– Абсолютно.

К сожалению, такова была правда. Не было никакой возможности уговорить ее еще на одного ребенка. Саре был тридцать один год, и ей нравилась именно такая жизнь, какую она вела. Чуть ли не все свое время она отдавала работе в родительском комитете, отвозила детей в школу, привозила домой, отвозила их на сборы скаутов, а Мелиссу еще и в балетную студию. Сара считала, что хватит с нее и этого. Двое детей, загородный дом, еще и сеттер, купленный год назад, – взять на себя больше забот она просто была не в состоянии, даже ради Олли.

– Как ты насчет того, чтобы поехать с детьми кататься на лыжах после Рождества? – спросил Оливер, когда они сели в машину.

Ему нравилось проводить праздники дома. Он считал, что в праздник нигде так хорошо не бывает, да и родителям было бы приятно. У родителей Сары была еще младшая дочь, которая с детьми каждое Рождество приезжала из Гросс-Пойнта в Чикаго, а у его родителей не было больше ни детей, ни внуков. Да и Сара не горела желанием проводить праздники в родительском доме. Раз они туда поехали, и Сара три года об этом сожалела. Сестра раздражала ее, с матерью Сара тоже никогда не ладила, поэтому план Оливера казался очень удачным.

– Это было бы здорово. Куда? В Вермонт? А что, если в этом году выбрать что-нибудь поинтереснее? Может, в Аспен?

– Ты серьезно? Ты что, огреб кучу денег на прошлой неделе?

Ему удалось найти фирме самого серьезного клиента за всю ее историю. Он пока не сказал Саре, какую получил премию, да и ей расспрашивать было некогда.

– Хватит, чтобы немного пошиковать, если захочешь. Или, может, остаться здесь и уехать потом, когда дети снова пойдут в школу? Моя мама их попасет.

Так бывало и раньше, а теперь дети стали старше и проблем не предвиделось.

– Что ты думаешь?

– Я думаю, что это гениальная идея!

Сара обняла мужа, и они стали целоваться в новом автомобиле, пахнущем мужским одеколоном и новой кожей.

В конце концов они сделали и то и другое. Поехали в Аспен с детьми между Рождеством и Новым годом, а месяц спустя отправились в романтическое путешествие на Ямайку, где провели неделю одни в вилле на берегу залива Монтего. Они со смехом вспоминали свой медовый месяц на Бермудах – как не хотели выходить из комнаты даже на ужин. Этот отпуск во многом напоминал то свадебное путешествие. Сара и Оливер каждое утро играли в теннис, плавали и загорали на пляже, но ближе к вечеру, уединившись в вилле, предавались любви, а ужин, как правило, заказывали в номер. Это была самая романтическая из всех их поездок, и оба, покидая Ямайку, словно заново родились. Сара не переставала удивляться, как страстно она продолжает любить мужа. Она знала его двенадцать лет, была замужем восемь, а все еще воспринимала их роман очень остро. Оливер, несомненно, чувствовал то же самое по отношению к Саре. Он набрасывался на нее с энергией восемнадцатилетнего юноши. С сексом у них всегда было в порядке, а теперь и их взгляды уже не так разительно отличались, как прежде. С годами они медленно срастались, и Олли шутил, что Сара становится консервативнее, а он либеральнее. Но он чувствовал их постепенное слияние в одно целое, с единым разумом, единым сердцем и едиными устремлениями.

Они вернулись с Ямайки несколько ошалевшие, разомлевшие, выбитые из привычной колеи. На следующее утро Олли за завтраком заявил Саре, что ему ужасно не хочется расставаться с ней и ехать в офис. Оба понимающе переглянулись поверх голов детей. Сара сожгла тост, оставила сгустки величиной с яйцо в пшеничной каше, а бекон подала почти сырым.

– Классный завтрак, мамуля! – пошутил Бенджамин. – У тебя был такой хороший отпуск, что ты забыла, как надо готовить!

Он хохотал над собственной шуткой, а Мелисса хихикала. Она все еще была гораздо застенчивее Бенджамина и обожала брата – ее первого и единственного героя, кроме отца, конечно.

Дети отправились в школу, Оливер на работу, а у Сары все валилось из рук. Весь день она была не в своей тарелке. До вечера так и не вышла из дома, хваталась за какие-то дела, ни одно из которых не закончила. Она подумала, что причина, вероятно, в слишком уж хорошо проведенном отпуске.

