Даниэла Стил - Счастье

– Наверное, она встала, когда я еще спал. Когда я проснулся, она стояла уже совсем одетая. Мама смутилась и сказала, что идет готовить завтрак. Я подумал, что ей не повредит заняться таким знакомым делом, и разрешил. Сам встал, принял душ, побрился, а когда пришел на кухню, ее там не было. Входная дверь была открыта. Я искал ее всюду саду, в гараже, объехал соседние улицы, а потом... – Он снова зарыдал. – Я увидел «скорую помощь»... водитель автобуса сказал, что она шла прямо на него. Он нажал на тормоза, но не успел полностью затормозить. Она была чуть жива, когда ее сюда привезли, врачи не ручаются... Ох, Олли, это так, как будто я сам ее убил. Мне так безумно хотелось повернуть время вспять, представить себе, что ничего не произошло, но это, конечно же, невозможно, и вот теперь...

Мать Оливера была в отделении интенсивной терапии, и когда он ее увидел, то был потрясен. Несчастная получила тяжелые травмы головы и множество переломов. Врачи, правда, сказали, что с момента наезда она была без сознания, но это вряд ли могло служить утешением.

Отец и сын ждали в холле. В полдень Оливер настоял, чтобы отец поехал с ним в кафетерий на ленч. Каждый час они на одну-две минуты заходили в больницу, но изменений не было. К полуночи стало ясно, что их бдение бесполезно. Врачи не оставляли никаких надежд, к тому же на рассвете у нее произошел обширный инсульт. К тому времени отец давно был дома, а Оливер все ждал. Он несколько раз звонил к себе и сообщал Агги, какова ситуация. Олли хотел, чтобы она пока не говорила детям, и та объяснила, что папа уехал в город по срочным служебным делам.

Врач пришел поговорить с Оливером в шесть утра, когда тот дремал в холле. Он последний раз видел мать два часа назад. В отделении интенсивной терапии не было ни дня, ни ночи, были только яркий свет, гул аппаратуры, временами сигналы компьютеров и редкие, жалобные стоны пациентов. Но Филлис даже не шевелилась, когда сын подходил к ней.

Доктор тронул его за плечо, и Олли моментально проснулся.

– Да?

– Мистер Ватсон... У вашей матери произошел повторный инсульт.

– Она... она...

Страшно было произносить эти слова. Олли хотел, чтобы его мать жила. Всегда.

– Сердце у нее продолжает работать, она на искусственном дыхании, но отсутствуют сигналы работы мозга. Боюсь, что бороться бесполезно.

По сути дела, она была мертва, но с их помощью все еще дышала.

– Мы можем поддерживать в ней жизнь при помощи аппаратуры как угодно долго, но это в самом деле не имеет смысла. Все теперь зависит от вас.

Олли подумал, хотел ли бы отец, чтобы сын принял решение за него, и тут же понял, что не хотел бы.

– Как нам поступать? Мы можем подождать, пока вы посоветуетесь с отцом.

Оливер кивнул, чувствуя, как его пронзает острый нож одиночества. Жена бросила его пять месяцев назад, а теперь предстояло потерять мать. Но Олли не мог думать только о себе. Надо было думать об отце, помнить, что для него значило потерять супругу после сорока семи лет совместной жизни. Это было жестоко. Но на самом деле она покинула его уже несколько месяцев назад, когда заболела. Филлис зачастую даже не помнила, кто она такая. Не произойди этой катастрофы, ее состояние все равно стремительно ухудшалось. Возможно, как ни печально, так было и лучше.

– Я ему позвоню.

Но пока шел к телефону, Оливер передумал и направился к своей машине. Стояло чудное весеннее утро, солнце пригревало, в ароматном воздухе звенели птичьи голоса. Трудно было поверить, что его мать фактически уже умерла, и теперь он должен поехать и сказать это отцу.

Олли открыл дверь дома ключом, который был у него на всякий случай, и тихо зашел в спальню родителей. Там все было как прежде, только отец спал один в большой кровати с пологом, которая сохранилась у них с самой свадьбы.

– Папа! – шепнул Оливер.

Отец пошевелился. Тогда Олли осторожно коснулся его рукой.

– Папа...

Он боялся испугать отца, у того ведь было слабое сердце и неважные легкие.

Джордж вздрогнул, проснулся и посмотрел на сына.

– Что?.. Она...

Он с испуганным видом сел в кровати.

– Она еще там, но нам надо поговорить.

– Почему? В чем дело?

– Да проснись же наконец.

У Джорджа все еще был сонный вид.

– Я проснулся. Что случилось?

