Когда они вошли в здание с низким потолком, поддерживаемым массивными балками, навстречу им устремился хозяин заведения.

— Рад видеть вас, сэр Энтони. Давненько вы не появлялись в городе.

— Увы, Клаф, я себе не принадлежу. В Вестминстере у меня очень много работы.

— Фергюс тем не менее всегда находил для нас время. — С лица хозяина не сходило дружелюбное выражение, но Лиза уловила в его тоне недовольство. — Он всегда был рядом, наш Фергюс, когда в нем возникала надобность.

Тони пробормотал нечто неразборчивое и, когда они уселись, заметил:

— Нам не следовало приходить сюда. Клаф — приятель Фергюса Ломакса. Он меня недолюбливает.

— Быть может, он относился бы к вам иначе, если бы вы звали его по имени или добавляли «мистер» к его фамилии, — заметила Лиза. — Это же Средневековье — называть человека по фамилии. Или вы ожидали, что при вашем появлении он возьмет под козырек и встанет по стойке «смирно»?

Тони с недоумением уставился на нее.

— Но ведь он всего лишь содержатель пивной!

— Что ж, а вы — всего лишь член парламента.

Тони нахмурился, и Лиза видела, как он старается уразуметь смысл, который она вложила в свои слова.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он наконец. — Надо снизойти до их уровня, другими словами.

— Я совсем не это хотела сказать, — решительно заявила Лиза. — Просто обращайтесь со всеми, как с равными.

Тони внезапно улыбнулся.

— А вы легко находите общий язык с окружающими, верно? В будущем я, пожалуй, стану прислушиваться к вашим Советам.

— В таком случае, когда мы будем уходить, пожмите мистеру Клафу руку, скажите, что еда была превосходной, и спросите, нет ли у него проблем, которые вы могли бы решить. — Когда Тони задумчиво кивнул, она поинтересовалась: — А кто такой Фергюс, кстати?

— Фергюс Ломакс более тридцати лет представлял этот избирательный округ. Боюсь, что когда на последних выборах он ушел на покой, то забрал с собой много голосов своих почитателей. И мое «большинство» в два раза меньше, чем у него.

— Значит, сэру Энтони Молино следует постараться привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, — сказала Лиза. — Чтобы на следующих выборах ваше «большинство» возросло.


Перед тем как уехать в понедельник утром, Лиза разыскала миссис Мэйсон, которая приготовила восхитительное угощение на уик-энд. Они с мужем занимали маленькую квартирку над гаражом. Это была невысокая хрупкая женщина с постоянно нахмуренным лбом и спрятанными под черной вязаной сеточкой седыми волосами. Она с удивлением посмотрела на Лизу, когда та вошла в старомодную кухню с выскобленными деревянными столешницами, глубокой белой эмалированной раковиной и полом, выложенным каменной плиткой. Даже холодильник и плита с отколотой эмалью выглядели антикварными раритетами. В комнате было холодно, и по ногам тянуло сквозняком. Во всех четырех углах от потолка отваливалась штукатурка.

— Я зашла, чтобы поблагодарить вас за чудесное угощение. Просто пальчики оближешь! Я и не подозревала, что йоркширский пудинг может быть таким вкусным.

Учитывая то, в каких условиях приходилось работать этой женщине, она буквально творила чудеса.

— Благодарю вас, мадам, — пробормотала миссис Мэйсон, словно не привыкла к тому, чтобы ей говорили «спасибо».

— Прошу вас, не зовите меня «мадам». Ненавижу подобное обращение. Если мы станем друзьями, я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лизой — или мисс Анжелис, если вам трудно заставить себя называть меня по имени.

— Означает ли это, что вы намерены вернуться? — с любопытством осведомилась женщина.

— Похоже, что так, — улыбнулась Лиза.


Тони прилежно ухаживал за ней. Почти каждый день в доме Лизы в Пимлико появлялись изысканные букеты цветов, к которым прилагался подарок — флакончик духов, шелковый шарфик, дорогая шоколадка. Как-то утром Тони появился на пороге с корзинкой для пикника из «Хэрродса».

— Сегодня замечательная погода, — произнес он. — Думаю, самое время позавтракать al fresco[106] в Гайд-парке.

В другой раз посыльный доставил Лизе овальный портрет-миниатюру в тяжелой золотой раме. На нем была изображена она, и по позе Лиза догадалась, что портрет был нарисован по ее фотографии, снятой у дверей театра, в котором шел спектакль «Занавешенное окно». «Даже Рембрандту было бы трудно передать вашу красоту на холсте», — гласила приложенная к портрету записка.