Однако такое состояние затянулось на недели. Сара едва дотягивала до конца дня. Дела, казалось бы, такие обычные, поглощали всю ее энергию, и к десяти вечера она была уже в постели и посапывала.

– Наверное, уже старость пришла, – простонала она, обращаясь к Оливеру однажды субботним утром, когда безуспешно пыталась рассортировать пачку счетов, не в состоянии преодолеть усталость и рассеянность.

– Может, у тебя малокровие?

Раз или два у нее действительно был пониженный гемоглобин, и казалось, что это объяснение было достаточным. За месяц она ни одного дела не довела до конца, а предстояло организовать еще два весенних благотворительных концерта.

В понедельник утром Сара отправилась к врачу, чтобы сделать анализ крови и обследоваться, а когда во второй половине дня забирала детей, уже почувствовала себя лучше.

– Наверное, это самовнушение, – сказала она Оливеру, когда тот позвонил предупредить, что будет работать допоздна и к ужину не вернется. – Я была сегодня у врача, и мне уже лучше.

– И что сказал врач?

– Ничего особенного.

Она не сказала, что врач спрашивал, не ощущает ли она себя подавленной и несчастной и нет ли у нее проблем с мужем. Известно, что состояние хронической усталости – один из симптомов депрессии. Что бы это ни было – наверняка ничего серьезного, она была в этом уверена. Даже врач сказал, что у нее вид вполне здоровой женщины, она даже поправилась на пять фунтов за три недели, прошедшие после возвращения с Ямайки. Да это и неудивительно – ведь она ничего не делала все это время, только сидела дома и спала. Даже чтение забросила и в теннис играть перестала. На следующий день она как раз договорилась с друзьями поиграть и уже собралась выходить, хотя чувствовала усталость, когда зазвонил телефон.

– Все в порядке, Сара, – раздался в трубке голос доктора. Поначалу ее расстроило, что он ей сам позвонил, но потом она решила, что это просто любезность, в конце концов, они столько лет знакомы.

– Со здоровьем у тебя в порядке. Ни малокровия, ни серьезных расстройств.

Она по голосу поняла, что врач улыбается, а поскольку чувствовала упадок сил, ее это разозлило.

– Тогда почему я все время такая чертовски усталая, едва ноги таскаю?

– Тебя память подводит, моя дорогая.

– Прекрасно. Ты хочешь сказать, что у меня склероз? Великолепно! Только это и мечтала услышать с утра пораньше.

– А может, для разнообразия желаешь хорошую новость?

– Какую, например?

– Например, о новом ребенке.

Голос доктора звучал так радостно, словно он вручал ей приз в миллион долларов. Сара же почувствовала, что сейчас свалится в обморок, прямо тут, на кухне, с теннисной ракеткой в руке.

– Ты шутишь? Лучше не надо. Мои дети уже большие... Я... Я не могу... черт возьми!

Она тяжело опустилась на ближайший стул, подавляя слезы. Не может быть, это неправда. Но она знала, что это правда. Просто она боялась себе признаться. Месячных не было не по причине малокровия, переутомления или возраста. Она даже не сказала Олли, не придала значения. Теперь было ясно, она беременна. Но Сара знала, что делать на этот раз. На дворе 1979 год. Дети подросли. Ей самой тридцать один. Аборты не запрещены. На этот раз Олли не удастся ее переубедить. Она не намерена рожать.

– Какой у меня срок?

Но она и так знала... Это, конечно, случилось на Ямайке... как в свое время на Бермудах был зачат Бенджамин... Чертов отпуск.

– Когда у тебя последний раз были месячные?

Сара быстро прикинула и сказала ему. Получалось, что она на шестой неделе, то есть времени на аборт было предостаточно. Она даже подумала, что сделает его, не ставя в известность ни Олли, ни их семейного врача. Она позвонит своему гинекологу и договорится о приеме.

– Поздравляю, Сара. Тебе повезло. Надеюсь, Олли будет рад.

– Я в этом не сомневаюсь.

