– Думаю, так долго не понадобится. Идем, у нас еще много дел.

Окинув улицу быстрым взглядом, Уиллоу вышла из тени. У Эндрю вдруг возникло чувство, что внутренне он делает то же самое: выходит на свет. Он улыбнулся, тряхнул головой и зашагал следом за нею.

* * *

Уиллоу не переставая хихикала. За всю свою жизнь она еще не слышала, что бы что-нибудь так скрипело и скрежетало, как стремянка Эндрю на пути (хорошо, что недолгом) от его дома до дома Элси. Эти звуки могли запросто переполошить всю деревню. Эндрю театрально крался на цыпочках по тропинке, и от этого Уиллоу становилось еще смешнее.

– Нельзя ли скрипеть погромче?

Он обернулся и посмотрел на нее с недоверием:

– Хочешь понести сама?

– Нет-нет, мне хватает краски и кистей. Беру свои слова обратно: ты справляешься превосходно.

Эндрю пробормотал что-то себе под нос – видимо, не очень вежливое. Дойдя до дома Элси, они остановились, чтобы оценить фронт работы: потрудиться предстояло как следует, но много времени, по идее, не требовалось, потому что коттеджик был совсем крошечный.

– Давай сначала покрасим сзади, – сказала Уиллоу. – На улице есть опасность, что нас увидят, поэтому фасад лучше оставить на попозже.

Эндрю кивнул. Они вошли в калитку и обогнули домик. Окна не горели, и это, пожалуй, было не очень хорошо: видимо, Элси уже спала, а значит, могла в любой момент проснуться. Если бы она смотрела телевизор, звуки отвлекали бы ее и поглощали бы шум, проникающий снаружи.

Спереди и сзади красить было нетрудно: даже Уиллоу легко доставала валиком до тростниковой крыши, но с боков, чтобы дотянуться до конька, требовалась лестница. Эндрю поставил фонарь на землю, направив свет чуть в сторону от дома, чтобы не разбудить хозяйку, и налил в ванночку немного краски. К счастью, Элси начала красить белым, так что беспокоиться о совпадении цветов не приходилось. Уиллоу и Эндрю взялись за работу: двигаясь в противоположные стороны, они дошли от центра заднего фасада до краев. Потом взяли стремянку с красками и переместились за угол.

Как раз в тот момент, когда они устанавливали лестницу, на улице показалась Джулия, выгуливающая на поводках джек-рассел-терьера и, к удивлению Уиллоу, рыжего кота. Старушка прошла мимо, ничего не заметив, но джек-рассел, к сожалению, оказался внимательнее своей хозяйки и начал тявкать. Эндрю быстро стащил Уиллоу со стремянки.

– Что такое, Колин? – спросила Джулия. – Увидал кролика или еще кого-нибудь? Ох, бьюсь об заклад: это та гадкая лиса, которая повадилась воровать моих бедных цыпляток.

К ужасу Уиллоу, старушка решила сама во всем разобраться и, подтащив упирающегося джек-рассела и сердитого рыжего кота, подошла вплотную к забору. Хорошо, что Эндрю пришло в голову одеться во все черное. Сейчас бы и камуфляжная раскраска лиц действительно не помешала. Джулия осматривала забор не спеша, и Уиллоу боялась, что она увидит лестницу. Пес продолжал лаять. Фонарь, к счастью, остался за домом, но все равно можно было заметить идущий оттуда подозрительный свет.

Наконец Джулия сдалась и зашагала дальше, уводя с собой рассерженных питомцев. Эндрю и Уиллоу еще с минуту пролежали на земле, не шевелясь.

– Кажется, ушла, – сказал Эндрю и сел.

– Наверное, рыщет вокруг твоего дома, надеясь застать тебя с девушкой, – отозвалась Уиллоу, поднимаясь на ноги. – Кстати, по-твоему, это нормально – что она выгуливает на поводке кота?

Эндрю невозмутимо пожал плечами.

– Наверное, Руфусу нравится.

– Вообще-то вид у него не очень довольный.

– Давай-ка поторапливаться. Она скоро вернется, – прошептал Эндрю, вставая.

Оказалось, они придумали себе довольно нервное занятие. За ближайшие несколько недель разнести подарки всем жителям деревни и не попасться – для этого, похоже, нужно было чудо.

* * *

Эндрю вошел следом за Уиллоу в ее калитку, которую до сих пор не починил. От усталости он едва держался на ногах. Большую часть прошлой ночи он, вместо того чтобы спать, думал о том невероятном поцелуе. Встал рано, чтобы заняться ремонтом, а теперь вот допоздна красил дом Элси. Все это ужасно утомило его. Джулия прошла по улице еще три раза: то ли что-то заподозрила, то ли просто хотела обеспечить Колину и Руфусу хороший моцион. Так или иначе, из-за этого приходилось прерывать работу.