– У мамы был инсульт. – Олли со вздохом осторожно сел на кровать и взял руку отца. – Они поддерживают в ней жизнь при помощи аппаратуры. Но, папа... остается только это... – Оливер ненавидел слова, которые приходилось произносить, но в них-то и была правда. – Ее мозг погиб.

– И что они от нас хотят?

– Они могут отключить от нее аппаратуру, если ты так решишь.

– И тогда она умрет?

Олли кивнул. Отец снова опустился на подушки. По его щекам медленно скатывались слезы.

– Оливер, знаешь, она молодая была такая красивая... такая прелестная, когда мы поженились. Как они могут просить меня, чтобы я ее убил? Это непорядочно. Как я могу с ней так поступить?

Джордж глухо всхлипнул, а Оливеру стоило больших усилий сдержать рыдания.

– Ты хочешь поручить это мне? Я просто подумал, что тебя надо поставить в известность... Извини, папа.

Они плакали, но больше уже ничего не оставалось. Женщина, которую оба горячо любили, умерла. Джордж медленно поднялся и вытер глаза.

– Я хочу при этом присутствовать.

– Нет. – Олли решительно был против. – Тебе нельзя.

– Тут не ты решаешь, а я. Это мой долг по отношению к ней. Мы прожили вместе почти пятьдесят лет, и я не намерен ее сейчас бросать. – Слезы снова полились из его глаз. – Оливер, я ее люблю.

– Я знаю, папа. И мама это знала. Она тебя тоже любила. Не расстраивайся так сильно.

– На мне лежит вся вина за случившееся. Оливер крепко сжал руки отца в своих.

– Послушай, что я тебе скажу. Мама уже не была такой, какую мы знали и любили. Она уже давно ушла, и в том, что случилось, твоей вины нет. Может, так и лучше. Если бы она жила, она бы умирала постепенно, не зная, кто она, не помня родных и близких... тебя... внуков... меня... друзей... милых ее сердцу дома и сада... Она вела бы растительный образ жизни в интернате, а если бы это понимала, то очень бы страдала. Теперь она от этого избавлена. Прими это как волю судьбы, как перст Божий, если тебе так больше подходит, и перестань себя казнить. Ни то ни другое не в твоей власти. Просто то, что должно было случиться, случилось. И если мы позволим ей уйти, она будет свободна.

Джордж кивнул, благодаря сына за его слова. Возможно, Олли был прав. Во всяком случае, ничто теперь нельзя было изменить.

Он тщательно оделся: надел темный в полоску костюм, белую накрахмаленную сорочку и темно-синий галстук, который Филлис купила ему десять лет назад. Выйдя из дома, Джордж поглядел по сторонам, словно надеясь увидеть ее, а потом взглянул на сына и вздохнул:

– Невозможно представить себе, что еще вчера утром она была здесь.

Но Олли в ответ только покачал головой.

– Нет, папа, ты ошибаешься. Ее здесь нет уже давным-давно. Тебе это известно.

Джордж кивнул, и они молча поехали в больницу. «Какое замечательное утро... – думал Оливер. – В такое утро только умирать».

В больнице они поднялись в лифте на четвертый этаж и спросили дежурного врача. Это был тот же доктор, который говорил с Оливером двумя часами раньше. Он сообщил, что в состоянии миссис Ватсон принципиальных изменений не произошло, случилось лишь несколько апоплексических припадков, что естественно после инсульта. В остальном все было по-прежнему. Ее мозг окончательно погиб. Жизненные функции поддерживались лишь при помощи аппаратуры.

– Мой отец хочет присутствовать... – объяснил Оливер.

– Все понятно.

Молодой доктор был добрым и проявлял сочувствие.

– Я хочу быть там, когда вы... когда вы...

Голос у Джорджа дрогнул, больше он не смог произнести ни слова. Врач с пониманием кивнул. Он много раз сталкивался с этим, но, к счастью, не очерствел.

Когда они зашли в бокс, с Филлис находилась сестра. Аппаратура ритмично работала и подавала сигналы. На мониторе светилась одна прямая линия, все они поняли, что это окончательный приговор. Филлис лежала спокойно, словно спала. Глаза у нее были закрыты, волосы аккуратно подобраны, руки лежали вдоль тела. Джордж посмотрел на жену и взял ее ладонь, он поднес ее к губам и поцеловал пальцы.

– Я люблю тебя, Филлис... И всегда, всегда буду любить... Наступит день, когда мы снова встретимся.

