— Действительно, почему? — согласилась Лиза.


Когда она вернулась вечером домой, то обнаружила подсунутый под дверь конверт. В нем лежали два билета на пьесу под названием «Веселый призрак»[39], которую давали через неделю в субботу, и записка: «Почему бы вам не зайти к нам и не пропустить по стаканчику, когда вернетесь?» Внизу стояла подпись: «Пирс».

После того как Гордон ушел, Лиза показала записку Джекки.

— Ты пойдешь со мной в театр? — с нетерпением спросила она.

— Не думаю, что Гордону это понравится, — с сомнением протянула Джекки. — Взять билеты у Ральфа, да еще и выпить с ним после спектакля… — Она наморщила носик.

— Какое право имеет Гордон указывать тебе, что делать по выходным? — попыталась воззвать к ее разуму Лиза. — Если он не с тобой, то его это не касается.

Подруга выглядела смущенной, но потом ее лицо просветлело.

— Ничего страшного не случится, верно? Ты права — я хочу сказать, не может же Гордон ожидать, что я буду вести себя, как монахиня. Кроме того, я же не иду на свидание с другим мужчиной.


У них оказались хорошие места в последнем ряду. Многие из театралов пришли в вечерних платьях. Из своей зарплаты Лиза заплатила за аренду и купила себе простроченную золотой нитью ленту для волос и черную шелковую блузку. Так что в своем стеганом жакете и новой блузке она не чувствовала себя инородным телом среди празднично одетой публики.

Поначалу Джекки нервничала, боясь, что каким-то чудом здесь может появиться Гордон с женой и увидеть ее.

— Ну и что такого? — сказала Лиза, стараясь ничем не выдать своего раздражения. — Ты ведь не делаешь ничего плохого.

Это была первая пьеса, которую она видела в своей жизни. Лиза сидела как зачарованная и была безутешна, когда представление закончилось.

— Ой, какая жалость! Хочу еще, — простонала она, пока они ждали автобус возле Пикадилли-Серкус.

Джекки оживилась и, кажется, напрочь позабыла о своем драгоценном Гордоне.

— Это был незабываемый вечер! — с энтузиазмом восклицала она. — Надеюсь, Ральф достанет нам билеты на другие спектакли и мы станем бывать в театре чаще.

Гостиная в квартире Пирса и Ральфа была такой большой, что тянулась вдоль всего фасада.

Лиза замерла на пороге, пораженная необычной отделкой. Стены были выкрашены в густой винно-красный цвет, а потолок отливал угольной чернотой. Одну из стен почти целиком занимал высокий лакированный черный китайский шкаф, украшенный красными и золотыми цветами. У другой стены высился буфет и покрытый черным лаком книжный шкаф. Над мраморным камином висело огромное зеркало в толстой золоченой раме. Стулья были обиты темно-красным бархатом, а по начищенному паркетному полу тут и там были разбросаны белые меховые коврики. Источником света служили две лампы под красными абажурами.

— Вот это да! — только и смогла сказать Лиза.

Несмотря на гнетущую цветовую гамму, комната выглядела теплой и приветливой, хотя Лиза и не смогла представить, как бы она тут жила. Стиль был слишком необычным.

— Нравится? — поинтересовался Пирс.

На нем были черные вельветовые брюки и свободная белая шелковая рубашка. Удивление гостьи явно доставило ему удовольствие.

— Очень экзотический вид, — признала Лиза. — И чужеродный.

— Именно такого эффекта я и добивался — экзотического и чужеродного. Видишь ли, в этом и заключается моя работа. Я — художник по интерьеру. Приходя сюда, я забываю о том, что нахожусь в Лондоне, в Англии. Это как войти в комнату в какой-нибудь незнакомой стране с чужой культурой. Ох, совсем забыл познакомить тебя с Ральфом. Он, кстати, только что пришел.

До сих пор Лиза не замечала мужчину, читающего за черным столом в дальнем конце комнаты. Неподвижный, как статуя, и хранящий полное молчание, он даже не взглянул в их сторону, когда они вошли.

Ральф совсем не походил на актера. Лет тридцати, просто и безыскусно одетый в коричневые широкие брюки и бежевую рубашку, он выглядел скорее как семейный доктор или банковский служащий. При словах Пирса Ральф поднялся и подошел к ним, чтобы поздороваться. Он казался слишком заурядным — ни красивым, ни уродливым, среднего роста, с коротко стриженными мышиного цвета волосами. Ральф был вежлив, но Лиза сразу почувствовала, что их присутствие ему неприятно.

