Она швырнула газету Лизе на колени.

— Но не переутомляйтесь, иначе у вас будут неприятности, — с угрозой заявила сестра Роландс, прежде чем выплыть из комнаты.

— Я бы не уставала так, если бы меня кормили досыта, — парировала Лиза, но в ответ из коридора донеслось лишь саркастическое «Хм!».

Лиза принялась нетерпеливо перелистывать газету. Статья помещалась на развороте, вместе с фотографией Глории Гренвилль из «Авантюриста». Она называлась: «Как провалить классику? Вложить в нее кучу денег!»

Лиза знала, что по сценарию «Авантюриста» был снят новый фильм. Еще год назад ей позвонил Басби и сообщил, что наследники Кэхила О’Дэйли продали права на его роман другой компании, на этот раз — за умопомрачительную сумму.

— У них бюджет десять миллионов долларов, — мрачно сказал он, — целое созвездие громких имен, и они проводят натурные съемки по всему миру.

— Все равно, этот фильм и наполовину не будет так же хорош, как твой, — сказала Лиза, надеясь успокоить Басби, но ее слова повергли его в еще большее уныние. Плохая или хорошая, новая картина наверняка будет идти в кинотеатрах по всей Америке и в других странах, тогда как его фильм, признанный критиками гениальным, давным-давно канул в Лету.

Если верить статье, римейк старой ленты с треском провалился. Сценарий оказался убогим, а работа режиссера — почти незаметной. Критики сравнивали первый вариант, снятый четырнадцать лет назад, с нынешним, неизменно отдавая пальму первенства оригинальной версии.

— Четырнадцать лет! — произнесла вслух Лиза. — А мне кажется, это было только вчера.

«…Ван Долен проникся духом романа, его режиссура была вдохновенной, а подбор актеров — безупречным», — читала Лиза, чувствуя, как ее распирает от восторга. Она должна сохранить эту вырезку и послать ее Басби! Далее критик высокомерно заявлял, что неправильно и даже постыдно было столь жестоко отказываться от прекрасного фильма, настоящей жемчужины, подлинного произведения искусства. «…Басби Ван Долена необходимо убедить повторно выпустить на экраны свою версию картины, — метал громы и молнии автор, — чтобы мир увидел и понял: хорошие фильмы создают с помощью таланта, а не денег».

— Убедить? — расхохоталась Лиза. — Басби не придется долго убеждать!

Статья сопровождалась комментарием: в свете возродившегося интереса к работам Басби Ван Долена в этом году будет устроен ретроспективный показ всех его фильмов на канале «Би-би-си-2».

— Проклятье! — воскликнула Лиза. — Я так счастлива, что готова заплакать.


Позже к ней вновь зашла сестра Роландс. Она метнула в Лизу один-единственный взгляд и неодобрительно хлопнула в ладоши.

— Вы только взгляните на себя! — воскликнула она. — Вы перевозбудились. — Она приложила тыльную сторону ладони к Лизиной щеке. — Да у вас жар, милочка! — провозгласила медсестра. — Держу пари, и пульс у вас частит.

— Как можно перевозбудиться, читая газету?

— Не знаю как, но вам, похоже, это удалось, — отрезала сестра Роландс.

— Я прекрасно себя чувствую. И мне станет еще лучше, если я съем что-нибудь. Вы всегда морите своих пациентов голодом?

— Только самых знаменитых. — Сестра окинула Лизу критическим взором. — Сегодня я назначаю вам таблетку снотворного на ночь, мадам. Судя по всему, вы не сможете заснуть самостоятельно.

— Я могу позвонить своему мужу? — с надеждой спросила Лиза.

Она умирала от желания поговорить с Басби.

— Кто-то из моих санитарок говорил, что вы — вдова. А вот чего у нас нет, так это связи с потусторонним миром.

— Я бы хотела позвонить другому мужу, живому. Правда, он бывший.

— Нет, нельзя. — И медсестра под шелест халата выплыла из палаты, ворча себе под нос: — Ох уж эти мне сентиментальные кинозвезды! Они меня в гроб загонят.

Лиза ухмыльнулась.


Вскоре после ухода сестры в палату вошла молоденькая санитарка с подносом, на котором горкой лежали бутерброды.

— Сестра Роландс просила передать, что от вас одни чертовы неприятности. — Девушка хихикнула. — Я еще никогда не слышала, чтобы она ругалась.

— О, спасибо большое. — Лиза схватила тарелку.

Никогда еще хлеб с сыром не казался ей таким вкусным.

