаем что-нибудь подобропорядочнее…

— Но… — попыталась возразить Феридэ.

Тетка резко оборвала невестку:

— Для него это будет лучше. Сейчас Недждет маленький, но когда подрастет, он сможет разобраться сам, кто из нас прав.

— Тетушка, но это же несправедливо по отношению ко мне…

Бесимэ промолчала.

— Я могу хотя бы попрощаться с малышом? — с горечью в голосе произнесла Феридэ.

Пожав плечами, тетушка нехотя ответила:

— Ты можешь увидеть Недждета, но ничего не говори ему. Подожди минуточку, я приведу мальчика.

Когда тетушка вышла из гостиной, Феридэ принялась лихорадочно искать ответ: что же делать дальше. «Куда я могу поехать?.. Куда?.. — словно необъезженные жеребцы, скакали мысли в ее голове. — Только в Кушадасы[5]. Там у меня дом, оставленный в наследство первым мужем… А может быть… Впрочем, нет… Тогда в Кушадасы». Но женщине не хотелось жить там. С этим городом у нее были связаны неприятные воспоминания. Несколько лет назад Феридэ работала там учительницей. Коллеги в школе завидовали молодой красивой женщине, сплетая вокруг нее всевозможные интриги. Когда умерла ее приемная дочь, Феридэ тяжело заболела. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы старый доктор Хайруллах не выходил ее, взяв к себе в дом. Но ее беда стала лишь поводом недоброжелателям лишний раз посплетничать. Разгорелся скандал, дошедший до Министерства образования. Чтобы избежать позора, Феридэ пришлось выйти замуж за старого доктора…

Было у него еще и имение в Аладжакая[6], но его они превратили в приют для бездомных детей. После смерти старого доктора Феридэ, выйдя замуж за Кямрана, переехала в Стамбул, надеясь, что уже больше никогда не вернется в холмистые Кушадасы…

И вот теперь судьба поворачивалась так, что возвращения ей все-таки не избежать. Чалыкушу представила себе, как она приедет в этот небольшой городок, войдет в дом, наполненный тяжелыми воспоминаниями, расскажет обо всем оставшейся за хозяйку старой няне доктора, и как та сразу запричитает над несчастной судьбой бедной девочки. Садовник будет хмуриться и постоянно закуривать свою трубку… «Нет, не буду ничего говорить старой женщине, — подумала Феридэ, — а то с ее больным сердцем удар может оказаться роковым».

Тут тетушка Бесимэ привела Недждета. Только сейчас Чалыкушу заметила, как мальчик похож на Кямрана — те же золотые волосы, то же серьезное выражение зеленых глаз…

Феридэ обняла мальчика и почувствовала, что помимо ее воли на глазах появились слезы. Чалыкушу не хотела плакать. Она очень любила этот дом, сад, тетушку Бесимэ и даже Неджмие… И если оскорбления она перенесла мужественно, то, увидев Недждета, внезапно осознала, что, возможно, целует мальчика в последний раз… Сердце Чалыкушу разрывалось от горечи.

Малыш, казалось, что-то почувствовал. Всегда такой шустрый, сейчас он стоял неподвижно и изо всей силы прижимался к мачехе. Феридэ слышала, как бьется сердце мальчика, и вспоминала свою умершую дочь Мунисэ.

Девочка была приемышем. Женщина подобрала ее в захудалой деревне и выходила. Как много планов строила Чалыкушу насчет будущего Мунисэ, но, к сожалению, девочка умерла от дизентерии. Это было еще до того, как Чалыкушу узнала Недждета. А теперь она теряла и приемного сына.

— Мама Феридэ, — неожиданно спросил он, затаив дыхание, — а мы пойдем еще на пристань встречать папу?

— Конечно, малыш, — тихо ответила Чалыкушу, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

Тетушка Бесимэ заметила это и, желая избежать неприятной сцены, потянула Недждета за руку.

