«Ты идиотка, – однажды сказала она себе, лежа в кровати и, как подросток, размышляя над этими вопросами. – Блин, ты никак не можешь обойтись без флирта. Именно поэтому ты в последний раз попала в беду. Именно за это тебя осуждает Мэгги».

И Кейт решила избегать Тома. Она занялась привезенными с собой писательскими проектами, брала у матери машину и осматривала окрестности. И что важнее всего, старалась не появляться в летнем домике, в полях или во дворе – в любых местах, где она могла, хотя бы с малой долей вероятности, наткнуться на него.

Поначалу Том, казалось, не замечал этого, но однажды утром, когда Кейт направлялась к машине, он возник рядом с ней, так что она вздрогнула.

– Ты меня избегаешь? – спросил он.

Она стала отнекиваться, запинаясь, говорила, что занята, надо смотаться в город, у нее уйма работы. Том лишь кивнул, подняв бровь, и Кейт поняла, что он догадался. Она с еще большим рвением решила держаться от него подальше. Чтобы не случилось беды.

Но когда он пригласил ее на ужин, она согласилась.


Как обычно, дверь в дом Энни была не заперта, но Джой два раза осторожно постучала. Учитывая последние события, она не знала, чего ждать. Ответа не последовало, Джой толкнула дверь и вошла, остановившись на пороге и вглядываясь в полумрак. В гостиной царил беспорядок – казалось, здесь прошел ураган, повсюду разбрасывая книги и бумаги. Задернутые шторы погружали комнату в сумрак, в просочившихся сквозь них узких полосках света плясали частички пыли, поднятой ногами Джой. Все это напоминало место действия некоего великого преступления, скрывающего страшные тайны.

– Энни? – позвала она, прижимая к груди коробку песочного печенья.

В последнее время Джой не часто выбиралась в деревню. Накопилось много работы по дому, особенно сейчас, когда Сабина помогала ей разбирать все эти старые бумаги. И что важнее, Джой подозревала, что не следует искушать судьбу, уходя слишком далеко. Оставляя мужа под присмотром внучки, она разбирала старые сувениры, которые привозил ей Эдвард из поездок. Ему, похоже, нравилось общество Сабины. Пока Сабина была с ним, Джой могла заняться делами по дому, и это все упрощало.

– Ты дома?

В ответ из кухни раздался какой-то шум.

– Энни?

– Привет! – послышался мужской голос. В дверь просунулась голова мужчины лет сорока с небольшим, с резкими чертами лица и коротко подстриженными волосами. – Я никого не нашел, – извиняющимся тоном произнес он, – и подумал, что сам займусь завтраком.

– О, отлично! – откликнулась Джой. – Вы гость, так ведь?

– Энтони Флеминг, – протянув руку, сказал он.

На нем была штормовка и сильно облегающие шорты, каких Джой в жизни не видела. Яркие, сшитые из блестящего нейлона, они облегали его фигуру, подчеркивая впечатляющие особенности мужской анатомии. Скромная девица на месте Джой вспыхнула бы от смущения. Но Джой, поморгав, отвела взгляд.

– Джой Баллантайн, – протягивая руку, сказала она. – Я живу на той стороне дороги. Энни дома?

– Не видел ее с вечера, – ответил мужчина, возвращаясь к тарелке с хлопьями. – Она впустила меня и нашла место для моего велосипеда – я путешествую по Ирландии, – а утром не было никаких признаков ее присутствия. Честно говоря, немного надоело здесь слоняться. А хлопья с молоком не совсем тот завтрак, который я себе представляю.

– О… – Джой не знала, что можно предложить этому человеку взамен. – Боюсь, ничем не смогу вам помочь.

Последовала короткая пауза.

– Энни… – медленно произнесла она. – Последнее время ей не очень везет. Обычно она более организованна.

Джой понимала, насколько беспомощно звучат эти слова на фоне окружающего хаоса и грязи.

– Вполне допускаю, – ответил Энтони Флеминг, ополоснув тарелку под краном и надев велосипедные туфли, – но я вряд ли примчусь обратно. Я не так себе представлял ирландское гостеприимство. В последней гостинице в Эннискорти, где я останавливался, было не так. «Белая лошадь». Или «Белый дом», не могу припомнить. Вы не знаете такой?

Джой не знала, но мужчина, видимо успокоенный тем, что смог хоть кому-нибудь высказать свое недовольство, галантно оставил Джой плату за постой и, забрав свой велосипед, уехал.

