Алексей Михайлович совершенно внезапно умер от сердечного приступа, когда ему не было еще и шестидесяти.

Казимир же Аркадьевич всю жизнь проработал в Филатовской больнице, получил от своих юных пациентов кличку Айболит и по сей день, даже выйдя на пенсию, продолжал давать мудрые докторские советы. К нему домой Рина всегда возила дочку, к нему же в этот раз отправилась за консультацией вместе с Антошкой.

Малыш явно чувствовал себя неважно, а потому всю дорогу плакал и капризничал. Но Казимиру Аркадьевичу не составило труда найти с ним общий язык. Когда доктор накладывал новую повязку, Антошка уже с выражением декламировал ему стих про бедную киску, которой не дают украсть сосиску.

— Ох, уморил, брат, — глубоким басом смеялся Казимир Аркадьевич. — Надо же — бедная киска! Наверное, толстая и прожорливая? Ты с ней лично не знаком?

— Не-а, — серьезно покачал головой Антошка. — А зато у нас есть хомяк Гудвин — он тоже толстый и обжорливый.

Казимир Аркадьевич бросил на Рину быстрый взгляд из-под своих кустистых бровей, но ничего не спросил. Однако, подробно проинструктировав ее, что и как нужно делать, он все же не удержался.

— Почему же ты, Риночка, не познакомила нас с этим приятным молодым человеком еще в субботу? — спросил старик, похлопав малыша по плечу. Он конечно же имел в виду Мартовские иды, на которые неизменно являлся много лет подряд в сопровождении жены, а иногда и дочери Томочки.

— Просто Антошка приехал к нам только позавчера, — не растерялась Рина. — Зато теперь вам предстоит встретиться с ним еще не раз. Так что вы говорили про мазь?

Поняв ее нежелание вдаваться в объяснения, Казимир Аркадьевич хмыкнул, потом вышел из своего домашнего кабинета и вскоре вернулся, неся в руках маленькую стеклянную баночку.

— Вот, будешь по два раза в день накладывать это добру молодцу на рану, и все заживет, как по волшебству. Кстати, средство это неоднократно было опробовано на твоем братце — поразительно эффективная штука. Оно и боль тоже снимает.

Он протянул баночку Рине и продолжил:

— Сейчас сделаю еще один укольчик, но злоупотреблять этим делом не советую. Мазь и кое-какие таблетки — этого будет достаточно. А Томочку попрошу, чтобы заскочила к вам и показала, как повязку менять. Справишься?

— Надеюсь, — улыбнулась Рина. — Большое спасибо, Казимир Аркадьевич.

— Ты меня не благодари, а обещай лучше, что в следующий раз останешься пить чай и удовлетворишь любопытство старика, то бишь поведаешь историю загадочного появления нашего юного друга.

— Обещаю, — сказала Рина, радуясь тому, что Казимир Аркадьевич проявил такт и благородство и не стал приставать к ней с расспросами. Поцеловав его в морщинистую щеку, она подхватила Антошку, и тот на прощание помахал доброму доктору забинтованной рукой.

Когда Рина с малышом вернулись домой, Тошка сидела на диване и рассматривала старые фотографии.

«Ей захотелось посмотреть на Сергея новыми глазами, — догадалась Рина. — Она пытается осознать, что он был ее отцом. Возможно, даже надеется найти между ним и собой какое-нибудь сходство. Но это ей вряд ли удастся — она точная копия Людмилы, от Сергея ей ничего не досталось».

Тошка между тем отложила альбом в сторону и поспешила им навстречу.

— Ну что, подружился с доктором Айболитом? — спросила она Антошку, который сидел на полу и старался одной рукой стянуть сапог. — Погоди, чудо-юдо, сейчас я тебе помогу.

— Тош, ты приглядишь за ним? — воспользовалась моментом Рина. — Я пойду хоть чуточку поработаю. А то скоро забуду, как карандаш в руках держать.

— Иди, конечно, — кивнула девочка. — А мы сейчас чайку попьем с малинишным вареньем, которое Карлсон принес. Потом телик будем смотреть. Верно, Антошка?

— Ага, — обрадовался тот и протяжно зевнул.

— Казимир Аркадьевич сделал ему укол, так что я думаю, он скоро уснет, — сказала Рина и отправилась в свой кабинет, который Тошка любила называть мастерской или же студией. На самом деле это была не очень большая, но светлая комната, все стены которой были сплошь увешаны эскизами, небольшими акварелями, репродукциями и фотографиями. С художественной точки зрения такое смешение стилей можно было назвать одним простым словом — бардак. Тем не менее вся эта мешанина странным образом придавала комнате уют и даже некий шарм.

