За день до свадьбы Поль имел долгий разговор с Барнеем Билем.

— Сынок! — сказал старик, скребя свою седую шерсть, — когда ты говорил о принцах и принцессах, я хохотал, бывало, до упаду. Правда, так, чтобы ты не слышал, потому что ты относился к этому страшно серьезно. И вот теперь все сбылось. И знаешь ли, почему сбылось? — Он склонил голову набок, его маленькие глазки сверкали, и он положил руку на колено Поля. — Знаешь ли ты, почему? Потому что ты верил. Я никогда не был очень религиозным, ибо, так сказать, не имел на это достаточно времени, будучи к тому же осколком старого язычника, но я помню, как Христос сказал о вере, что горчичного зерна ее достаточно, чтобы двигать горы. Так-то, сынок. Я видел много всяких вещей и много наблюдал, путешествуя в старом фургоне. Большинство людей ни во что не верит. И что же в них хорошего? Двигают ли они горами? Да они паралитики даже перед навозной кучей. Я знаю, что говорю. И вот идешь ты, веря в своих высокородных родителей. Я смеялся, зная, кто были твои родители. Но ты верил, и я не должен был отнимать у тебя веру. Ты верил в своих принцев и принцесс, и в то, что рожден для великих дел. И я не мог не поверить в них тоже.

Поль рассмеялся.

— Действительно, вышло так, что все сбылось, но одному Богу известно, почему.

— Да, Он знает, — сказал Биль серьезно глядя на Поля своими блестящими глазами. — Я не честолюбив. Однако и у меня были соблазны. Но никогда я не вел нечестного торга.

Поль встал и прошелся по комнате.

— Вы лучший, человек, чем я, Биль!

Барней Биль тоже встал, ревматически ковыляя, и, подойдя к Полю, положил руки на его плечи.

— Изменял ли ты когда-нибудь тому, что считал правдой?

— По существу, нет! — сказал Поль.

— Тогда все хорошо, сынок, — произнес старик очень серьезно; его собственная бедно одетая фигура, его старое лицо, изборожденное годами, проведенными на солнце и на морозе, резко контрастировали с обликом молодого баловня судьбы. — Все хорошо. Твой отец верил в одно. Я в другое. Ты еще во что-нибудь. Но совершенно безразлично, во что именно верит человек, если только это достойно веры. Вера творит все. Вера и убеждение.

— Вы правы, — сказал Поль. — Вера и убеждение.

— Я поверил в тебя с первого взгляда, когда ты сидел и читал Вальтера Скотта без начала и конца. И я поверил в тебя, когда ты говорил о том, что рожден для великих дел.

Поль засмеялся.

— Это была ребяческая чепуха.

— Чепуха? — воскликнул старик, склонив еще больше набок свою голову, еще ярче блестя глазами, еще более сгорбившись всем своим худым телом. — Разве ты не добился тех великих вещей, для которых был рожден? Разве ты не богат? Не знаменит? Не член парламента? Не женишься на принцессе? Великий Боже! Чего же ты еще хочешь?

— Ничего во всем широком, большом свете! — смеясь, сказал Поль.



Внимание!