— А теперь — умываться, — сказала она строго.

Мальчик заупрямился, цепляясь за платье мачехи.

— Иди, малыш… — попросила его Феридэ. — Иди… и слушайся бабушку…

Малыш разжал свои пальчики, и направился в ванную. Когда он скрылся за дверью, Чалыкушу опрометью бросилась наверх в свою комнату. Она упала на постель и, зарывшись головой в подушку, чтобы ее никто не слышал, отчаянно зарыдала…

Собирая вещи в своей уже бывшей комнате, Феридэ думала о судьбе мальчика: «Он еще слишком мал, чтобы запомнить меня. Его воспитает тетушка Бесимэ. А вся моя нерастраченная любовь, предназначавшаяся ему, так и угаснет в моем сердце».

Несчастная женщина спешно собрала небольшой баул, положив в него необходимые вещи и несколько дорогих ей безделушек. Шикарные наряды и драгоценности, которые покупал ей муж, Феридэ решила оставить. Конечно, тетушка Бесимэ ничего бы не сказала, возьми она их с собой, но Неджмие раскричалась бы на весь дом. А Чалыкушу хотелось уйти незаметно и тихо…

Феридэ спустилась по лестнице и в последний раз окинула взглядом гостиную, знакомую ей с детства. В саду молодая женщина провела рукой по качелям, вспомнив, что именно так и сделал ее муж перед роковым путешествием. «Знал ли ты, Кямран, что так все обернется? — подумала она. — Ожидала ли я, выходя за тебя замуж, что через полгода снова останусь одна и буду стоять на обочине бесконечной дороги, которая неизвестно куда ведет?»

Вздохнув, женщина вышла за ворота и направилась к пристани.

Кушадасы, 3 июня

Три года назад я поклялась, что больше никогда не стану описывать свою жизнь и никогда не заведу новый дневник. Но могла ли я знать в тот миг, что жизнь моя снова изменится и только страничкам небольшой тетрадки я смогу полностью довериться. Увы, но судьба оказалась безжалостной…

Мерцающее пламя лампы выхватывает из темноты белый листок дневника, на который, словно следы муравьиных лапок, ложатся закорючки букв, слов, предложений — моих тайных собеседников. Кто, как не они, может облегчить мои страдания…

Я вновь одна. За окном звездное небо. Издали доносится шум прибоя. Кушадасы спят…

Уже почти неделя, как я поселилась в имении покойного Хайруллах-бея. Если днем я могу занять себя всевозможными делами, то, когда наступает ночь, время тянется невыносимо медленно. У меня бессонница. Вначале меня согревали воспоминания о детстве, Кямране и Недждете, однако теперь все больше в мою душу закрадывается осознание того, что все это навсегда утрачено. Отныне я одинока. Временами я задумываюсь о смерти. Поначалу мне было страшно думать об этом, но постепенно привыкаю…

Я думаю, эти мысли не случайны. Как-то пусто здесь без старого доктора. Просторная комната наверху мне напоминает о последних днях моей приемной дочери. Временами я даже замечаю за собой, что начинаю разговаривать с ними, и они мне кажутся более реальными, чем я сама. Слава Аллаху, что еще живы няня и садовник онбаши[7]. Без них я и вовсе утратила бы всякую связь с этим миром.

Милая старушка очень обрадовалась, увидев меня на пороге.

— Вот не чаяла! — всплеснула она руками. — А то я уже думала, что так и помру, не свидевшись с хозяюшкой.

Няня, несмотря на свои годы, проворно схватила чемодан и потащила его в гостиную.

— Как хорошо, что вы хоть немножко выкроили времени для того, чтобы заглянуть к нам, — отдышавшись, проговорила она. — Отдохните часок, а я приготовлю для вас самые лучшие кушанья. Небось, проголодались в дороге?

