Вечером Олли в грустном, задумчивом настроении возвращался на электричке в Нью-Йорк. Машина находилась в ремонте, от поездов он уже успел отвыкнуть. Он занял место, достал книгу и стал читать. Через несколько остановок кто-то сел рядом. Оливер искоса взглянул и увидел, что это была девушка с длинными темными волосами и коричневым загаром.

– Извините, – сказала она, нечаянно толкнув его сумкой. Казалось, при ней было все, что только можно забрать с собой на уик-энд. Притороченная к сумке теннисная ракетка била Оливера по ноге, пока девушка наконец ее не подвинула.

– Извините за беспокойство.

Олли кивнул, ответил, что все в порядке, и снова углубился в свою книгу, а она достала нечто похожее на рукопись и стала делать пометки. Оливер заметил, что девушка иногда поглядывала на него. Наконец он с улыбкой поднял глаза. Попутчица была очень привлекательна: голубоглазая, без грима, с легкими веснушками на молодом лице (на вид не более двадцати пяти – двадцати шести лет), волосы собраны сзади.

– Как вам нравится книга? – спросила она, когда поезд притормаживал у очередной станции.

– Неплохая.

Это был бестселлер летнего сезона, Оливер читал ее с интересом, хотя не особенно любил романы. Книгу дала ему Дафна и очень рекомендовала прочитать.

– А рукопись вы читаете свою? – поинтересовался Олли.

Девушка рассмеялась, покачав головой, и показалась ему как бы немного старше в тот момент. На самом деле ей было тридцать лет, но своей естественностью и свежестью она напоминала Оливеру некоторых подруг Мелиссы. От его внимания не ускользнуло, что у незнакомки приятный тембр голоса и умные глаза, пока она дружелюбным тоном объясняла, что читает и почему:

– Я редактор, мы выпустили книгу, которую вы читаете. Поэтому я вас и спросила, нравится ли она вам. Вы живете за городом?

Она проявила к Оливеру интерес, но, похоже, ее интересовали все люди, о чем свидетельствовали открытость и легкость в общении. Кроме того, Олли заметил, что у нее очень красивые руки и плечи.

– Раньше я жил за городом. А теперь живу в Нью-Йорке. Во всяком случае, большую часть времени.

«Все ясно, – решила она про себя, – субботне-воскресный папаша».

– Детей навещали?

Олли покачал головой, дивясь прямолинейности ее вопросов:

– Нет, отца.

– Я тоже, – улыбнулась она. – У них с женой недавно родился ребенок.

Она объяснила, что ее шестидесятитрехлетний отец женат в третий раз, а мать тоже вышла замуж и живет в Лондоне.

– Интересное семейство.

– Да, – ухмыльнулась симпатичная попутчица. – Его жена на четыре года моложе меня. Папочка никогда не терял зря времени.

Она, правда, не рассказала Оливеру, что мужем матери является лорд Бронсон, и не стала хвастаться замками, поместьями отчима и роскошными приемами. В свое время она решила сбежать от этого всего и уехала работать в Нью-Йорк, как поступают многие люди во всем мире. Образ жизни родителей ей не подходил.

– А чем вы занимаетесь?

Олли рассмеялся. Забавная попалась девушка. Забавная, открытая, милая и чертовски хорошенькая.

– Работаю в рекламном бизнесе.

Она хотела спросить, женат ли он, но сдержалась.

– Да что вы говорите? Как мой папа. Его зовут Роберт Таунсенд, может, вы его знаете?

Так вот оно что. Таунсенд был одним из китов рекламы.

– Я его встречал. Но не могу сказать, что хорошо с ним знаком.

Теперь Олли решил, что пора представиться.

– Меня зовут Оливер Ватсон.

Она крепко пожала ему руку:

– Меган Таунсенд.

А потом отложила рукопись, и остальную часть пути они проболтали. За разговором Олли про свою книгу тоже забыл. Когда же поезд прибыл на Центральный вокзал, предложил Меган подвезти ее домой.

Она жила на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы, всего в пяти кварталах от его квартиры, поэтому, высадив ее из такси, Олли решил пройтись до дома пешком. Вечер был теплый, да и вообще ему нравился летний Нью-Йорк. Город почти вымирал, оставались только немногие истинные его любители и еще люди, фанатично преданные работе, вроде самого Оливера. Толпы туристов бродили по улицам.

Едва Олли переступил порог квартиры, зазвонил телефон. Он подумал, что это Дафна. Теперь, когда дети были в отъезде, никто больше не звонил, разве что отец иногда. Но с удивлением услышал в трубке голос девушки, с которой только что расстался. Звонила Меган Таунсенд.