Проводив его взглядом из окна, она впервые хорошо рассмотрела кухню. Зрелище оказалось не из приятных: в раковине груда грязных тарелок, наполовину залитых жирной водой, черствый недоеденный хлеб на пластиковой разделочной доске, картонные коробки из-под готовой еды, сложенные в шаткие многоэтажные башни, обертки от конфет, хлебные крошки и пакеты с просроченным молоком – яркие свидетельства разрушающейся жизни.

Джой не очень удивилась всему этому. Миссис Х. как-то сокрушенно рассказала ей, что муж Энни, Патрик, не в силах больше жить с женой, которая даже не замечает его присутствия, не желает общаться с ним, разговаривать и даже спорить, ушел от нее.

– Он хороший человек, – сказала она Джой, немного смущенной непрошеными откровениями миссис Х., – и я не могу его винить. В последнее время Энни и святого вывела бы из себя, бродя по дому как привидение. Не хотела говорить про Найам, не признавалась, что все это из-за нее. Была для него совершенно закрытой. Она и со мной-то почти не разговаривает.

Именно нехарактерная для миссис X. откровенность подстегнула Джой к этому визиту. По словам матери, Энни совсем сдала за последнюю неделю и никого не впустит. Но когда Джой предложила, что без предупреждения зайдет с коробкой печенья, миссис X. с благодарностью согласилась.

– Она не ждет тебя, – сказала она. – Наверное, просто откроет дверь.

«Но что, черт возьми, я ей скажу по этому поводу?» – думала Джой, оглядываясь по сторонам. Она не хотела вмешиваться, не тот она человек. Вообще-то, людей лучше оставить в покое, чтобы сами разобрались со своими делами, если только они этого хотят.

Но в этом случае…

– Энни! – позвала Джой, выйдя через заднюю дверь в огород.

Маленький огород, не так давно предмет гордости Энни, теперь выглядел запущенным, заросшим сорняками. Из земли, как напоминание о лете, торчали жалкие остатки ломких стеблей.

Джой вернулась в дом, закрыв за собой дверь. Кладовка, обычно забитая рулонами туалетной бумаги, пакетами салфеток, мешками с картошкой, теперь была холодной и почти совсем пустой. В столовой все было покрыто тонким слоем пыли.

– Энни! – опять позвала она с лестницы. – Ты здесь?

В конце концов Джой заглянула в комнату Найам. Все люди, знавшие Энни, входили туда с неохотой – не из-за суеверия, связанного с жившей там девочкой, но потому, что отдавали себе отчет в глубине страданий Энни. Деревенская мудрость гласила, что человеку, потерявшему ребенка, позволено скорбеть так, как ему хочется. Весь невообразимый ужас такого события отметал возможность того, что кто-то в состоянии предложить верный способ преодоления ситуации.

– Энни… – вновь позвала Джой.

Энни сидела спиной к двери на аккуратно заправленной детской кровати, держа в правой руке пластмассовую куклу. Услышав свое имя, она не обернулась сразу, а продолжала, будто не слыша, глядеть на бурые поля за окном.

Джой остановилась на пороге, рассматривая игрушки, цветастые занавески, постеры на стенах и не решаясь войти. Она уже и так чувствовала, что вторгается в чужую жизнь.

– С тобой все в порядке? – напряженно спросила она.

Энни слегка повернула голову направо, словно рассматривая куклу. Потом медленно подняла ее и провела пальцами по ее лицу.

– Я собиралась вытереть пыль, – сказала она. – Здесь беспорядок.

Повернув голову к Джой, Энни улыбнулась странной унылой улыбкой.

– Домашняя работа, да? Я всегда стараюсь убежать от нее.

У Энни был бледный, усталый вид, спутанные волосы висели вдоль лица, движения были медлительными, словно они утомляли ее. Энни сидела в неловкой позе, закутавшись в многослойную одежду, которая должна была еще больше отгородить ее от внешнего мира. Джой, редко видевшая ее после ссоры с Сабиной, с тяжелым сердцем размышляла над тем, как горе может преобразить цветущую молодую мать, какой она была три года назад, в это существо, по виду накачанное наркотиками. Это напомнило ей про Эдварда, но она отогнала от себя эту мысль.

– Я… я принесла тебе печенья.

Предложение прозвучало нелепо, но Энни совсем не удивилась.

– Песочное. Как мило.

– Я хотела узнать, как твои дела. В последнее время мы не часто видимся.

Последовала долгая пауза, во время которой Энни внимательно рассматривала лицо куклы, словно выискивая дефекты.