— Не беспокойтесь, — попыталась я успокоить суетящуюся старушку. — Думаю, вы меня не раз еще покормите чем-нибудь вкусненьким. Тем более что я приехала надолго… А может быть, и навсегда.

Няня догадалась, что случилось что-то неладное, однако решила не спешить с расспросами. Стараясь казаться веселой, она живо залепетала:

— Вот и чудесно. Хоть остаток жизни я проведу не в одиночестве…

— В одиночестве? — удивилась я. — А как же онбаши? Да и где же он?

Старушка только рукой махнула:

— От него проку мало! Последнее время только по утрам его и вижу. После смерти хозяина и вашего отъезда не сидится ему что-то. Наведет порядок в своем хозяйстве — и след простыл. Вот и сейчас сказал, что отправился посмотреть новую сбрую для своего любимчика Дюльдюля. А зачем коню новая сбруя? Ведь он, как и хозяин, чуть ноги волочит…

Неожиданно няня замолчала и, взглянув на меня, заботливо проговорила:

— А вы, я смотрю, притомились после дороги — очень уж бледны. Прилечь бы вам.

— Да, я и вправду немного отдохну.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я направилась в комнату, отведенную когда-то специально для меня доктором Хайруллах-беем. В ней было все так же, как и год назад, когда я покинула этот дом: старый, немного поцарапанный шкаф из красного дерева, большая приземистая кровать и занавешенные темными шторами окна. В комнате царил полумрак. Я раздвинула шторы и приоткрыла окно. Спальню наполнили запахи летнего сада. Почувствовав, что и вправду устала, я опустилась на кровать и незаметно уснула…

Меня разбудил скрип ворот и в унисон ему заскрежетавший голос онбаши.

— Ну и сбруя теперь пошла, даже выбрать не из чего, — поспешил поделиться своими мыслями садовник.

— Тише! — остановила его выбежавшая на крыльцо дома старушка. — Дай хоть спокойно поспать после дороги нашей хозяйке.

— Неужели Феридэ-ханым здесь? — радостно удивился онбаши.

— А у нас теперь только одна хозяйка.

— Дай же мне взглянуть на нее. Небось все такая же красивая?!

— Меньше шляться надо было. А теперь — жди, — язвительно отрезала старушка и, гордо подняв подбородок, направилась в дом.

Онбаши, не говоря ни слова, прихрамывая, поплелся вслед за ней.

Меня приятно удивил этот разговор. Я даже не думала, что еще хоть кто-то способен любить меня. Быстро приведя себя в порядок, я поспешила в гостиную.

— Добрый день, уважаемая Феридэ-ханым, — только завидев меня, поторопился с приветствием садовник. — Говорят, вы надолго…

Стоявшая рядом с онбаши няня искоса поглядела на него, недовольная начатым разговором. Однако не обращая на нее никакого внимания, садовник продолжил:

— Да, работы у нас собралось много. Вот и супругу вашему нашлось бы дело. Мне-то управляться с расходными документами тяжело, а он бы быстренько во всем разобрался.

Меня бросило в жар, и я почувствовала, как начинают подкашиваться ноги, но усилием воли мне удалось взять себя в руки. Стараясь вдруг не сорваться и не заплакать, сдерживая волнение, я, насколько это было возможно, спокойно проговорила:

— Кямран погиб в кораблекрушении…

Онбаши опустил глаза, а старушка, всплеснув руками, заголосила:

— И за что это Аллах насылает на тебя такие несчастья. Ты же еще совсем девочка! Радости настоящей не видела — а уже столько бед!

— Извините, Феридэ-ханым, — выжал из себя садовник.

— Все не так уж плохо, — попыталась я придать ситуации меньше трагизма. — Пришло лишь сообщение, что мой муж пропал без вести. Мертвым его никто не видел… Может, он спасся, заболел или лежит где-нибудь раненый.

— Давно это было? — сухо спросил онбаши.

— Уже с месяц…

Лицо старого слуги стало еще более мрачным.