Раз в несколько дней Лиза приезжала в Феррис-Холл и постепенно полюбила мрачный холодный особняк. Она репетировала новую пьесу, и Тони так часто наведывался в театр, чтобы посмотреть на нее, а потом приглашал на ужин, что Лиза даже упрекнула его.

— Разве вам не нужно бывать в Палате общин? В конце концов, именно за это вам и платят деньги.

А Тони, похоже, нравилось, когда она бранила его, и он в ответ лишь застенчиво, как мальчишка, улыбался.

— Там очень скучно. Лучше я побуду с вами.

Несколько раз он приглашал ее в здание парламента. Лиза сидела на галерее для посетителей, наблюдая за ходом заседаний, приводивших ее в восторг. Особое впечатление на нее произвело то, что избранные представители вели себя, как избалованные дети. Маргарет Тэтчер, премьер-министр, явно пребывала в своей стихии, сидя на деревянной скамье перед «красным ящиком»[107]. Она являла собой властную, внушительную фигуру. Собственно, таким и должен быть руководитель страны. Но симпатии Лизы все-таки были на стороне лидера оппозиции, Майкла Фута, обходительного, галантного джентльмена, обладавшего редким даром красноречия.

Лиза знала, что Тони собирается сделать ей предложение, хотя иногда и спрашивала себя, а не следует ли ей дать ему понять, что его надежды напрасны. Но с ее стороны было бы жестоко водить его за нос, а потом отвергнуть; к тому же Лизе не хотелось прерывать их отношения. В его обществе она чувствовала себя единственной, желанной, неповторимой, не такой, как все. И когда Тони предложил ей выйти за него замуж, она ответила:

— Вы мне нравитесь, Тони, но я не люблю вас.

— Зато я вас обожаю! — пылко вскричал он. — У меня хватит любви для нас обоих. Скажите «да», заклинаю! Мы с вами замечательно ладим, и нам так хорошо вместе.

— Я знаю, но тем не менее я должна подумать над вашим предложением.


Замужество — это лотерея. Лиза усвоила эту простую истину много лет назад. Двух людей может соединить безумная страсть, которая закончится тем, что они возненавидят друг друга, потому что за этим ничего не стояло: ни взаимной симпатии, ни дружбы. Как бы там ни было, пожалуй, не стоило слепо рассчитывать на пылкую любовь в пятидесятилетнем возрасте. В их годы надежной основой могли бы скорее стать привязанность и желание иметь спутника жизни, чтобы не остаться в одиночестве.

Когда Лизу пригласили в Честер на крестины — жена Дугала родила двойняшек, — она подумала: «Я всегда езжу на север одна и никогда не беру с собой спутника».

Она предложила Тони составить ей компанию, и он с готовностью согласился. Он купил для малышей золотые часы, и Лиза воскликнула:

— Им всего-то две недели от роду!

Сконфузившись, Тони ответил:

— Я просто не знал, что им подарить. Но ведь когда-нибудь они вырастут!


Во время недолгого визита Тони не находил себе места.

— Ваши родственники оценивают меня, — прошептал он, когда они выходили из церкви. — Пытаются понять, достаточно ли я хорош для вас.

— Что ты о нем думаешь? — немного погодя поинтересовалась Лиза у Нелли.

— Он кажется мне милым, довольно застенчивым и невероятно щедрым. Эти часы наверняка стоят целое состояние. Помнишь, как говорила мама? Щедрость скрывает множество грехов.

— Помню, только вот я так и не решила, хорошо это или плохо, — сухо ответила Лиза.

Нелли ласково потрепала ее по руке.

— Думаю, это хорошо. Этот мужчина безумно влюблен в тебя — ты бы видела, какими глазами он на тебя смотрит! Но если ты раздумываешь, выходить за него замуж или нет, то, Лиз, только твое сердце может подсказать тебе правильный ответ. А я могу лишь добавить, что меня очень беспокоит, что ты все время живешь одна.


Тем же вечером они с Тони сели в поезд, идущий в Лондон.

— Фу-у! — Он с искренним вздохом откинулся на спинку сиденья. — Это было настоящее боевое крещение. Как вы думаете, я им понравился? — с тревогой поинтересовался он.