Рина подошла к огромному письменному столу, заваленному многочисленными толстыми папками, открыла одну из них и стала перебирать плотные листы, на которых красовались воздушные карандашные наброски.

Минут через пятнадцать дверь приоткрылась и в комнату просочилась Тошка. Бросив на нее взгляд через плечо, Рина увидела, что девочка прижимает к животу телефонную трубку.

— Меня? — спросила она, протягивая руку. — Кто звонит?

На секунду она почувствовала, как сердце сначала замерло, а потом забилось чуть чаще. Ей не хотелось себе в этом признаваться, но факт оставался фактом: все это время она подспудно ожидала звонка от Павла.

— Ве… Вениамин, — шепотом ответила Тошка, и Рине показалось, что в глазах ее промелькнул испуг.

«Что это с ней? — удивилась Рина. — Повздорила с Вениамином? Да нет, не может быть. Чтобы поссориться, надо прежде пообщаться, а они почти не разговаривают друг с другом».

Приложив трубку к уху, Рина махнула рукой, и Тошка мгновенно скрылась, деликатно прикрыв за собой дверь.

— Привет, милый, — сказала Рина. Она постаралась звучать бодро, чтобы Вениамин ни в коем случае не догадался о ее проблемах. — Ну что, как прошел твой доклад?

— Доклад удался. Да, получилось весьма недурно, — очень серьезным тоном откликнулся Вениамин. — Мне даже аплодировали.

— Ты у меня молодец, — похвалила Рина, открывая между тем следующую папку с эскизами. — Как чувствуют себя швейцарцы? Не надоела им еще наша заснеженная столица?

— Да нет, все организовано по высшему разряду, скучать им не приходится. Кстати, тут произошли кое-какие изменения в программе, поэтому заключительный банкет состоится не в четверг, как предполагалось, а в пятницу. Так что у тебя появляется лишний день для всяких маникюров-педикюров и прочих женских удовольствий.

— Но как же это? — всполошилась Рина. — В пятницу я никак не могу — я же иду смотреть «Бобрят». У них генеральный прогон…

— Господи, Рина, о чем ты говоришь? — возмущенно воскликнул Вениамин. — Неужели там без тебя не обойдутся?

— В том-то и дело, — поспешила объяснить Рина. — Это же генеральная репетиция в костюмах, которые я не просто придумала — я помогала их шить. Поэтому мое присутствие просто обязательно. У них наверняка возникнет куча накладок, ведь это дети. К тому же я обещала Лиде, что буду ей помогать. Ты же понимаешь?

— Нет, не понимаю, — отрезал Вениамин довольно сердито. — Абсолютно не понимаю, о чем ты вообще толкуешь. Банкет — это важнейшее мероприятие, на котором мне по этикету полагается быть с дамой. Я просто не могу без тебя обойтись.

— «Бобрята» тоже не могут без меня обойтись, — заупрямилась Рина.

— Ну и что ты мне прикажешь делать? — раздраженно спросил Вениамин. — Взять себе даму напрокат?

— О, чудесная мысль, — одобрила Рина. — Обычно их так и называют — эскорт-девушки.

Вениамин неожиданно рассмеялся:

— Все равно лучше тебя мне никого не найти, ведь ты у меня такая красивая.

— Я рада, что ты еще помнишь, как я выгляжу.

— Не сердись, просто так сложились обстоятельства. Между прочим, я приготовил тебе потрясающий подарок и как раз в пятницу собирался его преподнести.

— Звучит интригующе, — сказала Рина, которая тут же насторожилась.

«Только бы ему не пришло в голову подарить мне обручальное кольцо, — испуганно подумала она. — В данных обстоятельствах это было бы ужасно некстати».

— Я по тебе страшно соскучился, — неожиданно сказал Вениамин с придыханием, и Рина заволновалась еще больше — обычно он был довольно сдержан в проявлении чувств, особенно по телефону.

— Я тоже. Тоже соскучилась, — тем не менее сказала она.

— Тогда до пятницы? — подвел итог их разговору Вениамин. — В четверг я позвоню, чтобы уточнить детали, а ты готовь вечернее платье и доставай бриллианты.

— Ага, — не стала больше спорить Рина, уже поняв, что дальнейшие пререкания ни к чему хорошему не приведут. — До встречи, целую.

Не успела она нажать отбой, как в дверь тут же засунулась Тошкина голова.

— Мам, можно к тебе на минутку?

