Татьяна Моспан - Счастье не приходит дважды

— А дверь, дверь входная на сигнализации?

— Не уверен, — помедлил Лидман.

— Хотелось бы знать поточнее. — Острые глаза быстро трезвеющего Драника уставились на коллекционера.

— До недавнего времени сигнализации не было, но хозяин вроде как собирался поставить квартиру на охрану. Он — человек скупой, одну дверь решил оборудовать. Пятый этаж, кто залезет?

— Понятненько. Пятый этаж, а на сигнализации, если хозяин успел ее поставить, может находиться одна дверь… Как, говоришь, фамилия этого антиквара?

Владельцем знаменитой коллекции был Ольшанский, которого Дмитрий Евгеньевич знал почти тридцать лет. Они встречались в клубе фалеристов и вроде бы как даже дружили. Лидман знал о существовании многих раритетов из собрания Ольшанского. И мечтал завладеть ими. Но как говорится, мечтать не вредно. Другой бы повздыхал и забыл, но только не Лидман. Вот потому он и спровоцировал этот разговор. Чем черт не шутит…

Когда речь шла о деле, Вася Драник шуток не понимал. Он уже загорелся и решил: московскую квартиру надо брать.

В отличие от приятеля, имевшего весьма смутное представление об антикварном бизнесе, Леня Могилевский не обрадовался. «Ценитель старины» прекрасно знал, как нелегко реализовывать «паленые» ордена. Засыпаться можно. Он проклинал себя, что свел эту парочку. А с другой стороны… Эти двое, считай, на его глазах договариваются, а он в стороне. Что ему остается — дырка от бублика?

— Фамилия собирателя — Ольшанский, — после паузы значительно произнес Лидман.

Могилевский присвистнул. Он слышал об антикваре.

— С наскоку такие дела не делаются, — покачал он головой.

Но Лидман ничего не делал с наскоку. Он все просчитал и ждал только подходящего случая, чтобы найти исполнителей.

— У Ольшанского больная жена, — небрежно бросил он, — и летом большую часть времени он проводит на даче.

— Кто еще проживает в квартире? — спросил Могилевский, решивший взять инициативу в свои руки.

— В том-то и дело, что они живут вдвоем, детей нет, жена парализована. Летом он вывозит ее на дачу. Я заходил туда на днях. Он как раз навестить жену собирается.

— Когда?

— Завтра. Два дня никого не будет, а может, и дольше. Балкон его квартиры расположен недалеко от окна, выходящего на лестничную площадку. Если…

Могилевский с Драником все поняли с полуслова.

— Вот это уже конкретно, — выдохнул Вася.

Оба тут же вспомнили про Назаркина. В этом деле без машины не обойтись, а у Бакса своя тачка есть.

— А если не согласится?

— Да куда он денется, когда разденется, — хохотнул Драник. — Навестим корешка, проверим. Деньги любит, значит, не откажется.

Они не ошиблись в расчетах, Назаркин, не задумываясь, принял предложение.

Вот поэтому троица оказалась в час ночи у дома Ольшанского.

Правда, Могилевского до сих пор мучили сомнения. «Ценитель старины» был человеком осторожным, а тут все как-то слишком быстро закрутилось. Лидман — хитрая лиса, наводку дал, но ведь не ему в дом лезть. Леня привык все сам просчитывать. На хапок такие дела не делаются, но Васька загорелся — не удержать. А кто на все это будет покупателя искать?.. Вот то-то и оно.

Могилевский хорошо помнил, как загремел на нары из-за собственной неосмотрительности. Принял участие в ограблении церкви. Их двое было, подельник — кремень мужик. Они тогда все следы замели. Показания сторожа были размыты: две цифры на машине он припомнил, но с цветом ошибся. Да и вообще, чего стоят показания старого человека, принявшего приличную дозу спиртного с подсыпанной в питье отравой? Все было очень спорно. Старик их не признал. Хороший адвокат развалил бы дело в суде.

Могилевский был уверен, что прихватить его не на чем. Он предполагал, конечно, что за ним и его подельником установили слежку, потешался над оперативниками и специально таскал их по злачным местам. Законом не запрещено. Довыпендривался, кретин. Пока наслаждался жизнью в дорогом ресторане, у него провели обыск. И на балконе отыскали пилку, которой была перепилена оконная решетка церкви. Это потом эксперты определили. Что тут скажешь? И на старуху бывает проруха. Подперли уликами, а от очевидных улик не откажешься. Навесили тогда и ему, и корешу по полной, ни годочка не скостили, за идиотизм, наверное.

