— Пошел вон отсюда, — негромко произнес Ральф. — Пошел вон, иначе я спущу тебя с лестницы, с четвертого этажа.

— Чертов педик! — прохрипел Гордон, отползая в сторону, чтобы оказаться вне пределов досягаемости.

Ральф шагнул к нему.

— Пошел вон, я сказал.

Гордон подполз к стулу и, цепляясь за него, с трудом поднялся на ноги. Один ус поник и болтался, словно растрепанная кисточка.

У дверей Гордон обернулся, и на лице у него появилось заискивающее выражение.

— Вы ведь не расскажете об этом Джекки? — блеющим голосом взмолился он.

Лиза не ответила.

— Вон отсюда! — повторил Ральф.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Лиза и Ральф прислушивались к удаляющимся шагам Гордона, пока они не затихли. Вскоре до них долетел негромкий глухой стук — это захлопнулась входная дверь. Лиза взглянула на Ральфа, и оба расхохотались.

— Что за гнусная личность! — сказал наконец Ральф. — Ради всего святого, что Джекки в нем нашла?

Лиза озадаченно покачала головой.

— Не знаю. Она влюблена, а любовь слепа, как говорят.

Она попыталась встать, но у нее закружилась голова, и Лиза повалилась обратно на диван.

— С тобой все в порядке? Тебе ничего не нужно?

— Я пьяна, Ральф. Я еще никогда не напивалась. Я выпила немного виски. Я чувствовала себя очень подавленной и несчастной. Думаю, мне нужно выпить чаю, чтобы протрезветь.

— Тебе следовало заглянуть ко мне — я тоже пребывал в депрессии. Собственно говоря, я весь день раздумывал о том, а не постучать ли к тебе, но потом решил, что ты хочешь побыть одна. — Ральф поднялся на ноги — сильный, крепкий, уверенный в себе мужчина. Его обычно сдержанное выражение лица изменилось после недавнего столкновения. — Я поставлю чайник.

— Там уже есть вода, — сказала Лиза, а потом быстро добавила: — Я забыла поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь. Оказывается, ты храбрец.

— Храбрец! — Он улыбнулся. — Сомневаюсь, что я спас твою жизнь. Скорее уж добродетель.

— О, чего нет, того нет, причем уже давно, — не задумываясь ответила Лиза и тут же готова была откусить себе язык, хотя Ральф, похоже, не обратил на ее слова никакого внимания.

— Почему ты несчастна, Лиза?

— Я просто скучаю по своей семье, вот и все. Я пошла прогуляться в Кенсингтон-Гарденз, а там был ребенок. Ну, я и вспомнила, что у меня есть племянник или племянница, а я его (или ее) никогда не видела. А ты?

Ральф эхом повторил ее слова:

— Просто скучаю по своей семье, вот и все.

— Разве ты не можешь поехать домой и навестить их?

— Свою жену и детей, ты хочешь сказать?

Лиза ахнула:

— Так ты женат?

— Жена разводится со мной — и я это заслужил. Родители отреклись от меня. Пирс тоже уехал, хоть и ненадолго. Я вдруг понял, что остался совсем один, и это действовало мне на нервы. К счастью для меня, ты закричала и рассеяла чары, злые чары.

Он налил чай в чашки и принес их к дивану.

— Сможешь удержать?

— Я не настолько пьяна. Вот только ноги и голова отказываются мне повиноваться, они такие непослушные. — Лиза начала жадно пить чай мелкими глотками. — Я больше никогда не буду пить так много и так быстро, — пообещала она.

— Мудрое решение. За это стоит выпить. — И Ральф отсалютовал ей своей чашкой.

— Я всего лишь хотела забыться, прогнать грустные мысли.

— Ах, если бы это было возможно! — печально откликнулся он. — Я весь день думал о своих детях. Представлял, как они встречают Рождество и как праздновали его мы те несколько лет, что были вместе.

— А что с тобой случилось? Не обижайся, я не хочу показаться навязчивой. Можешь не отвечать, если не хочешь, но зачем ты женился? — Лиза искоса взглянула на него и удивилась тому, что когда-то сочла Ральфа невзрачным. Сейчас в его глазах застыла печаль, а губы кривились в горькой ухмылке.

— Я женился, потому что должен был жениться. Ведь так поступают все мужчины — или, во всяком случае, большинство. Кроме того, я думал, что влюблен. Разумеется, этого быть не могло, но я считал по-другому. Откуда мне было знать, что такое любовь? Мой брак не был идеальным, секс не приносил мне удовлетворения, но я полагал, что мне просто не повезло.

