Юлия Климова - Счастье на тонких ножках

Мое тело напряглось – волнение, любопытство, предчувствие вспыхнули в груди и заметались туда-сюда, требуя выхода. Почему же я раньше не подумала об этом! Кто еще, как не враг семьи Ланье, может подробно и охотно ответить на мои вопросы? Да я почти мгновенно узнаю абсолютно все тайны Мадридского двора, включая историю с побегом прежней кухарки, прихватившей половину столового серебра (мой дядя временами негодует по данному поводу и заставляет Нину Филипповну пересчитывать вилки). Три года назад я была пятнадцатилетней нескладушкой, и Шелаев не воспринимал меня всерьез, но теперь-то я выросла и вполне могу встретиться с ним и поговорить!

Меня уже нельзя было остановить, я лихорадочно соображала, где раздобыть номер телефона врага Эдиты Павловны. Причем раздобыть срочно, чтобы раз и навсегда покончить с мучившей меня темой. «Бабушка должна вести телефонную книгу… и, скорее всего, она находится в ее комнате… М-м-м, мне необходимо найти книгу… это не так уж и страшно… М-м-м, и вероятность, что меня поймают и прибьют, небольшая… пятьдесят на пятьдесят…»

– Анастасия, ты почему ничего не ешь? – поинтересовалась Эдита Павловна, видимо, желая и в отсутствии аппетита увидеть переживания по поводу знакомства с Павлом. «Бабушка, поверь, я переживаю… Я просто гибну! Тону! Сто раз подряд умираю! И, если хочешь знать правду, то я бы сейчас с ним… поцеловалась. Прямо на ваших глазах! Пятьдесят раз».

– Я ем, – коротко ответила я и, нарушая все мыслимые и немыслимые правила этикета, запихнула в рот целый эклер. Спасибо тому, кто выпек его маленьким…

Провожали нас дружно всей семьей. Мария Александровна и Виталий Петрович стояли рядом, но на их лицах отражались разные чувства. Я не знала, какие именно, возможно, противоположные… Бабушка поблагодарила за гостеприимство, улыбнулась и посетовала на то, что время летит быстро, люди погружаются в дела и совершенно забывают о близких, нужно чаще встречаться, и, конечно, в самое ближайшее время мы должны увидеться вновь… Фразы летели мимо нас с Павлом. Мы нуждались в гораздо большем, чем свидание в присутствии родственников…

* * *

Вернувшись домой, немного успокоившись в стенах своей комнаты, я достала серый шарф и принялась ходить с ним, как ненормальная, от кровати к шкафу. Обнимала его, изредка поглаживала… Наверное, многие психиатрические клиники страны не отказались бы в этот день принять меня к себе. Я хорошо бы вписалась в белую палату с прикрученной к полу мебелью. Остановившись около зеркала, я лишь убедилась в этом окончательно… Стресс накрыл меня с опозданием, что было даже хорошо – никто не видел побледневшей кожи, вытянутых в тонкую жалкую линию губ, округленных пронзительных глаз, заострившихся локтей и коленок.

«Надо ходить, – решила я, – надо много ходить!»

Я продолжила маршировать по комнате, мысленно кидаясь в прошлое, а затем возвращаясь в настоящее. Я и не догадывалась, что через столько лет оказаться нужной будет столь важно! Боль давно притупилась, новая жизнь тянула к себе, но вот после трехлетней разлуки до моего мира вновь дотронулся Павел Акимов, и… большего счастья не требуется. И особая радость состоит в том, что в его груди бушует тот же огонь – расстояния и годы не смогли его затушить, перечеркнуть, изменить.

Перевозбужденному рассудку требовалась передышка, я рухнула на кровать, сунула шарф под подушку и заставила себя думать о Климе Шелаеве. Вернее, о том, как пробраться в комнату Эдиты Павловны и затем выбраться из нее, оставшись незамеченной, а значит, живой. Азарт кольнул в бок, и я принялась кусать нижнюю губу, представляя будущую картину в красках и лицах. Темно. На улице надрывно каркает ворон. Луна светит тускло и предостерегающе. Я крадусь по коридору с наспех сделанным факелом… нет, слишком ярко… с огарком свечи! Который вот-вот погаснет и позволит тьме окружить меня со всех сторон… Ну, и появятся монстры.

«Я чокнутая», – решила я, поерзала немного на пледе и отмахнулась от глупых фантазий.

Вечерами бабушка часто усаживалась с Ниной Филипповной на первом этаже для продолжительного разговора о хозяйственных делах. Они считали, прикидывали, составляли приблизительное меню на следующую неделю, планировали приход гостей или личные поездки. Иногда засиживались до одиннадцати… Это была хорошая возможность отыскать телефонную книгу, и упускать ее я не собиралась.