Врач и Олли отвернулись. Оливер плакал, горько сожалея, что все так сложилось, что мать не пожила еще долго-долго, что не дождалась, когда вырастет Сэм и будет иметь своих детей...

– Спи спокойно, моя дорогая, – прошептал в последний раз Джордж и затем вопросительно посмотрел на доктора.

Аппаратуру выключили, но Джордж не выпускал руку жены. Филлис тихо и спокойно перестала дышать. Муж был с ней и в эту последнюю минуту.

Джордж долго стоял с закрытыми глазами, потом наклонился, чтобы поцеловать Филлис, положил ее руку, прикоснулся к ее щеке и долго-долго смотрел, как бы стремясь навсегда запечатлеть в своем сердце образ супруги.

Из бокса он вышел ослепленный слезами. Совместная жизнь, которая длилась сорок семь лет, любовь, которая объединяла их, подошла к концу. Но в этом финале было что-то прекрасное, наверное, у таких людей и не могло быть иначе. Даже врач был растроган, он оставил их одних подписывать документы. Оливер уговорил отца посидеть в кресле в холле, а потом отвез его домой. Он пробыл с ним до полудня, после чего поехал к себе, чтобы заняться необходимыми приготовлениями.

Дети ждали его, и Мел моментально поняла, что что-то случилось, такой у отца был усталый и измученный вид.

– Папа, что случилось?

На глаза у Олли выступили слезы.

– Бабушка умерла, доченька. Все это было очень печально, но в чем-то и прекрасно. Дедушке теперь будет очень тяжело.

Мел расплакалась. Тут же, чувствуя неладное, прибежал Сэм. Олли сообщил и ему, малыш тоже стал плакать – он так любил бабушку.

– А можно нам увидеться с дедушкой?

– Подождите чуть-чуть. Мне сначала надо сделать кое-какие дела.

Предстояло организовать похороны, окончательно все обговорить в больнице. Поэтому Оливер решил отправить детей в Нью-Йорк на электричке с Агнес. До того он позвонил Дафне и попросил ее вечером их навестить. Дафна выразила ему свое глубокое сочувствие и сказала, что судьба поступает с ним несправедливо, посылая все новые беды. Олли был тронут и благодарен.

Затем он позвонил Бенджамину, сообщил ему печальную новость и предложил при первой возможности навестить дедушку. Пообещал известить о дне похорон. Предположительно они должны были состояться в среду.

Вечером Оливер снова заехал к отцу и с облегчением обнаружил, что того окружила заботой преданная соседка, миссис Портер. С Джорджем она была очень спокойна, вежлива, добра и вообще была очень мила.

Когда Олли, одинокий и усталый, наконец вернулся домой, позвонила Сара. Она выразила свое соболезнование и заранее извинилась, что не сможет приехать на похороны в связи с экзаменами.

– Я передам отцу.

– Скажи ему, что я очень сочувствую. Сара плакала.

– Спасибо, Сара.

В этот раз Оливер не испытывал к ней никаких чувств. Перед глазами у него все время было лицо отца, держащего руку матери, – исполненное любви и благородства. Олли надеялся, что когда-нибудь такие отношения согреют и его жизнь. Но теперь-то он знал, что это будет не с Сарой.

Наутро Олли опять навестил отца, к тому времени все приготовления были закончены. Дети приехали во вторник вечером, а похороны состоялись в среду. Церемония была трогательная и простая, с музыкой, которую любила Филлис, и множеством чудесных цветов из ее сада. Когда гроб медленно опустили в могилу и засыпали землей, Оливер отвез отца домой. Джорджу предстояло доживать дни наедине со своими печалями, без женщины, которую он так нежно любил.

Лишь в июне они снова пришли в себя. Занятия в школе закончились, и все на лето вернулись в Перчес. Джордж время от времени навещал их, он казался утомленным и постаревшим. Было очевидно, что он страдает от одиночества гораздо больше, чем когда Филлис находилась в пансионате. Тогда он по крайней мере мог навещать ее, теперь же ему оставалось только говорить о ней с родными и друзьями.

Олли пришлось опять совершать ежедневные поездки на электричке, но летом поздние возвращения домой легче переносились и им, и семьей. По вечерам он плавал с детьми в бассейне. Дети ложились спать позже, чем зимой.

Четвертое июля[3] праздновали в кругу друзей и родных. Через две недели Мел и Сэм должны были отправиться к Саре и с ней провести остаток лета. Она забирала их во Францию, где намечалось месячное путешествие с Жан-Пьером. Сара звонила по этому поводу, и Оливер разрешил ей. Дети были достаточно большими, чтобы все понять, да и поездка их очень прельщала.