Он вздохнул. Лиза смотрела на него и молчала.

— А потом меня призвали в армию, — продолжал Ральф. — Раньше я никогда не жил среди мужчин. И вдруг это показалось мне более естественным. Я почувствовал облегчение и стал самим собой. Потом я попал в плен, меня отправили в концентрационный лагерь и… словом, об остальном ты можешь догадаться. — Ральф передернул плечами. — Вернувшись домой, я написал письмо жене и рассказал ей обо всем. Я знал, что она будет шокирована, но какое письмо я получил в ответ! Оно состояло из одних оскорблений. Детям сказали, что я погиб.

— Это ужасно.

Лиза накрыла его руку своей. Ральф повернулся к ней и сделал жалкую попытку улыбнуться.

— Прости меня. Я взваливаю на тебя свои проблемы, а тебе от этого не станет легче. Знаешь, я ведь тоже выпил. Вино, сначала одну бутылку, потом вторую… Кажется. Не помню точно.

— Не извиняйся. Продолжай, — попросила Лиза. — Как говорят, разделенная беда — уже полбеды. — Это была одна из любимых поговорок Китти.

— В лагере я увлекся драматическим искусством. К своему изумлению, я обнаружил, что из меня получился недурной лицедей. Так что, вернувшись домой, я решил продолжить этим заниматься. Это казалось мне вполне логичным. — Он так крепко сжимал чашку обеими руками, что Лиза заметила, как побелели у него костяшки пальцев.

— Знаешь, чего я хочу больше всего на свете, Лиза?

— Чего? — тихонько спросила она.

— Стать звездой. Чтобы имя Ральфа Лейтона было известно всему миру, подобно имени Чарльза Лоутона[49] или Лоуренса Оливье. И тогда в один прекрасный день моя жена, быть может, расскажет детям о том, что я не погиб на войне. Быть может, тогда что-нибудь изменится. Они перестанут стесняться того, что я — педик, гомик, или какие там еще оскорбительные названия придуманы для того, кем создал меня Господь. Как по-твоему, я могу стать звездой, Лиза?

— Я очень надеюсь на это, — прошептала она. — Надеюсь от всей души. Во всяком случае, завтра возвращается Пирс и…

Ральф резко перебил ее:

— Не завтра — на следующей неделе. Видишь ли, это не просто выходные в старом родовом особняке де Виллье. Пирс прекрасно проведет там время. Разумеется, он не мог взять меня с собой, потому что его родители ничего не знают о… Он непременно будет флиртовать с какой-нибудь девчонкой и уговорит ее остаться на ночь.

— Ты имеешь в виду, что Пирс…

— О да. Ему нравятся женщины, хоть и не так сильно, как мужчины. Вот почему, когда он в первый раз привел тебя сюда, я подумал, что… — Ральф оборвал себя на полуслове и покачал головой. — Довольно! — вскричал он громоподобным, сценическим голосом, от звука которого Лиза едва не свалилась с дивана. — Знаешь, а ведь мне и впрямь стало лучше. Теперь, после того как я обнажил перед тобой душу, пришла твоя очередь. Где это чертово виски?

Он наполнил стакан до половины и протянул его Лизе.

— Давай, выпей еще немножко. Это поможет тебе облегчить душу.

— Думаешь, я должна? Пить, я имею в виду.

— По здравом размышлении, нет, хотя со мной ты можешь чувствовать себя в полной безопасности.

— Я уже говорила тебе, в чем дело. Я скучаю по своей семье, только и всего.

— Нет, дело не только в этом. Тебя мучает что-то еще. Я понял это в самую первую нашу встречу. Для шестнадцатилетней девчонки у тебя очень таинственный вид. Судя по всему, ты прожила гораздо более полную жизнь по сравнению с Джекки. Я вижу это по твоим глазам.

Мысль довериться кому-то вдруг показалась Лизе очень соблазнительной, особенно такому отзывчивому и понимающему человеку, как Ральф, хотя совсем недавно она не могла бы даже подумать об этом. Ни одна живая душа не знала о том, что случилось с ней в Саутпорте.

И она рассказала ему. Обо всем, включая страшную смерть Тома.

День плавно перешел в вечер. Но оба не спешили зажигать свет, так что к тому времени, как Лиза закончила, комнату освещал лишь тусклый призрачный свет луны.

Ральф молчал долго, очень долго. В конце концов он вздохнул и негромко произнес:

— Моя дорогая девочка, я восхищаюсь тобой настолько, что это не выразить словами. Какие испытания выпали на твою долю! Будем надеяться, что ты всегда будешь выходить из них победительницей.