– Может быть, тебе нужна помощь. Например, сходить в магазин. Или… – Джой не хотелось говорить про уборку. – Составить тебе компанию? Сабине нравится бывать у тебя. Может, позже я пришлю ее к тебе. – Она вспомнила про деньги, зажатые в руке. – Ах да, мистер Флеминг, постоялец, оставил это тебе. – Протянув руку, но не получив ответа, она положила деньги на туалетный столик.

– Как там мистер Баллантайн? – неожиданно спросила Энни.

– Нормально, спасибо. – Джой перевела дух. – Немного лучше.

– Отлично.

Энни осторожно положила куклу на кровать и снова повернулась к окну.

Джой колебалась, не зная, уйти ей или нет. Наконец она сделала шаг вперед и положила пачку печенья на кровать. Мысли бедной девочки витали неизвестно где. Джой мало что могла изменить. Она скажет миссис X., что Энни нуждается в помощи, и, возможно, ей следует какое-то время пожить у родителей. Может быть, ей стоит обратиться – куда там все они ходят? – к психотерапевту.

Неслышно ступая по толстому ковру, Джой пошла к двери.

– Знаете, от меня ушел Патрик, – прозвучал голос Энни.

Джой обернулась. Энни по-прежнему смотрела в окно, и нельзя было видеть выражение ее лица.

– Просто я подумала, что вам надо знать, – сказала она.


В субботу вечером две пары из усадьбы Килкаррион собирались на свидание, причем каждая из них прилагала все усилия, чтобы сбить всех с толку. Сабина решила, что встретится с Бобби Макэндрю, приняла его приглашение пойти в кино и помогла выбрать фильм из местной газеты. Потом несколько дней кряду с тревогой думала о том, попытается ли он сесть с ней в последнем ряду и запустить руку ей под кофточку. Тогда она, скорее всего, снова потеряет к нему интерес.

– Я хочу надеть черный свитер с воротником поло, чтобы у него не возникло ненужных мыслей, – сообщила она деду, – и джинсы, чтобы не казалось, что я хочу вырядиться.

Глаза деда обратились к ней. Сбоку от него мигало и пищало медицинское оборудование.

– Не смотри на меня так, – ворчливо проговорила Сабина. – В наше время это очень модно. А вот ты привык носить костюмы и прочую чепуху.

Дед снова отвел глаза. Сабина улыбнулась ему и положила руку на покрывало.

– К тому же, если он пижон, хочу выглядеть как можно ужасней.

Однако Бобби Макэндрю не тянул на пижона. На нем были темно-зеленые брюки, темно-коричневые ботинки на толстой подошве и черный шерстяной свитер с воротником поло, глядя на который Сабина чуть не прыснула. Может быть, это он боялся, что она набросится на него. Он приехал на своей машине – «воксхолле» приятного цвета, пусть и маленьком, – и Сабина была сражена. До этого она не бывала на свидании с парнями на машинах – да и не так уж много было у нее свиданий – и теперь упивалась ощущением взрослости. Понравилось ей также и то, как Бобби по-рыцарски напомнил ей пристегнуть ремень, – у матери это получалось сварливо. Сабина включила стерео, и машину заполнил голос известной певицы, поющей об утраченной любви и бессонных ночах. И это напомнило Сабине, что уже больше месяца она не слушала никакой поп-музыки. Голос певицы, когда-то одной из любимых, казался почти незнакомым – немного самовлюбленным и глуповатым. Подавшись вперед, Сабина выключила приемник.

– Не любишь музыку? – спросил Бобби, искоса посмотрев на нее.

От него пахло лосьоном после бритья. Не слишком противно.

– У меня сейчас не то настроение, – ответила Сабина и с равнодушным видом отвернулась к окну, вполне довольная своим ответом.

Фильм закончился рано, к тому же он был смешным, и Сабина беззаботно смеялась. Бобби даже не пытался лапать ее в темноте, полфильма она просидела на краешке стула, готовая отразить нападение. Поэтому, когда он предложил ей съесть пиццу, она согласилась. Никто не сказал ей, когда надо вернуться, а в Килкаррионе следует пользоваться такими возможностями. Сабина призналась себе, что не прочь дольше побыть с Бобби – неплохо после уединенной жизни пообщаться со сверстником. Даже если она совсем забыла, как могут раздражать мальчишки.

– Ты вегетарианка, да? – спросил Бобби, прочитав то, что она выбрала.

– Да. Ну и что?

– И ты охотишься?

Вздохнув, Сабина оглядела зал ресторана, по которому сновали официантки. Одна из официанток взглядом словно хотела сказать, что Сабине рано бывать в таких местах.