Лиза рассмеялась. Учитывая его положение в обществе, неуверенность в себе и желание угодить выглядели очаровательно.

— Они полюбили вас, — успокоила она Тони.

Он улыбнулся ей своей мальчишеской улыбкой.

— Что ж, это уже кое-что. Если вы не любите меня, то, по крайней мере, меня любит ваша семья! Пожалуй, мне стоит предложить им выйти за меня замуж.

Лиза не ответила. Во время крестин она думала о том, как хорошо иметь кого-нибудь рядом. Людям на роду написано жить в паре, а у нее уже давно никого не было. Даже если она никогда не сможет полюбить Тони, это не имеет значения. Как он и говорил, они хорошо ладят. Лиза посмотрела в темное окно и увидела в нем отражение Тони, сидящего напротив. Он в упор глядел на нее, и на его лице читалось сильное волнение.

— Я буду идиоткой, если отвергну ваше предложение, — сказала она наконец, и он наклонился к ней, схватил ее руки и принялся покрывать их поцелуями.


Они решили ограничиться короткой церемонией в регистрационном офисе. Лиза пригласила Ральфа и Адама, Барбару Хини, Нелли и Стэна.

— Член парламента от консерваторов! Хорошо, что ты не заикнулась об этом во время крестин. Джимми мог запросто линчевать его, — заявила после церемонии Нелли. — А мама так вообще наверняка перевернулась в гробу. С другой стороны, она бы прожужжала уши всем соседям на Чосер-стрит, рассказывая о том, что ее Лиззи стала леди Лиза Молино. Она была ужасным снобом, наша мама, на свой лад, конечно.

— Леди Лиза! Это звучит, как название косметической торговой марки. Я не стану пользоваться титулом, если это будет зависеть от меня, а когда другого выхода не будет, я стану представляться как леди Элизабет.

— Значит, ты опять замужем? Это уже твоя третья свадьба, на которой я присутствую. — Ральф поцеловал ее. — Будем надеяться, что это навсегда.


Медовый месяц они провели в Америке, в «Тимперлиз». После смерти Люка Лиза возвращалась сюда всего несколько раз. Хлоя со своим мужем Альбертом переселились в детскую, и они вдвоем следили за порядком в огромном особняке.

Прибыв вместе с Тони, Лиза намеренно сначала расцеловала Хлою и Альберта, и только потом представила их как своих хороших друзей. Она осталась довольна, когда Тони не выказал явных признаков смущения оттого, что его представляют слугам. Если потребуется, Лиза готова была за уши тащить своего нового мужа в мир конца двадцатого века.


— Должно быть, эта мебель стоит целое состояние, — заметил Тони, когда Лиза повела его по дому, и с каждой новой комнатой челюсть у него отвисала все сильнее.

Она показала ему студию и испытала неожиданную ностальгию, вспоминая возмутительное поведение Дента, когда он привел ее сюда в тот памятный уик-энд. Мужчина, стоящий рядом с ней, был совершенно не похож на Дента — и на Басби тоже, если на то пошло. Лизу всегда привлекали эксцентричные мужчины, настоящие, яркие личности. О чем она думала, собираясь прожить остаток жизни рядом с этим робким, неуверенным в себе человеком, у которого, в сущности, так мало интересов и который даже не умеет поддерживать разговор? Ностальгия сменилась страхом. Неужели она совершила чудовищную ошибку? Лиза, как слепая, повернулась к своему мужу, готовая вот-вот расплакаться. Она отчаянно нуждалась в утешении, но Тони уже шел вдоль стен, рассматривая картины, и не заметил ее угнетенного состояния.

— Полагаю, когда-нибудь они будут представлять большую ценность, — заявил он.

Лиза взяла себя в руки.

— Я никогда не продам картины Дента, — негромко сказала она. — Парочку полотен я, пожалуй, возьму с собой.

— Знаешь, — сказал ей Тони немного погодя, — ты можешь получить недурной доход, сдавая «Тимперлиз» или продав его. Как по-твоему, сколько он может стоить?

— Понятия не имею. И я не намерена ни сдавать, ни продавать его. — Лиза рассмеялась, стараясь скрыть раздражение. — Я и не подозревала, что тебя настолько интересуют деньги, дорогой. У меня такое чувство, будто я вышла замуж за управляющего банком.

Тони тут же раскаялся.

— Просто я поражен, — произнес он извиняющимся тоном. — «Тимперлиз» — это же настоящая пещера Аладдина.