Лиза тихонько заплакала, и он бережно взял ее за руку. Они сидели рядом в дружелюбном молчании, пока она не заснула.

Проснувшись, Лиза обнаружила, что голова Ральфа покоится у нее на плече и он негромко посапывает во сне. Она тут же задремала снова, испытывая благодарность к нему за близость его теплого и такого уютного тела.

Был уже полдень, когда вернулась Джекки и застала их вместе.


— Извини, сегодня не могу. Вечером у меня занятия в классе драматического искусства.

— Ладно, а как насчет завтрашнего дня?

— По четвергам я мою голову.

Брайан растерянно заморгал, явно раздумывая, стоит ли просить о свидании в другой день.

Лиза про себя молилась, чтобы этого не произошло. Она не хотела встречаться с ним и надеялась, что он поймет это и оставит ее в покое. С того самого Рождества Брайан стал наведываться в магазин раз или два в неделю. Мистер Гринбаум потирал руки и заказал дополнительную партию канцтоваров, поскольку, как он заявил с довольной усмешкой, Брайан быстро опустошал его запасы.

— Интересно, он расходует это все у себя в конторе или относит домой? — как-то принялся рассуждать старик. — Пожалей юношу, Лиза, убеди его покупать книги вместо канцтоваров. По крайней мере, он сможет их читать. У него скопилось не меньше дюжины бутылочек с красными чернилами, а ведь существуют пределы того, что человек может сделать с таким количеством красных чернил, если только он не Дракула и не пьет их вместо крови!

Сегодня Брайан явился, чтобы купить коробку простых карандашей. Лиза положила их в бумажный пакет и с улыбкой протянула ему.

Юноша ушел из лавки безутешным, низко склонив голову.

Апрель почему-то оказался намного холоднее декабря. Дождь шел целыми днями. Джекки и Лизе пришлось ездить на работу на автобусе, а мистер Гринбаум приезжал и уезжал на такси. Вот и сейчас Лиза прошла в кухню, чтобы проверить, высох ли подол ее светло-коричневого плаща с погончиками и манжетами. Он успел промокнуть, пока она бежала от автобусной остановки до букинистической лавки. Подол высох, но измялся. Ей придется прогладить его утюгом, когда она вернется домой. Лиза очень гордилась своим плащом и носила его, подняв воротник и засунув руки в карманы, совсем как Барбара Стэнвик[50]. Она складывала зонтик, который положила в раковину, чтобы с него стекла вода, когда дверь магазина отворилась.

Лиза обернулась. Человек средних лет переступил порог и теперь отряхивался на коврике. Она с изумлением рассматривала его наряд: черный костюм в мелкую белую полоску, лакированные кожаные туфли и тяжелое пальто-дубленка с меховым воротником. Мужчина снял мягкую замшевую шляпу с ярким пером на тулье и принялся сдувать капельки воды с манжет шикарного пальто. Лизе вдруг захотелось рассмеяться.

— Морри Сопель, — неодобрительно проворчал мистер Гринбаум. Этот посетитель, поняла девушка, не был здесь желанным гостем. — Что я могу для тебя сделать?

— Перекинуться со мной парой слов, Гарри, только и всего. Я был в этом районе по делам, заметил вывеску твоего магазина и подумал: «Я не видел Гарри Гринбаума давно, очень давно». — Мужчина стянул замшевые перчатки, обнажая смуглые волосатые руки.

— Не могу сказать, что проливал слезы по этому поводу, — ледяным тоном отозвался старик.

— Гарри, дружище, не обижай меня понапрасну.

Мужчина всплеснул руками. Его пальцы были усеяны перстнями, а на толстом запястье тускло сверкнул массивный золотой браслет. У Морри Сопеля были темные добрые глаза; судя по всему, в молодости он был очень красив, но сейчас подбородок у него обвис, а от крыльев носа к уголкам рта пролегли глубокие морщины.

Он поднял голову и заметил Лизу, стоящую на верхней площадке лестницы.

— Вот это да! — восхищенно присвистнул Сопель. — А я и не знал, Гарри, что у тебя появилась помощница. И какая помощница!

На Лизе был бледно-голубой трикотажный джемпер с высоким воротом, кремовая юбка и туфли-лодочки на высоких каблуках. Волосы она разделила на прямой пробор и заправила их за уши, в которые вдела жемчужные сережки. Она почти не пользовалась макияжем, лишь слегка подвела губы розовой перламутровой помадой да нанесла коричневые тени. Каждое утро Лиза втирала по капельке вазелина в свои длинные черные ресницы, чтобы они выглядели шелковистыми.