И если Лукас действительно молит, сейчас Бога об этом, не терзает ли его чувство вины за то, что спасение для его нынешней любовницы означает смертный приговор той, с кем он расстался раньше?

— Бринн Толбот.

— Бринн, — эхом повторил Лукас, прикрыв глаза и затенив черными ресницами, пронзительный блеск серо-стальных глаз в знак печали, скорби — и гнева.

Миг — и перед Гален снова возник неумолимый охотник, идущий по следу, снедаемый испепеляющей жаждой мести, полыхавшей в самом потаенном, темном уголке его души. Том, о котором не принято рассказывать репортерам.

— Место преступления оцепили? — Это уже спрашивал профессиональный следователь, лейтенант Лукас Хантер.

Место преступления. Место, где произошло убийства. Если предположить, что Женский Убийца не изменил своего образа действий, это должна быть собственная квартира жертвы, в которую маньяк проник без особого труда и откуда сумел скрыться, не оставив ни малейшей улики.

— Так точно, сэр. Оцепили. Офицеры из местной полиции уверяют, что все оставлено, как было.

— Хорошо. — Лукас поднялся. Высокий. Сильный. И словно погрузневший от новой обузы. — Поехали.

«Не надо! Не ходи туда!» — неожиданно закричало ее несговорчивое, упрямое сердце. Ведь ей еще столько нужно ему сказать!

«Спасибо тебе, Лукас, за подаренный тобой момент чуда, за веру в мою неповторимость! Я запомню его на всю жизнь! Навсегда! И постарайся быть осторожным, ладно? Я прошу тебя! Будь милосерден к самому себе! Так, как ты был милосерден ко мне!»

Все это Гален произнесла про себя. Но даже если бы она не постеснялась и выкрикнула эти смешные глупости вслух, Лукас Хантер ее бы не услышал — его мысли уже унеслись слишком далеко отсюда, от душной тишины полицейского трейлера.

И вдруг он обернулся, чтобы попрощаться с ней. И во взгляде беспощадных серых глаз промелькнули ласка, сожаление и нежность. Как будто он знал о ее решении покинуть Манхэттен и хотел, чтобы она поскорее сделала это и одновременно желал чего-то иного.

— Лукас?

Нежность исчезла без следа. На смену пришла холодная, расчетливая ярость.

— До свидания, Гален!

«До свидания!»


— Гален!

— А, это ты, Поль? — Мысленно Гален все еще оставалась с Лукасом. Она не могла сказать, сколько времени прошло с тех пор, как лейтенант стоял вот тут, перед ней, стараясь не сгибаться под грузом вины.

— Эксклюзив накрылся?

— Извини. Я что-то не в себе. Кажется, следует сказать: «Включай запись»?

— Что, прямо вот так? Да ты посмотри на себя! Краше в гроб кладут! Гален, бирюза — не твой цвет! Она слишком яркая для такой бледной кожи. В камере будет мелькать бирюза пополам с рыжим, все остальное поблекнет, а твоего лица никто не разглядит!

— Ну и что!

Пусть она выглядит так, как есть! Ведь Лукас смотрит сейчас на смерть. Он вынужден прикасаться к изувеченному, мертвому телу женщины, которую когда-то знал, которую ласкал и любил…

— Будь, по-твоему. — Поль сунул ей в руку радиомикрофон. — Могла хотя бы снять варежки.

В ответ Гален демонстративно сжала рукоятку микрофона обеими руками, затянутыми в бирюзу.

— Ну и черт с тобой, — буркнул Поль. — Готова?

Гален чувствовала себя абсолютно готовой. Ей даже не требовалось делать пробу.

— Это Гален Чандлер, с живым репортажем — и живыми извинениями — прямо из передвижного командного пункта, где только что закончилось мое интервью с Лукасом Хантером, лейтенантом Нью-йоркской полиции. Как и пообещал лейтенант, у нас состоялся открытый, интересный разговор. Но я еще раз прошу извинить меня за то, что не смогу рассказать вам о нем подробно. Мы не имеем права предавать широкой огласке некоторые детали переговоров с террористами. В противном случае множество невинных людей будут подвергнуты риску новых преступлений, похожих на то, что случилось сегодня.

Глава 6

— Нет, подобной жестокости действительно не может быть оправданий, — безо всяких прелюдий затрещал в наушнике электронный голос, стоило Гален поднять трубку в ответ на звонок, заставший ее врасплох поздним вечером в четверг.

— Боюсь, вы ошиблись номером.