— …Не шуми, — прошипел Могилевский на Драника, который, открывая окно, зацепил сумку с тросом.

«Кошка» звякнула о плиточный пол.

Они замерли, прислушиваясь. Вокруг по-прежнему царила мертвая тишина. На лестничную площадку пятого этажа выходили двери четырех квартир. В одной из них жил Ольшанский.

— Тихо все, — отозвался Драник и распахнул окно.

Могилевский подал ему трос с «кошкой» на конце, который со второго раза зацепился за перила ольшанского балкона.

— Держи крепче. — Драник, сцепив зубы, подал трос напарнику.

Днем они побывали возле дома и прикинули, как действовать. Лидман не обманул, балкон Ольшанского действительно находился рядом с окном лестничной площадки. Их соединял узенький карниз, который тянулся по наружной стене.

— Мне не пройти, — покачал головой щуплый Драник.

— А мне так и думать об этом нечего, — приуныл полноватый Могилевский.

Идея с «кошкой» возникла внезапно и понравилась обоим. Надо было зацепиться «кошкой» за перила балкона, потом, держась за канат, пробраться по карнизу на балкон и разбить окно. Рядом проходила открытая линия метрополитена, и это тоже было плюсом. Звон стекла не привлечет внимания соседей.

— Ты бей, когда электричка пойдет, — напутствовал дружка Могилевский.

— Да помню я, — огрызнулся тот. — Лучше держи крепче.

Драник шагнул в темноту.

Когда разрабатывали план, решили, что в квартиру проникнет один человек и, оглядевшись, откроет дверь, если она не на охране. Назаркин должен был оставаться у машины и следить за происходящим.

Могилевский, держа канат, наблюдал за дверью. Она по-прежнему оставалась закрытой. Он занервничал и взглянул на часы. Сколько можно возиться! Может, пора уже когти отсюда рвать?

Канат в руках неожиданно дернулся. Могилевский напрягся и высунулся в окно.

— Что за черт?!

По карнизу двигалась тень.

— Держи. — Через минуту на подоконнике очутился Драник с мешком в руках.

— Дверь почему не открыл?

— Иди сам попробуй, — огрызнулся Драник. — Не понял я, на охране дверь или нет. Рисковать не стал. Сгреб, что мог, больше за один раз не унести. Свет не включал, а с фонариком — сам понимаешь…

Он стал вытаскивать из мешка иконы и планшеты с наградами.

— Медали… там медали еще должны быть.

Драник махнул рукой и, отдышавшись, полез по карнизу второй раз. И опять все прошло благополучно.

Когда они с мешком оказались у машины, Назаркин уже места себе не находил от беспокойства. Он курил одну сигарету за другой.

— Нормалек. — Драник шлепнулся на переднее сиденье и уставился на Геннадия: — Окурки в окно, надеюсь, не выбрасывал?

— Не дурак.

— Трогай.

«Жигуленок» заранее поставили в арку, чтобы с проезжей части улицы его не было видно. Едва Назаркин завел мотор, как в переулке показался милицейский патруль.

— Влипли… мать твою так! — выругался Драник. — Гони…

— Тихо, — рявкнул Могилевский, — они нас не видят. Может, пронесет.

— Глуши мотор, зараза! — опомнился Драник.

Назаркин непослушными пальцами выдернул ключ зажигания.

«Блондинка», так в народе называли милицейскую машину с характерной желтой полосой, медленно ехала по улице. Троица в машине, замерев, смотрела, остановится она у подъезда Ольшанского или нет. Не остановилась.

— Мимо! — выдохнул Могилевский, и у всех отлегло от сердца.

— Думал, хана, вневедомственная охрана нагрянула, — передернулся Драник.

— Вася, — со знанием дела сказал Могилевский, — за то время, что мы там торчали, вневедомственная пять раз бы успела приехать.

— Все такие умные задним числом, — обиженно буркнул Драник.

— Да ладно тебе. И все же — была дверь на охране или нет? — спросил Могилевский.

— Черт ее знает! Прибора в прихожей вроде не видел, но у него там барахлом все завалено, поди разберись. До двери я вообще не дотрагивался.

Не сговариваясь, решили подстраховаться и, чтобы не нарваться на ночной патруль, переждать до рассвета. Потом поехали к Назаркину.

Там вспыхнула ссора.