— Я вернусь через десять минут с таблеткой.


Должно быть, Лиза заснула в ту же секунду, как только ее голова коснулась подушки. Если ей и снилось что-нибудь, то она не помнила, что именно, когда проснулась от грохота тележки, едущей по коридору. Сквозь плотно задернутые занавески Лиза разглядела, что на улице царит кромешная тьма. Тележка остановилась у ее дверей, и в палату вошла молоденькая девушка в зеленом медицинском халате, держа в руках чашку с чаем.

— Доброе утро, — жизнерадостно пропела она.

Лиза проворчала:

— Который час?

— Пять утра.

— Господи Иисусе, кому понадобилось будить меня в такую рань?

— Не спрашивайте меня, милочка, я всего лишь здесь работаю. Ну-ка, поднимайтесь и выпейте вот это.

Девушка усадила ее на кровати и поставила чай на прикроватный столик.

— В котором часу у вас завтрак?

— В половине седьмого. До свидания.

Еще целых полтора часа до того, как ее покормят. Лиза сомневалась, что продержится так долго. Потягивая мелкими глотками чай, она вспомнила, что сегодня приезжает Нелли, и забеспокоилась. Как они встретятся? Не рассердилась ли Нелли на нее за то, что она трусливо сбежала из больницы? По прошествии стольких лет в их отношениях может появиться неловкость.


— Лиззи! Моя дорогая, любимая Лиззи!

Из полудремы Лизу вырвали громкие восклицания, а потом она почувствовала, как ее обнимает пара крепких рук.

— Нелли! Я не ждала тебя так рано.

— Я села на первый же поезд, который отправлялся с вокзала Лайм-стрит. Но дай же мне посмотреть на тебя! Господи, какая же ты худенькая, но все равно очень красивая. — Сестра вновь обняла ее и заплакала.

Лиза почувствовала, как и у нее по щекам потекли слезы. Несколько минут сестры не разжимали объятий, пока наконец, всхлипывая, не отстранились друг от друга. «А я еще ожидала, что Нелли рассердится на меня», — со стыдом подумала Лиза. Сестра сидела на кровати, утирая слезы.

— Ох, дорогая! Я накрасила ресницы специально ради тебя. Обычно я не пользуюсь косметикой. А теперь все размазалось.

Нелли было всего двенадцать, когда Лиза ушла из дома. С тех пор она выросла, превратившись в симпатичную женщину с розовыми щечками, привлекательную здоровой непритязательной красотой. Ее густые каштановые кудри, лишь чуточку светлее, чем у Лизы, были коротко подстрижены. В них уже поблескивали серебряные нити, но в карих глазах плясали чертики.

— Не припоминаю у тебя такого носа, — протянула Лиза. Он был коротким и курносым.

— Это Стэн подправил мне его кулаком. — Нелли засмеялась, поспешно добавив: — Шучу, шучу. Он у меня прекрасный парень. Мне бы очень хотелось, чтобы ты познакомилась с ним и с детьми. — Но потом ее лицо стало серьезным, и она сказала: — Мы все рассердились на Джоан за то, что она прогнала тебя. Ты, бедняжка, проделала такой долгий путь, чтобы побыть с мамой в ее последние минуты, а Джоан набросилась на тебя с упреками. Когда она рассказала нам обо всем, да еще с видом оскорбленной добродетели, словно ожидая от нас одобрения, мы были готовы убить ее! Разумеется, вслух никто ничего не сказал. Бедная Джоан, она переживает смерть матери сильнее остальных.

— Я заслужила такое обращение, — сказала Лиза.

— Ерунда, — упрямо возразила Нелли. — На следующий день мы стали обзванивать сначала авиакомпании, чтобы узнать, улетела ты обратно или нет, а потом все шикарные лондонские отели. Так что я почти обрадовалась, когда нам позвонили из больницы и сообщили, что ты заболела. — Она охнула. — Господи, Лиза, я сижу здесь уже столько времени и до сих пор не удосужилась спросить, как ты себя чувствуешь!

— Как ни странно, я чувствую себя превосходно. Меня качает от слабости, я даже сесть сама не могу, но мне нравится лежать вот так, когда меня обслуживают. Я просто отдыхаю, душой и телом. И персонал здесь очень милый, сестра Роландс в особенности.

— Хорошо. — Нелли ласково посмотрела на Лизу, а потом стала рассказывать о том, как прошли похороны. — Это были типичные ливерпульские похороны — пара жутких ссор, главным образом с Джоан, много слез на кладбище, затем возвращение на Чосер-стрит, где все закончилось тем, что мы принялись распевать любимые мамины ирландские песни.