– Привет, это опять я. Знаешь, мне пришла в голову идея. Не хочешь зайти ко мне на салат и стаканчик чего-нибудь? Я не ахти какая повариха, но это мне под силу. Ну как?

В ее тоне появилась неуверенность, Меган подумала, что Оливер женат, как большинство мужчин его возраста. Но он бы сказал об этом, он производил впечатление вполне прямодушного человека.

– Я с удовольствием.

В практике Олли такого еще не случалось – чтобы женщина сама с ним знакомилась и приглашала в воскресный вечер к себе на ужин. А он даже не сообразил спросить у нее номер телефона. Да, права была Дафна. Он совершенно потерял навык.

– Мне что-нибудь принести?

– Не надо, у меня все есть. Скажем, в восемь, подойдет?

– Великолепно, – ответил Оливер и добавил: – Я рад, что ты позвонила.

– Я понимаю, что поступила, наверное, немного бесцеремонно, – рассмеялась она в трубку, чувствуя себя уже совсем непринужденно, – но жизнь такая короткая. Мне понравился наш разговор в поезде.

– Мне тоже.

Тогда Меган решила спросить его, не откладывая в долгий ящик. Женатые мужчины – не в ее вкусе, хотя время от времени она принимала от них приглашения поужинать.

– Кстати, а ты женат?

– Я...

Оливер не знал, как ей ответить. Он был женат, но не так, чтобы принимать это в расчет, и поэтому решил сказать ей правду.

– Да... Но мы уже семь месяцев живем порознь.

Его ответ вроде бы устроил Меган.

– Сегодня, когда я впервые тебя увидела, то подумала, что ты ездил навещать детей.

– Нет, двое моих детей до конца лета уехали в Европу. А старший сын в Перчесе, работает.

Олли умолчал, что Бенджамину восемнадцать лет, что он живет с подружкой, которая ждет от него ребенка.

– Ну, тогда до восьми.

Меган с улыбкой положила трубку, довольная своим поступком. Оливер тоже, казалось, был доволен, когда спустя полчаса шел по Парк-авеню в направлении ее дома.

Квартира Меган была на последнем этаже небольшого, изысканного здания и имела выход на солярий. Простая служащая не могла бы позволить себе такое жилье, однако Олли знал, что Роберт Таунсенд не только преуспевал в своем бизнесе, но также происходил из очень респектабельной бостонской семьи, и отпечаток этого чувствовался у Меган во всем, от макушки до пяток: в красивых ухоженных волосах, хороших туфлях, правильной речи, дорогой блузке белого шелка, которую вэтот вечер она надела с джинсами. Меган слегка накрасилась, распустила волосы, Оливеру очень понравилось, как они падают на ее спину и плечи. Теперь он понял, что эта девушка не просто хорошенькая, а по-настоящему красивая и очень привлекательная.

Она провела его в просторную гостиную, выдержанную в белых тонах. На бело-черном мраморном полу под огромным стеклянным столом были небрежно брошены две шкуры зебр. Одна стена была вся зеркальная и отражала вид из окна. В маленькой столовой стеклянный столик был накрыт для двоих. Хотя на Меган были только джинсы и шелковая блузка, всю ее окружала атмосфера изысканности.

– Какая красота! – восхищался Олли, когда она проводила его на террасу, вручив джин с тоником.

– Это единственный случай, когда я позволила себе роскошь.

Отец хотел на тридцатилетие купить ей отдельный дом, но Меган решительно отказалась. Квартира ей нравилась и была достаточно большая. Оливер ее вполне понимал.

– Я провожу здесь большую часть времени, зарывшись в рукописи, даже уик-энды.

Она непринужденно рассмеялась. Олли в ответ улыбнулся:

– Бывают судьбы и потяжелее.

Ему вдруг захотелось побольше узнать о Меган Таунсенд, и он решил принять ее игру:

– А как насчет тебя? Замужем? Разведена? Многодетная мать?

Последнее, правда, представлялось наименее вероятным. По всему чувствовалось, что она ничем не обременена и свободна.

– Замужем не была. Детей нет. Кошек, собак, птиц не имею. Женатых любовников тоже.

Оба рассмеялись, но Олли сразу приуныл:

– Значит, мне не на что рассчитывать?

– А ты что, возвращаешься к жене? – спросила Меган, когда они уселись в шезлонги, изготовленные по проекту Брауна Джордана.

