Даниэла Стил - Счастье

Но мысль о том, что Олли могла бросить его мать, показалась обоим невероятной. Заговорили опять о Филлис.

– Что ты думаешь делать с мамой?

– Я не знаю. Они говорят, что болезнь быстро прогрессирует. В конце концов она не будет узнавать никого, и меня в том числе.

Его глаза снова наполнились слезами, ему невыносима была эта мысль. Джорджу казалось, что он теряет жену день за днем, и тем острее он сопереживал боль Оливера от потери Сары. Но Олли еще молодой, найдет себе кого-нибудь. Филлис была единственной женщиной, которую когда-либо любил Джордж. После сорока семи лет совместной жизни даже думать о ее потере казалось невыносимо. Он достал носовой платок, высморкался, глубоко вздохнул и продолжал:

– Они сказали, что это может продлиться от шести месяцев до года, а потом она полностью перестанет двигаться. Тогда ухаживать за ней дома станет очень тяжело, так они считают. Я не знаю, что делать...

Голос у него задрожал. У Оливера разрывалось сердце. Он взял руку отца. Невозможно было поверить, что речь идет о его собственной матери, женщине, которая всегда была умной и сильной. А теперь ум ее меркнет. Ее болезнь доконает и без того больное сердце отца.

– Тебе не следует так сильно переживать, а то ты тоже заболеешь.

– То же самое мне говорит Маргарет. Она наша соседка, я тебе уже говорил. Она всегда очень хорошо к нам относилась. Ее муж страдал болезнью Альцгеймера на протяжении нескольких лет, и ей в конце концов пришлось отдать его в дом престарелых. У нее самой было два сердечных приступа – она не могла больше за ним ухаживать. Это тянулось шесть лет, умер он в августе прошлого года. – Джордж полным отчаяния взглядом посмотрел на сына. – Олли... я не могу смириться с мыслью, что потеряю ее... или что она полностью потеряет память... Это все равно что наблюдать ее медленное угасание... С ней сейчас так трудно. А ведь она всегда была такой доброй.

– Я заметил, что на Рождество она была несколько взволнованна, но не отдавал себе отчета, что все так серьезно. Я, наверное, был слишком занят своими собственными проблемами.

Это было ужасно, он терял мать и жену, а дочь не хотела с ним разговаривать. Женщины покидали его, но теперь надо было думать об отце, а не о себе.

– Чем я могу тебе помочь, папа?

– Просто будь здесь, больше ничего пока не нужно. Их взгляды встретились, и Оливер почувствовал близость к отцу, которой не ощущал многие годы.

– Папа, я люблю тебя.

Теперь Олли не стеснялся сказать то, что когда-то могло смутить его отца. В юные годы Оливера отец был очень суров. Но с возрастом он смягчился и теперь нуждался в сыне, как ни в ком прежде.

– Я тебя тоже люблю, сынок.

Оба откровенно расплакались, и Джорджу – пришлось опять сморкаться. В этот момент Оливер услышал, как открылась – и тихо закрылась входная дверь, он обернулся и, увидев, что Бенджамин поспешно поднимается по лестнице, позвал его:

– Не торопитесь, молодой человек. Где вы изволили пребывать до половины одиннадцатого в будний день?

Бенджамин повернулся, покрасневший от холода и смущения, и очень удивился, обнаружив дома дедушку.

– Я был с друзьями... Извини, пап. Я не думал, что ты будешь против. Привет, деда, что ты здесь делаешь? Что-нибудь случилось?

– Бабушка нездорова, – сухо ответил Оливер, вновь чувствуя себя бодро. Душевная теплота отца словно придала ему новые силы, хоть кто-то о нем думал. Пусть Саре он больше не нужен, но нужен отцу и детям. – А тебе очень хорошо известно, что нельзя уходить по вечерам в будни. Заруби себе это на носу и чтоб в течение двух недель – никуда. Усек, мистер?

– Ну ладно, ладно... Я же извинился.

Оливер кивнул. Парень имел странный вид. Не был ни пьян, ни расстроен, но все же в нем произошла какая-то перемена. Он казался более мужественным, не был склонен препираться.

– А что с бабушкой?

У Джорджа был такой удрученный вид, что Оливер быстро ответил за него:

– Бабушка серьезно заболела.

– Она поправится? – испуганно спросил Бенджамин, словно боялся предположить, что можно потерять кого-то еще.

Он озабоченно посмотрел на отца и на деда, но Оливер похлопал его по плечу:

– Поправится, поправится. Просто дедушке надо помочь, вот и все. Может, ты найдешь и для него немного времени, несмотря на обилие столь привлекательных друзей.

– Конечно, деда. Я заеду к тебе в этот уик-энд.