— Как бы мне хотелось быть с вами! — с тоской произнесла Лиза.

Странно, но с того момента, как она очнулась в больнице, она ни разу не вспомнила о матери. Эти ужасные часы, прошедшие, словно в бреду, между отъездом из Ливерпуля и потерей сознания в поезде, казалось, уменьшили ее чувство вины.

— И мне тоже хотелось, чтобы ты была с нами.

Они проговорили все утро. Нелли рассказала Лизе о женах братьев — своих невестках — и многочисленных племянниках и племянницах. Пока что только один Кевин мог похвастаться внуками, но Тони должен был обрести этот статус со дня на день.

— Все хотели приехать, чтобы повидаться с тобой, — добавила Нелли, — но я отсоветовала, сказав, что ты еще слишком слаба.

— Правильно, — быстро ответила Лиза. — Я потеряла контроль над собой. Смерть мамы, потом скандал с Джоан… Так что встречи с тобой мне пока достаточно. — Она знала, что у нее будет нервный срыв, если в больницу придут и братья. — Обещаю, что приеду на ближайшую свадьбу.

— Замечательная идея — при условии, что ты сдержишь слово.

— Сдержу, — искренне пообещала Лиза, а потом с деланой небрежностью поинтересовалась: — Патрик приезжал на похороны?

— Патрик? A-а, ты имеешь в виду Пэдди. Мы отправили телеграмму по его последнему известному нам адресу, но ответа не получили. Естественно, мы все беспокоимся о нем, но тут уж ничего не поделаешь.

Слава богу! Лиза с ужасом представляла себе, что Патрик живет в Лондоне и приходит навестить ее. Оставалось только надеяться, что он не узнает ее после стольких лет, но все равно, Лиза предпочла бы отложить их встречу на более поздний срок.

В палату вошла сестра Роландс и властно хлопнула в ладоши.

— Пациентке пора отдохнуть.

— Я ничуть не устала, — запротестовала Лиза.

— Делай, как тебе говорят. — Нелли вскочила на ноги. — Я пройдусь по магазинам на Оксфорд-стрит, может, куплю еще какие-нибудь подарки на Рождество и зайду к тебе попозже.


В сочельник Нелли вернулась в Ливерпуль.

— Не жди еще четверть века, чтобы снова с нами повидаться, — прошептала она, крепко обнимая Лизу на прощание. — Я помню, что обещала навестить тебя после Рождества, но боюсь, ты исчезнешь раньше, чем я сюда доберусь.

— Сестра Роландс говорит, что я пробуду в больнице еще десять дней. А она — не из тех, кому можно перечить.


— Лиза, дорогая моя! — кричал в трубку Ральф. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Мне уже лучше. С какого телефона ты звонишь?

— С наружного. Я сижу в патио. А почему ты спрашиваешь?

— Пытаюсь представить себе эту сцену.

— Стоит чудесное утро. Я вижу Виту, она спит, потому что уже успела набраться, как сапожник. Трезвая она все время спрашивает о Бобби.

Был Новый год, и Лиза сидела в кабинете сестры Роландс, которая объявила ее вполне здоровой для того, чтобы поговорить по телефону. Ральф пообещал позвонить в шесть вечера по британскому времени.

— Нам тебя очень не хватало на Рождество, — добавил он.

— И я ужасно скучаю по всем вам.

— Когда ты собираешься домой?

— Меня выписывают послезавтра, и я немедленно лечу домой. Умираю, так хочу вновь увидеть солнце. — Лиза выглянула в окно, выходившее на больничную автостоянку. Одинокий оранжевый фонарь освещал несколько сиротливо стоящих машин. Их стекла покрывал толстый слой инея. Лизу пробрала дрожь.

— Я прилечу и привезу тебя обратно.

Лиза рассмеялась:

— Дорогой, я прекрасно себя чувствую, разве что ослабела немножко. Так что я справлюсь сама.


Утром того дня, когда ее должны были выписать, Лиза укладывала свои немногочисленные пожитки в саквояж, который ей прислали из гостиницы «Коломбина». К ней подошла одна из санитарок.

— Вы заберете с собой поздравительные открытки, которые вам прислали?

— Об этом я как-то не подумала, — ответила Лиза.

Верхний ящик ее тумбочки был битком набит открытками, и еще несколько были прикреплены к металлическому изножью кровати клейкой лентой — нарушение режима, на которое сестра Роландс закрыла глаза исключительно по случаю Рождества.