— Заходи, — кивнула Рина, задумчиво постукивая трубкой по ладони и прикидывая, как бы ей выкрутиться из сложившейся ситуации.

Тошка прошла к окну и уселась на обтянутую потертым шелком доисторическую банкетку. Эту банкетку можно было бы запросто продать на каком-нибудь антикварном аукционе, если бы она не являлась семейной реликвией. Легенда гласила, что именно на ней восседала еще Ринина прабабушка, когда ее собирали под венец. С тех пор считалось, что именно с этого предмета мебели начинается счастливая семейная жизнь.

Очнувшись от своих размышлений, Рина взглянула на дочь и сразу же поняла, что та чем-то расстроена.

— Что с тобой? — спросила она, усаживаясь во вращающееся кресло и поворачиваясь лицом к девочке. — Неприятности?

Тошка потрясла головой, шмыгнула носом и плаксивым голосом протянула:

— Мам, я вдруг поняла, какая я ужасная свинья…

— Вот тебе и раз, — искренне удивилась Рина. — Что еще за приступ самобичевания?

— Я серьезно, — надулась девочка, и в глазах ее блеснули слезы.

— Да что случилось? — обеспокоилась Рина.

«Может быть, она в конце концов испугалась тех перемен, которые повлекло за собой появление Антошки? Почувствовала, как это все сложно, а теперь ей неловко признаться, что она передумала?»

Но оказалось, что дело вовсе не в этом.

— Понимаешь, — принялась объяснять Тошка, нервно теребя в пальцах резинку для волос, — когда позвонил Вениамин, я вдруг подумала… подумала…

Она явно волновалась и не знала, как подступиться к неприятной для нее теме.

— Так о чем же ты подумала? — попыталась подбодрить ее Рина.

— Я подумала, что буквально вынудила тебя согласиться взять к нам Антошку, и это было жутко эгоистично с моей стороны.

Поймав непонимающий взгляд матери, она поспешила пояснить:

— Тогда я видела все исключительно со своей собственной колокольни: это мой младший брат, и я не хочу с ним расставаться. Мне казалось, что нам с тобой придется всего лишь приспособиться к жизни втроем, и все.

— А что же изменилось теперь? — поинтересовалась Рина, которая уже начала догадываться, к чему клонит девочка.

— Теперь я взглянула на ситуацию другими глазами, — угрюмо сказала та и вздрогнула, когда резинка в ее руках лопнула и улетела куда-то к потолку. — И теперь я понимаю, что для тебя обзавестись вторым ребенком означает поставить под вопрос свое личное счастье.

— Ух ты, как закрутила, — хмыкнула Рина. — Боишься, что меня больше никто замуж не возьмет?

— Ну да, — простодушно согласилась Тошка. — Сначала ты пожертвовала собой ради меня, теперь вот еще Антошка… А вдруг Вениамин не захочет заиметь сразу двоих детей? Вдруг он тебя бросит? И все из-за меня…

Тошка всхлипнула и быстро вытерла слезы рукавом пуловера.

Рина не торопилась ее утешать — она пока просто не знала, что на это можно ответить. До сих пор она размышляла лишь о том, как объяснить Вениамину появление Антошки. И еще она заведомо знала, что тот не одобрит ее скоропалительное решение приютить мальчика. Именно потому, что оно скоропалительное. Вениамин любил все тщательно обдумывать и взвешивать, и только после этого делать соответствующий шаг — банкир, одним словом. Рина была готова к тому, чтобы доказывать и убеждать, но ей почему-то казалось, что постепенно все утрясется, и в итоге их жизнь пойдет по-прежнему. Ну или почти по-прежнему.

Слова Тошки откровенно ее озадачили.

«А вдруг Вениамин и впрямь не захочет обзаводиться двумя детьми? Вдруг он не станет слушать никаких доводов и просто поставит вопрос ребром: „Либо я, либо мальчик“? И что тогда делать? Хотя нет, если Вениамин меня действительно любит, он поймет. Ну, понервничает, конечно, но потом смирится».

— Мне кажется, что не стоит заранее все драматизировать, — сказала она наконец. — Разборок нам, наверное, не избежать, но мне почему-то думается, что Вениамин все воспримет правильно.

— Чтобы он все воспринял правильно, тебе придется рассказать ему и про меня тоже, — сказала Тошка звенящим от волнения голосом. — А я не хочу. Не хочу, чтобы он знал.

— Обещаю, что постараюсь что-нибудь придумать, — попробовала успокоить ее Рина, хотя до сих пор, сколько она ни ломала голову, ей так и не удалось вымучить из себя ни одной более или менее достоверной версии.