— С Джекки ты уже знаком, — сказал Пирс, и Ральф кивнул.

Они сели в кресла вокруг черного восьмиугольного кофейного столика. Пирс стал разливать вино.

— Тебе понравилась пьеса? — спросил он у Лизы.

— Я могла бы просидеть там всю ночь! — с энтузиазмом воскликнула она. — Жаль, что в ней не десять актов.

— Вы часто ходите в театр? — негромким, каким-то бесцветным голосом осведомился Ральф.

— Это первая пьеса, которую я видела в своей жизни, но теперь я хочу посмотреть их все до единой. Все, что идет в Лондоне. Пьеса мне не просто понравилась, я влюбилась в нее.

— А что вы скажете о Ноэле? — полюбопытствовал Пирс.

— Кто такой Ноэль? — невозмутимо переспросила Лиза.

— Боже милосердный, Лиза! — Пирс разразился смехом. — Я говорю о Ноэле Коварде. Он написал эту пьесу и сыграл в ней главную роль. Или ты этого не знала? Разве вы не покупали программку?

— Это те буклеты, которые продавали у входа? — Лиза повернулась к Джекки. — Почему ты ничего мне не сказала? Я не знала, что в театре нужно покупать программку.

Джекки уже опустошила свой бокал.

— Извини, я так беспокоилась насчет Гордона, что совсем забыла об этом.

Пирс вновь наполнил ее бокал.

— Еще вина, Лиза?

— Пока нет, спасибо.

Она испытывала неловкость из-за того, что столь явно продемонстрировала свое невежество. Но тут человек, от которого она меньше всего этого ожидала, вдруг пришел ей на помощь.

— Мне кажется, у Лизы имеются все задатки настоящего театрала, — негромко произнес Ральф.

Подлив Джекки вина, Пирс не вернулся на свое место. Вместо этого он опустился на пол, прислонившись спиной к креслу Ральфа. Лиза вдруг подумала: а не потому ли Ральф ведет себя столь недружелюбно, что ревнует Пирса из-за того, что тот пригласил ее и Джекки выпить с ним вина, и не означает ли этот жест со стороны его друга, что все страхи Ральфа оказались безосновательными и надуманными?

— Вы не могли бы достать билеты на пьесу, в которой играете? — спросила она. — Я бы очень хотела увидеть вас на сцене.

— В самом деле? — Ральф выглядел одновременно удивленным и польщенным.

— Ральф репетирует «Пигмалиона», — с гордостью сообщил Пирс. — Он получил главную роль — Альфреда Дулитла. Премьера состоится на следующей неделе.

— А кто написал «Пигмалиона»? — спросила Лиза.

— Джордж Бернард Шоу, — ответил Ральф и с улыбкой добавил: — Но он не занят в пьесе.

Джекки прикончила второй бокал вина. За то недолгое время, что они жили вместе, Лиза успела заметить, что ее подруга много пьет. Стоило Джекки вернуться домой с работы, как она наливала себе стакан виски, который регулярно наполнялся до тех пор, пока она не укладывалась спать. Лиза решила, что в этом виноват Гордон. Это он сделал Джекки несчастной: оставлял ее одну по выходным, кормил лживыми баснями насчет своей жены — по крайней мере Лиза была твердо уверена, что они лживые и что он вовсе не собирался разводиться. Гордон всего лишь развлекался с Джекки, и ему было наплевать на последствия. Вот и сейчас подруга Лизы чувствовала себя не в своей тарелке, и все потому, что ее дорогому Гордону не нравились гомосексуалисты. Только вчера он распространялся на этот счет, после того как столкнулся в дверях туалета с Ральфом.

— Едва унес ноги, — с ликованием сообщил Гордон, вернувшись обратно. — Я даже испугался, что этот урод начнет приставать ко мне прямо там. — Можно подумать, Ральф стал бы обращать внимание на некрасивого Гордона, когда у него был Пирс!

На полпути к третьему бокалу Джекки внезапно пробудилась к жизни. Подогретая винными парами, внезапно проявилась ее подлинная, солнечная натура. Джекки с воодушевлением заговорила о «Веселом призраке», о тех его частях, которые понравились ей больше всего.

Пирс откупорил вторую бутылку. У Лизы, еще не допившей второй бокал, уже слегка кружилась голова. Речь зашла о кино, а уж об этом она могла говорить, не опасаясь выставить себя на посмешище. Походы в кинотеатр в одиночестве стали ее единственным развлечением на протяжении последних двух лет, и она хорошо запомнила все, что видела.