Бен очень любил его, а Джордж Ватсон был без ума от своих внуков. Иногда Оливеру казалось, что он их больше любит, чем собственного сына в свое время. Он стал мягче, и дети льнули к нему.

– Мы с бабушкой будем очень рады.

Джордж встал, чувствуя себя старым и утомленным, и оперся о плечо внука, словно желая получить от него заряд молодости.

– Спасибо вам обоим. Я, пожалуй, поеду. Надо отпустить домой миссис Портер. Она осталась с бабушкой.

И медленно пошел к входной двери, сопровождаемый Бенджамином и Оливером.

– Как ты себя чувствуешь, папа?

Оливер хотел отвезти его домой, но отец сказал, что доедет сам.

– Тогда позвони, когда приедешь.

– Не выдумывай! – фыркнул Джордж. – Я в порядке. Вот мама – та плоха.

Но его лицо снова подобрело, он обнял Оливера и произнес:

– Спасибо, сынок... за все... И... жаль, что так... Он с сочувствием посмотрел на Бена и Олли.

– ...с Сарой. Звони, если что понадобится. Если маме будет лучше, мы могли бы взять Сэма к себе на уик-энд.

Оливер подумал, что вряд ли тут может идти речь об улучшении.

Оба дождались, пока машина Джорджа скрылась. Тогда Олли со вздохом запер входную дверь. Все стало очень сложно. Для всех. Но самое непоправимое – это болезнь матери.

Затем Оливер повернулся и посмотрел на Бенджамина, пытаясь понять, о каких проблемах сына он может не знать.

– Итак, где ты все время пропадаешь?

Олли внимательно приглядывался к нему, пока они гасили свет и поднимались по лестнице.

– Просто с друзьями. Все в той же компании.

Но что-то в движении его губ подсказывало Оливеру, что он врет.

– Я бы хотел услышать от тебя правду.

Бенджамин вздрогнул и взглянул на него.

– Почему ты решил, что это неправда?

– Это девушка, верно?

Оливер был сообразительнее, чем думал Бен. Он отвел глаза со смущенной улыбкой, которая говорила все.

– Ну, допустим. Так, ерунда.

Но это была не ерунда. Это было его первое серьезное увлечение, которое вскружило парню голову. Все свободное время Сандра и Бен проводили в постели. Ее родителей постоянно не было дома, оба работали, ездили куда-то по делам. Сама она была младшим ребенком, старшие уже жили отдельно, поэтому времени у ребят было предостаточно, и они знали, как им распорядиться. Сандра – это была его первая большая любовь. Они учились в одном химическом классе, и Бен помогал ей справляться с учебой. Сандра постоянно не успевала, но не расстраивалась по этому поводу. Бен интересовал ее гораздо больше, чем оценки, а его восхищало тело Сандры, ее страсть. Он обожал в ней все.

– Почему бы тебе не привести ее когда-нибудь сюда? А Мел ее знает? Я хотел бы с ней познакомиться.

– Да... может... как-нибудь... Спокойной ночи, папа. Бен поспешно скрылся в своей комнате, а Оливер про себя улыбнулся. Только он переступил порог спальни, как зазвонил телефон. Олли схватил его, унес в ванную комнату и там приглушенным голосом ответил. Он думал, что звонит отец. Но у него замерло сердце. Это была Сара.

– Алло?

– Это ты?

– Да.

Наступила длительная пауза, во время которой он попытался прийти в себя.

– Как ты там, Сара?

– Хорошо. Сегодня я нашла себе квартиру. Как дети?

– Нормально.

Он слушал, до боли тоскуя по ней и вновь испытывая ненависть за то, что она их бросила.

– Им было нелегко.

Сара не отреагировала на эту фразу.

– Как покатались на лыжах?

– Отлично. Ребята хорошо провели время.

«Но без тебя это было не то...» – хотел он ей сказать, но не сказал. Вместо этого сказал фразу, которую обещал себе не говорить:

– Когда ты приедешь на уик-энд?

– Я уехала всего неделю назад.

А ведь она обещала приезжать каждые выходные. Олли знал, что это будет именно так, несмотря на ее горячие заверения. Теперь же она говорила так равнодушно и бессердечно. Трудно было поверить, что она в самом деле перед отъездом плакала вместе с ним. Можно было подумать, что звонит просто знакомая, а не жена, с которой он прожил восемнадцать лет.

– Я думаю, всем нам нужно время, чтобы привыкнуть к ситуации. После того, что было на прошлой неделе, думаю, всем нам надо передохнуть.

Так вот для чего она их покинула. Чтобы «передохнуть».

– И сколько это будет продолжаться?

Он ненавидел себя за то, что давит на нее, но ничего не мог с собой поделать.

– Неделю? Месяц? Год? Я думаю, детям необходимо с тобой видеться.