– Нет. – Оливер посмотрел ей прямо в глаза, но не сказал, что еще недавно имел такое желание. – Наши жизни пошли в совсем разных направлениях. Она теперь аспирантка Гарварда и начинающая писательница.

– Что ж, это неплохо.

– На первый взгляд. – Когда Олли с чужими говорил о Саре, в его голосе все еще звучала горечь. – Но она бросила меня и троих детей, чтобы туда уехать.

– Вот это скверно.

– Было – да.

– А теперь?

Меган задавала вопросы, желая его лучше узнать.

– Иногда. Но в последнее время лучше. Нельзя же все время сердиться. – Оливер грустно улыбнулся. – Хотя я дулся довольно долго. Она все обещала, что вернется, но теперь, думаю, эта игра уже позади. Дети привыкают... и я тоже... – Он с улыбкой взглянул на собеседницу и, внезапно рассмеявшись, добавил: – Однако должен тебе признаться, что это мое первое свидание за двадцать лет, поэтому мое поведение может тебе показаться несколько несуразным.

– Ты ни с кем не встречался с тех пор, как она тебя бросила?

Меган была потрясена. Его жена, вероятно, была необыкновенной женщиной. Сама она в жизни не оставалась без мужчины дольше месяца и не выносила одиночества. Ее последний любовник покинул ее всего три недели назад после спокойных шести месяцев, на протяжении которых он курсировал между ее солярием и собственным домом на Пятой авеню. Меган вращалась среди элиты, но что-то в Оливере ее заинтриговало: его глаза, его шарм и еще что-то, подсказывавшее, что он очень одинок.

– Ты серьезно?

Олли вдруг вспомнил поклонницу женской борьбы и опять расхохотался:

– Нет, вру... Пару месяцев назад у меня было свидание, но очень неудачное. Оно меня почти отрезвило.

– Бог ты мой, Оливер. – Меган, смеясь, допила остатки джина с тоником. – Так ты практически девственник.

– Можешь это так называть, – все в том же шутливом тоне ответил Олли, а потом задумался над ее словами. У него не было близости с женщиной семь месяцев, и он не знал, что будет, если такая возможность представится. Может, вообще ничего и не получится? На протяжении семи месяцев он никого не хотел, кроме Сары. И ни с кем другим не спал все предыдущие двадцать лет. Он никогда не изменял жене, а эта девушка, похоже, привыкла менять мужчин как перчатки. Внезапно живший в нем мальчишка захотел удрать как можно скорее домой. Олли встал и снова пошел полюбоваться на вид с террасы, а Меган тем временем заканчивала приготовление обещанного салата.

– Предупреждаю тебя, я готовлю из рук вон плохо. Салат по-императорски и карпаччо – это предел моих возможностей. Ну еще разве что пицца.

– Я весь – нетерпение. Это мои любимые блюда. Сама она ему тоже нравилась, хотя и немного пугала. Ужинать сели в столовой. Говорили о ее и его работе.

Олли снова почувствовал себя раскованно, а когда Меган наконец спросила о его детях, он постарался их описать.

– Они тяжело пережили уход матери, я, впрочем, тоже. Но теперь ребята, кажется, приходят в себя.

Что, конечно, не касалось Бенджамина и катастрофы, которую он учинил вместе с Сандрой.

– Ну а ты? Как теперь твое самочувствие?

После нескольких глотков хорошего французского вина Меган, похоже, стала деликатнее, да и Олли тоже расслабился. Они очень мило беседовали о жизни за нехитрым ужином.

– Не знаю. Я больше об этом не думаю. Я просто занят работой и детьми, и мне некогда копаться в своих ощущениях. Может, это и хороший симптом.

– Ты по ней по-прежнему тоскуешь?

– Конечно. Странно было бы, если б я не тосковал. Мы прожили в браке восемнадцать лет, а до того четыре года встречались. Для любого это большой период. Для меня – половина жизни.

– Тебе сорок четыре?

Она улыбнулась, а Олли кивнул.

– Я думала, тебе лет тридцать девять.

– А я думаю, что тебе двадцать пять.

– Мне тридцать. Оба рассмеялись.

– Ну и как ты это воспринимаешь? Так ли это ужасно, как говорят? Сара была в отчаянии, когда ей исполнилось тридцать, ей казалось, что вся жизнь позади. А что уж говорить о тридцати девяти... сорока... сорока одном. Мне кажется, это ей все время не давало покоя. Она была впанике, что по-настоящему состарится, так ничего и не достигнув, и поэтому сбежала. Но дело-то в том, что достигла она многого, по крайней мере я так считаю. Сара считала иначе.