– Пожалуйста, пусть они сегодня захотят решить свои вопросы, пожалуйста…

И сразу после ужина случилось чудо – Эдита Павловна, обругав нынешнее телевидение, устроилась на диване, немного полистала прессу, а потом позвала Нину Филипповну и велела ей захватить бумаги. На моей улице случился праздник, и не какой-нибудь скромный – с одним воздушным шариком, а продолжительный и громкий, с песнями, плясками и криками «йо-хо-хо!». Я часто дышала, улыбалась и, выдержав пятнадцать минут, победив остатки страха, отправилась «на охоту за мамонтом».

Мне казалось, каждая дощечка паркета скрипит, тень слишком длинная и, цепляясь за мебель, раскачивает ее, стук сердца вообще оглушает весь дом, а на макушке у меня мигалка с сиреной! Но необходимое расстояние я все же преодолела, и никто не помешал мне сделать это.

Приоткрыв дверь, я юркнула в комнату и зачем-то посмотрела на часы. Подошла к письменному столу, бегло оглядела книжицы и папки, выдвинула верхний ящик… Удача, видимо, сидела на моем плече – в глаза бросился черный корешок, на котором золотой краской был изображен старый добрый телефонный аппарат с трубкой, похожей на половинку бублика.

– Ура… – прошептала я, быстро вытащила книгу и открыла ее на букве Ш.

«Клим Шелаев, черт его побери!» – третья строка сверху, а далее цифры, разделенные черточками. Цифры, сразу впечатавшиеся в мой мозг.

– …да, мы можем поговорить, а что произошло… я довольна встречей… подожди, Маша, я не понимаю… давай спокойно…

Громкий, с командирскими нотами голос Эдиты Павловны разорвал тишину и стал приближаться…

Пару раз я имела возможность наблюдать за трусливыми зайцами, находящимися в состоянии глубокой паники, именно так и выглядела я, пихая телефонную книгу обратно, нервно задвигая ящик, отчаянно ища место для укрытия! Выбора особого не было, и я юркнула за четырехстворчатую ширму, стоящую в углу рядом со старомодным трельяжем и полками, заставленными бледными фарфоровыми статуэтками барышень в различных нарядах.

Ширма, изготовленная в японском стиле, не пропускала и капли света, что давало возможность благополучно укрыться. Но останется ли бабушка в комнате после разговора?.. Выбираться-то как?..

Пытаясь унять дрожь, я принялась мысленно твердить номер телефона Клима Шелаева – цифры всплывали и исчезали, а между ними постоянно вклинивался вопрос: «повезет или не повезет?»

– …да, Анастасия провела некоторое время в деревне… не вижу причин для беспокойства… что здесь такого?.. – Эдита Павловна переступила порог, шумно вздохнула, сдерживая раздражение, и спокойно, терпеливо продолжила: – Маша, ты совершенно неправильно воспринимаешь ситуацию, собственно, мне кажется, ты немного запуталась… У тебя есть претензия? В чем она заключается? Девочка пережила страшный стресс – она потеряла родителей, и, конечно, проконсультировавшись с врачами, я сделала все возможное, чтобы облегчить ее страдания… да, да… видишь, ты и сама все знаешь… между прочим, к ней до сих пор не вернулась память… наверное, к лучшему… мой долг был сделать все, чтобы помочь внучке… мы специально отправили ее туда, где ничто не напоминало бы о горе…

Бабушка врала уверенно и вдохновенно, а я слушала и боялась разоблачения. «Не торопись и не упадешь», – всплыли в памяти слова Клима Шелаева. «Ладно, не буду», – мысленно ответила я и задышала ровнее.

– …она окончила частную школу с отличием и поступила в университет… и ты сама видела, как на нее смотрел Павел… полагаю, дело сладится, все остальное – ерунда… на следующей неделе я собираюсь включить Анастасию в завещание. Надо ли мне озвучивать ее долю?.. Предлагаю забыть этот разговор и не мешать молодым медленно, но верно двигаться к священным узам брака… хорошо… да…

О! Меня продавали и покупали задорого! Даже деревенское прошлое меркло перед долей наследства семьи Ланье! Мария Александровна явно умолчала о нашем давнем знакомстве, она желала «навести справки» и определить, не совершает ли она ошибку, не портит ли жизнь сыну… Странно, мной жизнь испортить можно, а мной с деньгами – нельзя. Где логика у этих богатых особ? Нет логики.