– Мне тоже необходимо с ними видеться. Но я думаю, мы должны отвести пару недель на то, чтобы все улеглось, дать им такой шанс.

«А как же я?» – хотел он прокричать, но не прокричал.

– Они по тебе очень скучают. Он тоже скучал не меньше.

– Я по ним тоже скучаю.

В голосе Сары звучало нетерпение, словно она хотела поскорее положить трубку. Она не могла вынести чувства вины от разговора с ним.

– Я хотела дать тебе адрес моей новой квартиры. Я перееду туда в субботу, и как только там установят телефон, я тебе позвоню.

– А до того? Что, если с детьми что-то случится? Лишь упоминание о такой возможности приводило его в панику, но ведь он имел право знать, где она находится. Ему необходимо было знать хотя бы для себя.

– Не знаю. Ты можешь оставить для меня сообщение в гостинице. Или, в конце концов, послать телеграмму, если будет нужно. Телефон мне должны установить быстро.

Холодность его тона лишь маскировала боль:

– Странная квартира – без телефона.

– Самая лучшая, какую смогла найти. Послушай, я буду заканчивать.

– Почему? Тебя кто-то ждет?

За эти слова Олли тоже себя ненавидел, но в нем разгоралась ревность.

– Не говори чушь. Сейчас поздно, вот и все. Знаешь, Ол... я по тебе скучаю...

Ничего более жестокого она не могла бы сказать. Никто не заставлял ее быть там. Она уехала по своей воле, растерзав ему сердце, а теперь осмеливалась говорить, что скучает по нему.

– Откуда у тебя столько наглости, Сара? Я не понимаю твоей игры.

– Это не игра. Ты прекрасно понимаешь, почему я сюда приехала. Мне это необходимо.

– Но ты также утверждала, что будешь приезжать домой каждый уик-энд. Ты лгала.

– Я не лгала. Но я это обдумала и считаю, что всем от этого будет только тяжелее. Тебе, мне, детям.

– А выносить твой странный отпуск нам не тяжело? Скажи на милость, что мне делать, пока тебя нет? Брать «Плейбой» и закрываться с ним в ванной?

– Олли... не надо... пожалуйста... нам обоим это тяжело. Но выбор-то принадлежал ей, а не ему.

– Я тебя не оставлял. Я бы никогда этого не сделал.

– У меня не было выбора.

– Сколько в тебе пакости! Моя мать в свое время была права. Ты эгоистка.

– Давай не будем начинать это снова. Ради Бога, Олли, уже первый час. – Вдруг ее разобрало любопытство: – А почему ты говоришь шепотом?

Она ожидала, что Оливер в постели, но услышала эхо от его слов.

– В нашей кровати спит Сэм. Я в ванной.

– Он что, заболел? – спросила Сара обеспокоено и этим только разозлила мужа. Как бы она поступила в таком случае? Прилетела домой? Может, и надо было сказать ей, что он болен. Хотя правда была даже хуже.

– Его каждую ночь мучают кошмары. Он писается. Сегодня попросился спать со мной.

Наступило долгое молчание. Сара, представила их в постели, в которой еще несколько дней назад спала сама, и потом ласково произнесла:

– Сэму повезло, что у него есть ты. Береги его. Я позвоню, как только мне установят телефон.

Ему хотелось еще что-то ей сказать, но было очевидно, что Сара не желает больше говорить.

– Береги себя.

Он хотел сказать, что все еще любит ее, но и этого не сказал. Она обманывала себя во всем: и в том, что вернется назад, и в том, что не уезжает навсегда, и в том, что будет приезжать домой на уик-энды и каникулы. Теперь ясно, что она их оставила, покинула их всех. Но самое ужасное, что он знал: при любых обстоятельствах, в любом случае, без всяких на то оснований – он никогда не перестанет любить ее.

Первые недели без Сары были трудными. Каждый завтрак смахивал на катастрофу. Яйца оказывались переваренными, в апельсиновом соке было слишком много мякоти, тосты пережаривались или недожаривались, и даже вкус у кофе казался Олли каким-то другим. Он знал, что это чепуха. Агги готовила им на протяжении многих лет, и они ее любили, но просто выросли на завтраках Сары. Сэм постоянно хныкал, Олли неоднократно видел, как он пинал собаку. Мел все время дулась, а Бенджамин более не осчастливливал их своим присутствием. Он выскакивал из дома, утверждая, что завтраков не ест. Получалось, что Оливер только и делал, что препирался с ними. Мел хотела ходить на свидания и в пятницы, и в субботы. Бенджамин продолжал поздно приходить в будни и при этом утверждал, что занимается с друзьями. У Сэма по вечерам энергия била ключом, спать он соглашался только в отцовской кровати, что поначалу было спокойнее для Олли, но потом стало его раздражать. Некогда мирное семейство перестало таковым быть.