Джулия оказалась не единственной любительницей поздних прогулок: Коннор, повар из паба, вывел своего лабрадора, а Дороти, видимо, решила просто пройтись. Кто бы мог подумать, что в деревне Счастья такая активная ночная жизнь?

Эндрю плюхнулся на диван, чтобы немного передохнуть.

– Я сварю тебе кофе, – сказала Уиллоу, исчезая в кухоньке.

Опустив потяжелевшие веки и откинув голову, Эндрю спросил себя, будет ли это очень большим нарушением правил, если он проведет ночь на диване Уиллоу только потому, что нет сил плестись домой. Стеснять ее он не хотел, но, может, она разрешила бы ему прикорнуть хоть на полчасика? Эндрю начал проваливаться в сон, слыша, как Уиллоу хлопочет на кухне. Через несколько минут на столик перед ним, звякнув, опустилась кофейная чашка, но он даже глаза не смог открыть. Уиллоу накинула на него одеяло и, примостившись рядом, положила голову ему на плечо, а руку поперек живота. Почувствовав это, он открыл один глаз, однако теперь ее глаза были закрыты.

– Ты очень нравишься мне, Эндрю Хэррингтон, – прошептала она.

Он обнял ее и поцеловал в макушку.

– Ты мне тоже.

Уиллоу посмотрела на него:

– Останешься сегодня здесь?

– Только ненадолго, – сказал Эндрю и опять закрыл глаза.

Уиллоу высвободилась из его рук, встала, и он сразу почувствовал себя неуютно.

– Идем в спальню.

Оба его глаза тут же распахнулись, и он увидел, что она протягивает ему руку. О боже! Конечно, он хотел этого, но в то же время уважал ее решение не заводить сейчас нового романа. Ему не было нужно, чтобы из-за него она сделала что-то, о чем потом пожалела бы.

Очевидно, он стал похож на испуганного кролика, потому что она рассмеялась:

– Какой ты испорченный!.. Идем в спальню спать!

Эндрю облегченно улыбнулся: ему казалось, что для двух людей, не намеренных вступать в новые отношения, секс – не самое подходящее занятие. Сон в одной кровати – это тоже несколько настораживало, потому что могло все сильно осложнить. И все-таки мысль о том, чтобы уснуть, обнимая Уиллоу… Нет, видимо, делать было нечего. Он уважал ее, но оставался при этом не святым.

– Я еще никогда ничего так сильно не хотел, – сказал Эндрю, беря протянутую ему руку.

– Уж так прямо и ничего? – сказала Уиллоу, и в ее глазах сверкнул лукавый огонек.

– Ну на что-то другое сейчас я вряд ли сгожусь.

Они вместе поднялись в спальню. Там он сел на кровать, снял ботинки, разделся до трусов, лег и закрыл глаза, чтобы Уиллоу могла переодеться, не смущаясь. Через пару минут он почувствовал, как она скользнула в постель, опять прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Да, это действительно было непросто. Он обнял ее за плечи.

– Спасибо, что помог, – сказала Уиллоу.

– Мне это было в радость, – ответил Эндрю, не покривив душой. – Я получил настоящее удовольствие. Вспомнить хотя бы лицо Джинни, когда она увидела цветы! Я тогда испытал нечто особенное.

– Я тоже. А сколько завтра будет разговоров! Нам надо продумать алиби.

– Я всем буду говорить, что провел ночь в постели потрясающей женщины, – сказал Эндрю и рассмеялся.

Они помолчали. Он почувствовал, что она задремала. Обычно он вынимал слуховой аппарат, только дождавшись, когда девушка уснет, потому что не любил привлекать внимание к своей глухоте. Но от Уиллоу он мог не прятаться: она и так все знала. Хоть Эндрю и стеснялся немного, с нею ему было комфортно, ведь ее, по всей видимости, ничем нельзя было смутить.

– Я вынимаю наушники, – сказал он. – Поэтому не говори ничего такого, на что хочешь получить ответ. Или говори так, чтобы я видел твое лицо. Если вдруг случится пожар, толкни меня хорошенько.

– А дома у тебя для таких случаев что-то предусмотрено?

– Дымовая сигнализация, которая соединена со специальным маячком и с вибрирующим ковриком у меня под подушкой.

– Ясно. Ну а здесь я позабочусь о том, чтобы ты не умер. Обещаю.

Эндрю, улыбнувшись, вынул наушники. Мир погрузился в почти полное безмолвие. Стихло и дыхание Уиллоу – это сейчас беспокоило Эндрю больше всего. Она лежала на его груди, подперев голову руками, и просто смотрела на него с широкой улыбкой. Он положил наушники на прикроватную тумбочку и опять заглянул в лицо Уиллоу, чтобы узнать, по-прежнему ли она ему улыбается. Поскольку слышать он больше не мог, а поддерживать какую-то связь с ней ему хотелось, он погладил ее волосы.