Сара едва выдавила из себя слова благодарности, попрощалась, а потом дрожащими пальцами набрала номер телефона гинеколога и условилась прийти на следующее утро. Тут только она спохватилась, что теннисные партнеры ждут ее на корте в Вестчестерском клубе. Она бы с радостью не пошла, но раз обещала – делать нечего. Сара выбежала из дома, села в машину. Поворачивая ключ зажигания, она заметила в зеркале свое отражение. Это не могло случиться с ней... Это было несправедливо... Она собиралась стать писательницей... когда-нибудь... А может, нет?.. Может, ее судьба – быть домохозяйкой? Это самое ужасное, что она себе представляла в колледже. Никогда не хотела ею быть, а теперь вот... домохозяйка. Она произнесла это, сидя в машине, будто бранное слово... Ребенок... Господи... ребенок... И что за разница, даже если они наймут домработницу, если дом позволяет им всем удобно разместиться? Ребёнок все равно будет кричать по ночам, придется его купать, переодевать, кормить, заботиться о нем, воспитывать, возить в школу, из школы, к зубному... У нее никогда не будет возможности заниматься тем, чем хочется. Никогда. Сара чувствовала, что этот еще не родившийся ребенок, одна лишь мысль о его существовании представляет для нее угрозу. Она этого не допустит.

Сара включила заднюю передачу и резко выехала из ворот. Через десять минут она была на теннисном корте, бледная, едва сдерживая тошноту.

Она с трудом заставила себя поддерживать разговор, а вечером благодарила судьбу, что Олли допоздна задержался на работе. Он готовил рекламную кампанию для нового клиента, очень серьезного. Но какое значение имело то, какие у него клиенты? Сара считала, что ее жизнь кончена.

В тот вечер она уже спала, когда вернулся Олли. Утром ей удалось кое-как собрать завтрак. Муж спросил ее, в чем дело, и она сказала, что ужасно болит голова.

– Ты узнала результаты анализов? Ей-богу, у тебя наверняка малокровие.

Он казался очень расстроенным, а Сару захлестнула волна ненависти, как только она подумала о том что он в ней посеял.

– Еще нет. Они не звонили.

Сара отвернулась, чтобы поставить тарелки в посудомоечную машину. Ей не хотелось, чтобы Олли заметил в ее глазах ложь. Спустя несколько минут он уехал на станцию, а дети в школу, на соседской машине. А еще через час Сара была в кабинете гинеколога, рассчитывая на аборт, но доктор искоса взглянул на нее и спросил, что думает о ее намерениях Олли.

– Я... он... вообще-то...

Нет, не могла она ему лгать. Он знал ее слишком хорошо и к тому же был ей симпатичен. Она посмотрела на него со странным блеском в глазах и решилась сказать правду:

– Я не говорила ему.

– Про аборт или про ребенка?

Врач был удивлен. Он всегда думал, что у них очень счастливый брак, что они полностью доверяют друг другу и ничего не скрывают.

– Ни про то, ни про другое. И не собираюсь говорить. Его лицо застыло, когда он ее слушал. Затем доктор медленно, неодобрительно покачал головой.

– Я думаю, Сара, что ты поступаешь неправильно. Он имеет право знать. Это и его ребенок тоже.

Вдруг ему стало неловко. Может, он чего-то не знает? Все возможно.

Сара долго не отвечала. Ей не хотелось признаваться, что Олли всегда хотел иметь больше детей.

– Я это с ним не обсуждала.

– По-моему, зря. Позвони мне, Сара, через несколько дней. У тебя есть время, чтобы принять решение и сделать все без риска для здоровья.

– Отсрочка ничего не изменит.

Покидая кабинет, она чувствовала разочарование и злость. Именно гинеколог должен был решить за нее проблему, но не сделал этого.

Сара вернулась домой и расплакалась, а когда в одиннадцать вечера вернулся домой Оливер, она была в постели, симулируя очередную мигрень. Дети давно уже спали, она смотрела телевизор и ждала Олли, хотя все еще была уверена, что ничего ему не скажет.

– Ну, как было сегодня? У тебя усталый вид, – спросила она, печально взглянув на мужа, когда он входил в спальню.

– Нормально, – ответил он, присаживаясь на край кровати, и, улыбнувшись ей, ослабил галстук. Его светлые волосы рассыпались, словно их растрепал ветер. Он выглядел усталым, но был по-прежнему невероятно хорош собой.

Как ему это удается? Жизнь для него так проста. Его заботы – это каждый день ходить в офис и иметь дело с реальными людьми в реальном мире. Он занимается чем-то толковым, а она все свое время проводит только с женщинами и детьми. В жизни очень много несправедливого, и это одна из таких несправедливостей.

Сара временами жалела, что не родилась мужчиной, что жизнь так сложилась, что пришлось погрязнуть в домашних делах. Но это был такой легкий путь: двое детей, дом в пригороде и ли одной мечты. А теперь еще один ребенок... то есть нет, конечно, нет... она ведь сделает аборт.