— Нет, Гален Чандлер, уверяю тебя, что я попал туда, куда нужно! Ты хочешь сказать, что твоего номера нет в справочнике? Нет, не подумай, будто я хвастаюсь! Но для меня вовсе не составило труда узнать номер твоего домашнего телефона! Разве в этом городе можно что-то удержать в тайне — и уж тем более номер телефона? Это в наши-то времена? Гален, твоя наивность просто восхитительна! Такая незатейливая очаровашка с Дикого Запада!

— Да кто вы?

— Всему свое время, дорогуша! Всему свое время! Кстати, раз уж у нас зашла речь о твоем телефоне, я бы хотел немного попенять тебе — так сказать, ласково, по-отечески — за такую беспечность! Это же надо додуматься таскать сотовый телефон в кармане своего жуткого бирюзового пальто! Мимо такого искушения не сможет пройти даже самый неопытный карманник — а ты вдобавок имеешь привычку швырять пальто где попало, когда собираешься сниматься!

— Вы забрали мой сотовый?

— Совершенно верно. А ты что, до сих пор не заметила его отсутствия? Ну-ну. Хотя, конечно, после того как ты завалила интервью о заложниках, тебя вряд ли часто отрывают от обязанностей предсказательницы погоды и вызывают снять срочный репортаж.

Предсказательница погоды. Пожалуй, электронный голос чересчур польстил ей, повысив до столь ответственной должности. Гален не доверяли предсказывать погоду. Она ее просто описывала. Хотя, если уж говорить начистоту, с погодой на этой неделе творилось такое, что она стала новостью номер один. Вчера вечером посвященный ей репортаж вышел в самом начале выпуска до продолжения двух историй, не сходивших с экранов с самого воскресенья: восемь маленьких девочек, захваченных в заложницы в шестой городской больнице, и убийство Бринн Толбот, совершенное в ту же ночь… Доктор Бринн Толбот, талантливый онколог, боровшаяся за жизнь предшественницы Гален, Марианны Маклейн, обреченной на смерть от рака.

Гален сама добровольно и осознанно предложила администрации «Кей-Кор» перевести ее на работу в метеобюро. Для нее такой поступок был логичен. После грандиозного провала, случившегося в воскресенье утром, было бы смешно рассчитывать поправить дело. Чего стоил один ее внешний вид…

Зато теперь никого не волнуют капли, стекающие с обвисших кудрей на бледное, лишенное макияжа лицо! По крайней мере, зрители имеют возможность убедиться, что слышат чистую правду. Они видят эту правду собственными глазами, даже ее ли у Гален совсем онемели губы и она не в силах вымолвить ни слова.

Электронный голос был прав в другом. Гален уже несколько дней не вспоминала про свой сотовый телефон. Она не прикасалась к нему с того раза, как звонила Адаму, Полю и Уолли на рассвете в воскресенье.

И теперь кто-то неизвестный — кстати, он или она? — утверждает, что стащил аппарат из вполне надежного кармана ее бирюзового пальто. Что ж, это объясняет, как телефон пропал. Но вот когда и где?

Каждый день она проходила в этом пальто по Пятой авеню на работу и с работы. Или, точнее, на свое рабочее место предсказательницы погоды.

Может быть, в понедельник, во время съемок в мемориальном парке на побережье? Когда они работали с Полем, придирчивым любителем искусства. Он решил, что желтый пластиковый дождевик с фирменным знаком «Кей-Кор» немного оттенит бледность ее лица. И к тому же желтый цвет изысканно и выразительно контрастирует с ультрамариновыми волнами, увенчанными серебристыми барашками пены. Гален не стала возражать и оставила свое пальто в незапертом автофургоне — тем более что оно уже успело промокнуть насквозь и совсем не грело.

Или во вторник, когда ее снимал Уолли? В этот день зима разродилась на редкость хорошим деньком, и благодарные манхэттенцы ринулись в Центральный парк, чтобы погулять, или съесть на свежем воздухе ленч, или покататься на роликах. Кто-то даже запустил воздушного змея. Во вторник пальто Гален почти все время валялось на скамейке, в стороне от аллеи, и содержимое его глубоких карманов было вполне доступно любому прохожему.

Или в среду, когда Уолли сжалился над ней и одолжил свою пуховую куртку, пока Гален окончательно не застыла под ударами снежной пурги?