— Да вы меня что, за дурака держите? — Геннадий, плотно прикрыв дверь в свою комнату, чтобы не разбудить мать, возмущенно уставился на приятелей.

— Не ерепенься, — ухмыльнулся Драник. — По карнизу лазил не ты.

— Да я…

— Хорош лаяться, — вступил в разговор Могилевский. — Свою долю получишь, как и обещали. Оценить все надо.

— Это другое дело, — согласился Назаркин.

— Пока возьми в счет навара. — Могилевский отсчитал полторы тысячи долларов из пачки, найденной у Ольшанского. — Здесь четыре с половиной, значит, всем по полтора куска. Остальное потом, после оценки.

Назаркин доллары взял.

— На первое время сгодится. — Он сунул пачку в карман.

— Да не трынди, не обманем, все в деле замешаны. — Драник уже наливал себе в стакан водку.

— А сколько это может… стоить? — замерев, спросил Назаркин, окинув взглядом груду медалей, иконы и серебряные изделия.

Могилевский открыл было рот, но, поймав взгляд Драника, отвел глаза в сторону.

— Хм, — поперхнулся он. — Тысяч на сто баксов, думаю, сегодня взяли.

Сердце у Назаркина радостно екнуло, значит, и ему свой процент достанется.

— Лень, ты что, охренел? — выпуская пар, взвился Драник, когда они с Могилевский покинули квартиру Назаркина. — Зачем о цене сказал? Кинули бы ему на бедность, и хорош.

Могилевский остановился.

— Знаешь, сколько примерно все это стоит?

— Ты сказал…

— Ага. Сто тысяч долларов. Только, — Леня хитро прищурился, — умножь цифру на… пять.

— Полмиллиона? — ахнул пораженный Драник.

— Может, и больше, только все это продать надо, покупателя хорошего найти. А этому, — Могилевский махнул в сторону дома Назаркина, — знать всего не следует. Отстегнем кусок — из расчета сто тысяч баксов, а остальное без него поделим.

Вася икнул, в горле мгновенно пересохло.

— Выпить бы чего, — заныл он.

— Потом, — поморщился Могилевский. — Дело прежде всего.

Могилевский обманул не только Назаркина, но и своего дружка Драника. Уж он-то понял, что сокровища антиквара стоят гораздо больше. «За миллион долларов», — радостно екало сердце. Драник в этом деле лох, но надо еще и с Лидманом делиться, а того на хромой козе не объедешь. Разговор предстоял серьезный.

Но даже и Леня Могилевский, профессиональный ценитель старины, не мог определить истинную ценность коллекции.

Шикарная иномарка «Лексус»-RX300 цвета серо-голубого металлика красиво рассекала улицы Москвы.

Вершинина сидела в салоне и смотрела в окно. Сегодня утром ни свет ни заря позвонил Ярослав и попросил заехать на фирму и отыскать в его кабинете договор на поставку оборудования.

Тамара спросонья не сразу поняла, что ему надо.

— Ты где?

— В Гамбурге, где же еще.

Голос мужа показался Тамаре сердитым.

— Что-то случилось?

— Ничего не случилось. Сима здорова?

— Да, они на даче.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально.

Следующий вопрос мужа Тамаре не понравился.

— У тебя все в порядке? — с нажимом спросил он.

— Почему ты спрашиваешь? — всполошилась Тамара. Мелькнула мысль о Полковнике, но… откуда ему все известно?!

Напрасно она перепугалась. Разумеется, Ярослав не мог знать, что она встречалась с Полковником. Но Тамара уже не раз замечала за собственным мужем такую особенность: стоило ей лишь подумать о чем-то предосудительном или запретном, как Ярослав мгновенно улавливал это. У него было феноменальное чутье. Иногда ей казалось, что он знает про нее все, и даже то, о чем она и сама понятия не имеет.

— Выполни, пожалуйста, мою просьбу, документы надо забрать сегодня. — Ярослав терпеливо повторил слова, сказанные в начале разговора. — Я бы тебя не беспокоил, но Нина Ивановна сейчас в отпуске. Сделаешь?

— Конечно!

— И сразу мне позвони. — Он помолчал, ожидая, что Тамара начнет задавать вопросы, но она промолчала. — Договор заключен в начале июня, лежит в бордовой папке в сейфе, подписан моим заместителем Мухиным.

— Он может находиться только в этом месте и ни в каком другом? — уточнила Тамара.

— Да. Ключ от сейфа найдешь дома в ящике письменного стола. В связке такой один — выполнен из желтого металла с двумя бороздками.