– …договорились, я рада, что между нами существует ясность… для всех – Анастасия жила за границей, так лучше, зачем лишний раз беспокоить прошлое… волнения напрасны, пусть будут вместе… время покажет… – Голос Эдиты Павловны стал отдаляться, и я возвела глаза к потолку, молясь о спасении.

Да, голос отдалялся, отдалялся и наконец оборвался… Подскочив, я метнулась к двери, сунула нос в щелку, никого не обнаружила, молниеносно покинула комнату и направилась к себе, строго контролируя шаг – никакой торопливости, я просто гуляю по второму этажу.

Номер Шелаева я набирала без особых эмоций («Скажу, что в голову придет, а там видно будет»), но когда в трубке прозвучало четкое «да, слушаю», я растерялась.

– Добрый вечер, это Настя.

– Добрый вечер. Какая Настя?

– Ну-у-у… мы однажды танцевали вальс…

Не знаю, отчего вдруг собственная фамилия застряла в горле, на полминуты я ее вообще забыла.

– Полагаю, Настя, вы ошиблись номером, – ответил он небрежно.

– Нет! – воскликнула я, боясь, что Шелаев прервет разговор. – Клим… я не знаю вашего отчества… мне нужно серьезно с вами поговорить.

– Та-а-ак, – протянул он. – Дело сдвинулось с мертвой точки. Неплохо. Предлагаю начать сначала. Как вас зовут, прекрасная незнакомка?

Ко мне вернулось все: и спокойствие, и уверенность, и некоторая упертость. Сейчас или никогда. До правды оставалось совсем немного, нужно только руку протянуть. Не отступать и не сдаваться!

– Анастасия Ланье, – произнесла я и переложила трубку к другому уху.

– О как! – усмехнулся Шелаев и помолчал немного. – Я думал, пройдет лет семь до того момента, как ты наберешь мой номер, а ты уложилась в три года. Столько ведь времени прошло?

– Да.

– Ты хочешь встретиться? – В его голосе проскользнула ирония.

– Да.

– Не боишься?

– Вас?

– Меня.

– Нет.

– Тебе сколько сейчас лет?

– Восемнадцать с хвостиком.

– То есть уже не ребенок…

– Я не понимаю, о чем вы, – рассердилась я. – Мне действительно необходимо с вами поговорить. Пожалуйста, давайте встретимся завтра.

– Стащила номер моего мобильника у бабушки?

– Да.

– Страшно было?

– Не очень. – Я улыбнулась, но тут же напряглась. Что за дурацкий разговор, что происходит?.. Отчего в душе появилось странное тягучее ощущение слабости, будто этот человек пробирается в меня и выкачивает силы… Хватит, это все мое богатое воображение! – Вы согласны со мной встретиться?

– А какая ты сейчас?

– Высокая, тощая, светлые волосы, зеленые глаза, рот, нос…

Он опять усмехнулся и сказал скорее себе, чем мне:

– Уверен, ты похожа на свою мать.

– Все так говорят, – нарочно твердо произнесла я.

– Где тебе удобно встретиться? Старуха надолго из дома выпускает?

– Мне все равно где, я не слишком ориентируюсь в Москве. Не знаю уютных мест…

– Записывай адрес, – перебил Шелаев. – Ресторан «Старый лев». Знаменка, дом…

Метнувшись к журнальному столику, я схватила ручку, первый попавшийся журнал и стала записывать. От собственной смелости и успеха кружилась голова.

– А во сколько?

– Пусть это будет завтрак. В десять часов.

– Хорошо, я не опоздаю, – деловито подвела я черту.

– Анастасия, – произнес Шелаев насмешливо, – девушки должны опаздывать, не приезжай вовремя, не лишай меня возможности подумать о тебе лишних двадцать минут.

– У меня серьезный разговор, – на всякий случай уточнила я.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил Шелаев, бросил «до завтра», и я услышала гудки.

Утром я проснулась от настойчивой мелодии мобильника и, в первую очередь глянув на часы, резко села и убрала с глаз растрепавшиеся волосы. Почти проспала! Наверное, переживания вчерашнего дня подкосили мою нервную систему, и поэтому сознание отказалось встречать утро в привычное время.

– Да. – Я откинула тонкое одеяло и засунула ноги в мягкие махровые тапочки.

– Здравствуй.

– Привет…

Трепетно, с особой надеждой я ждала звонка Павла. Воображала, что он мне скажет и что я отвечу… Хитросплетенье слов, волшебное «можно», огорчительное «нельзя», недосказанность, смятение, жажда, голод… Все вместе на протяжении нескольких обжигающих минут. И мир обязательно вздрогнет, и судьба примет нас в свои объятия, а уж от преград вообще не останется и следа. Преграды, где вы? Я вас не боюсь! Ау-у-у…