Или даже сегодня? Хотя нет. Сегодняшняя погода вела себя как положено и полностью соответствовала сезону. К тому же Гален почти весь день провела в студии, не выходя из своего кабинета. Она не спеша сделала уборку и собрала вещи, поджидая, пока часы на стене покажут 4.15. В это время ее примет у себя в кабинете Джон Маклейн… и она сообщит ему о своем решении расстаться с «Кей-Кор» навсегда.

Вообще-то Гален собиралась сказать об этом еще в понедельник. Но секретарша заявила, что шеф отправился в давно запланированную деловую поездку, которая продлится не до вторника, как предполагалось сначала, а до среды.

Гален считала естественным, что первым о ее решении должен узнать Джон Маклейн. Ведь именно он больше всех сделал для того, чтобы она пришла работать на «Кей-Кор». И всегда оказывал ей поддержку — на удивление щедрую и бескорыстную, несмотря на свое подавленное состояние, после смерти Марианны.

— Зачем? — наконец спросила она у электронного голоса, прервав свои сумбурные и безуспешные размышления над вопросами «как?», «когда?» и «где?».

— Что — зачем?

— Зачем вам мой телефон?

— То есть как зачем? Но ты можешь не бояться. Кстати, нам пора вернуться к началу разговора: твои коллеги проявили совершенно неоправданную жестокость! И хуже всех вела себя Розалин Сент-Джон! «Гален с треском провалила свой эксклюзив!» Ну, ладно, она-то, по крайней мере, с самого начала не скрывала, что терпеть тебя не может. Но ты посмотри на остальных: только ленивый не вытер о тебя ноги! Хотя, если уж на то пошло, последняя волна критики была вполне заслуженной. Ложь до добра не доводит, Гален.

— Я никому не лгала!

— Давай договоримся раз и навсегда! Чтобы ты больше не смела мне врать! Никогда — ясно? Попробуй солгать — и здорово пожалеешь! Лукас Хантер тебя надул. Для него это раз плюнуть. До сих пор не могу поверить, что ты оказалась такой наивной дурой и позволила ему сорваться с крючка! Тоже мне — Жанна д'Арк нашлась! Вот и гори теперь, как она! Если не сама, то твоя-то карьера уж точно! Однако я готов воздать должное твоему благородству и помочь восстать из пепла. Ты спасешься — исключительно благодаря мне!

«Но я никого не просила меня спасать! Я уже сделала это сама, сегодня днем, в четыре часа пятнадцать минут, когда побывала у Джона!»

— Представь себе, Гален, я — это он!

— Он?..

— Манхэттенский Женский Убийца — к вашим услугам! И в отличие от лейтенанта Хантера, если я обещаю леди эксклюзивное интервью, то никогда не обманываю ее ожиданий! А именно это я сейчас предлагаю тебе. Один эксклюзив за другим.

— Я вам не верю.

— Чему именно ты не веришь? Обещанию дать интервью? Или что это действительно я? Можешь не сомневаться. Подумай сама — ответ очевиден! Если бы это был не я — кого заинтересует такой эксклюзив? Стало быть, ты сомневаешься, что это не я?

— Да, — выдавила она непослушными губами, чувствуя, как внутри все болезненно сжалось, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. В конце концов, этот маньяк сам натолкнул Розалин Сент-Джон на мысль, что его жертвами становятся любовницы Лукаса Хантера из-за его желания поиграть с лейтенантом. Почему бы ему теперь не поиграть и с ней? — По-моему, вы нарочно пользуетесь кодирующим устройством — на тот случай, если я запишу ваш звонок и смогу потом опознать голос!

В ответ раздался шумный вздох, искаженный электроникой. Но Гален сумела различить в нем вполне человеческие чувства. Нетерпение. И брезгливость. Она слишком хорошо была знакома с этими эмоциями, чтобы не суметь распознать их даже сквозь помехи.

— Позволь мне объяснить необходимость электронного кодирования. Этот разговор действительно записывают на пленку. Наши отважные копы. Каждое предложение, каждая шутка, каждая оговорка будут разобраны и обсосаны ими до костей. И я лелею надежду — а изделие этой непременно суждено сбыться, поскольку за каждым моим звонком будет следовать новый ход, — что наши милые беседы на телеканале «Кей-Кор» ты осветишь самым подробным образом. Представь себе, Гален: я решил спасти твою карьеру. Но так, чтобы при этом не навредить себе. Вот почему я не имею права рисковать и говорить без кодирования. К величайшему моему сожалению. Потому что тебе наверняка понравился бы мой голос! Очень бы понравился! Перед ним не смогла устоять еще ни одна женщина. А особенно Кей и Бринн.

— Значит, наши разговоры будут прослушиваться полицией?