Пирс прислонился затылком к колену Ральфа. Это выглядело трогательно и вполне естественно. Как-то Мэри Гордон рассказала Лизе о мужчинах, которым нравились другие мужчины, и что есть даже такие женщины, которые встречаются с женщинами. Поначалу Лиза не поверила, но Мэри сказала ей, что это правда, и тогда она подумала: «Любой, кто склонен к подобному поведению, должен быть настоящим чудовищем, и я сразу же распознаю его, если встречу». Но сейчас, глядя на Пирса и Ральфа, Лиза не находила в них ничего отвратительного. Это были просто двое влюбленных.


Они просидели в гостях до трех часов ночи и ушли только после того, как Джекки заснула прямо в кресле.

Когда Лиза проснулась, был уже полдень. Она лежала в постели, счастливая и отдохнувшая, пока вдруг с содроганием не сообразила, что сегодня — воскресенье и она опять пропустила мессу! В прошлое воскресенье она тоже вспомнила об этом, когда было уже слишком поздно.

Лиза вскочила с кровати и схватила свою одежду. Джекки продолжала спать как убитая. Быть может, удастся попасть на службу в час дня. Правда, Лиза не имела ни малейшего представления о том, где находится ближайшая католическая церковь. А потом вдруг она вспомнила о Вестминстерском соборе. Наверное, туда можно доехать на метро.

Лиза уже почти оделась, как вдруг замерла, не застегнув до конца пуговицы блузки. Посещение церкви было неотъемлемой частью ее прежней жизни, жизни, которую она оставила позади, и визит туда лишь вызовет у нее воспоминания, от которых она старалась избавиться. В один прекрасный день ей все-таки придется исповедаться и рассказать какому-нибудь незнакомому священнику о том, что она убежала из дома, — и что она ответит ему, если он спросит ее, почему она это сделала?

«Лучше не ходить совсем», — решила девушка и вместо этого поставила чайник на огонь.

Ее поразила легкость, с какой ей далось это решение. Приготовив себе чашку чая с гренками, Лиза уселась на диван с книгой в руках, и тот факт, что она опять пропустила мессу, забылся как-то очень быстро, как если бы она никогда не ходила туда вообще.

Книга, которую читала Лиза, называлась «Гордость и предубеждение». Автором ее была Джейн Остин. Когда Лиза закончила «Путь всея плоти», мистер Гринбаум живо поинтересовался ее впечатлениями. Лиза ответила, что сама удивилась тому, какое удовольствие доставило ей чтение. Так вот, «Гордость и предубеждение» оказалась еще лучше. Она была похожа на рассказы в «Ред стар» и «Миракл» — полная невысказанного сексуального очарования и отчаяния. Под благочинной поверхностью романа бурлили настоящие страсти. Мистер Гринбаум сказал Лизе, что Джейн Остин написала множество романов и что, если они ей понравятся, она должна прочесть и Шарлотту[40], и Эмили Бронте.

— «Джейн Эйр», «Грозовой перевал»… Ах, мисс Лиза, вы придете от них в восторг. Очаровательные любовные истории. И давайте не будем забывать о «Мадам Бовари» и «Анне Карениной». Друг мой, вам предстоит многое прочесть.

А Лизе ничего другого и не требовалось. В сущности, в те дни она ждала от жизни только хорошего. Сидя на диване, Лиза подняла голову, когда услышала, как зашевелилась Джекки. Через минуту она приготовит подруге чашечку чая.

Лиза с нетерпением думала о том, как станет каждую неделю ходить в театр и увидит Ральфа в постановке «Пигмалион» по роману (как его? — она напрягла память) Джорджа Бернарда Шоу.

Лизе нравилась ее нынешняя работа. Еще когда она трудилась на красильной фабрике, воскресные дни были безнадежно испорчены мыслью о том, что на следующее утро ей предстоит утомительная, однообразная, дурно пахнущая работа, тогда как мысль о том, что утром ее ждет магазин мистера Гринбаума, приводила Лизу в восторг. А потом она с тихим удовлетворением предвкушала вечер: после ужина она будет читать до тех пор, пока домой не вернется Джекки. И только когда та приводила с собой Гордона, все шло совсем не так гладко.

Как славно, что они подружились с Пирсом и Ральфом! Собственно говоря, жизнь оказалась совсем не такой уж плохой. Еще никогда Лиза не чувствовала себя настолько счастливой.


Время, проведенное в Лондоне, когда она жила в одной квартире с Джекки и работала в магазине у мистера Гринбаума, было, пожалуй, самым беззаботным периодом в ее жизни. «Годы невинности», как всякий раз называла их сама Лиза, оглядываясь назад…