– Чтение по губам, – заговорила Уиллоу, и Эндрю сосредоточился на артикуляции, – насколько оно точно?

– Не очень точно. Многое нужно угадывать из контекста, а еще по мимике, телодвижениям и выражению глаз. Даже лучшие в мире чтецы прочитывают тридцать-сорок процентов. И то если говорящий стоит прямо перед ними и хорошо освещен. Растительность на лице тоже может мешать. Так что усы не отращивай. Многие слова, когда их произносят, выглядят похоже или одинаково. Например, «я тебя люблю» трудно отличить от «пальму я срублю» или «яблоко ловлю».

Уиллоу рассмеялась, и Эндрю опять стало ужасно жаль, что он этого не услышал. До него донесся только какой-то шум, неясный, как подводное эхо. Посмотрев на него так же внимательно, как и он на нее, она сказала:

– Ладно, чтобы ты понимал все правильно, я перестану болтать и сделаю вот так. – Она подалась вперед и поцеловала его.

Да уж, здесь недопонимания быть не могло! Эндрю гладил Уиллоу по волосам, ощущал вкус ее губ, вдыхал ее аромат, все доступные ему чувства обострились. Она была великолепна и дарила ему фантастические ощущения. Он целовался со многими женщинами, но так – ни с одной. С Уиллоу все было по-другому, гораздо лучше, а почему – он не знал. Она слегка отстранилась и улыбнулась.

– Спасибо за разъяснение, – сказал Эндрю.

Уиллоу улыбнулась еще шире и опять поцеловала его – теперь коротко.

– Спокойной ночи.

Она приподнялась и выключила свет, но луна струилась в окна, купая все в серебре. Уиллоу снова легла и уютно устроилась у Эндрю на груди. Он знал, что она слышит, как сильно бьется его сердце. Этой ночью ему опять не грозило выспаться.

Глава 15

Утром Уиллоу проснулась в кровати одна. Судя по тишине в доме, Эндрю ушел. Она села и огляделась по сторонам. На подушке лежала желтая роза, а рядом записка. Поглаживая нежные лепесточки, Уиллоу прочла:


Моя очаровательная Уиллоу!

Честное слово: ты самая замечательная девушка из всех, кого я встречал, и я бы с радостью провел весь день в твоей постели, обнимая тебя и, может быть, даже наслаждаясь новыми восхитительными поцелуями. Но я не знаю, где мы с тобой находимся: поцеловала ли ты меня в виде исключения или это был шаг вперед, не пожалеешь ли ты о нем сегодня утром. Я избавлю тебя от возвращения к неловкому разговору. Если ты по-прежнему не хочешь отношений, я буду счастлив ждать до тех пор, пока ты их не захочешь. Если же ночью ты решила отбросить свою осторожность и не прочь как следует это отметить, то я приглашаю тебя на ужин – на наше официальное первое свидание. Я приготовлю тикку[4] из курицы с масалой, будут свечи, цветы и, разумеется, поцелуи. Если ты этого пока не хочешь, ничего страшного. Излишки соуса я заморожу. Скажешь «нет» – никакой неловкости не будет, обещаю. Скажешь «да» – буду ждать тебя в семь.


Надеюсь, что твой,

Эндрю

О боже! От такой милой записки невозможно было не улыбнуться. Даже удивительно, как много Уиллоу уже чувствовала к этому молодому человеку. И хоть одна часть ее по-прежнему высказывалась против того, чтобы бросаться с головой в новые отношения через считаные дни по приезде в деревню Счастья, другая часть хотела увидеть, к чему придет этот невероятный роман.

Интересно, что бы сказала мама, если бы узнала, что дочь переехала в новый дом и почти сразу влюбилась. У Уиллоу не было близких отношений с матерью. Несколько лет назад родители развелись: мама уехала в Шотландию, подальше от отца, а сама Уиллоу – в Сент-Октавию, где жила Руби. Но и до того они не были близки. Главным чувством, которое мать выражала по отношению к ней, было разочарование. Когда она что-нибудь говорила или делала, мама неизменно качала головой и вздыхала: «Ох, Уиллоу!» – а узнав о ее переезде в деревню Счастья, произнесла это раза три или четыре за один разговор. Как бы то ни было, в сердечных делах мамино одобрение (точнее, почти наверняка неодобрение) и подавно не требовалось.

Руби, скорее всего, заняла бы противоположную позицию: посоветовала бы перестать мямлить и постараться по полной использовать представившуюся возможность. Они знали друг друга с университета: были соседками по комнате в общежитии. Руби, безусловно, отличалась от Уиллоу большей безбашенностью.