Я игнорирую шпильку Элли.

– Во-первых, я восхитительный. У меня непревзойденное чувство юмора, само собой.

– Само собой, – сухим тоном повторяет она.

– Я необычайно талантлив в искусстве беседы.

Она кивает.

– Конечно, когда речь идет о тебе.

– Конечно. – Я притворяюсь задумавшимся. – О, и еще я телепат. Честно. Мне всегда известно, о чем думает другой человек.

– Да? И о чем же я сейчас думаю? – вызывающе спрашивает Элли.

– Ты хочешь, чтобы я заткнулся и снова тебя трахнул.

Она в изумлении качает головой.

– Ни черта себе! Серьезно, я именно об этом и думала.

Я усмехаюсь и стучу пальцем по своему лбу.

– Говорил же, телепат.

– Мои поздравления. – Элли вздыхает. – Сколько презервативов ты взял?

– Один.

– Двоечник. Сунь руку вон в тот ящик – там должна быть еще парочка.

Я открываю ящик тумбочки, в котором – ничего себе, вы только посмотрите! – помимо резинок находится кое-что еще. Моя рука вытаскивает силиконовый вибратор забавного розового цвета, длиной не меньше семнадцати сантиметров.

– Ого, и кто этот малыш? – Я покачиваю им вверх-вниз, и он своей гибкостью напоминает настоящий член.

Элли выхватывает его из моей руки.

– Маленький? Лучше возьми свои слова обратно – или у Уинстона разовьется комплекс неполноценности.

– Уинстона? Ты серьезно?

– Да ладно тебе! Или хочешь сказать, что он не похож на Уинстона?

Я рассматриваю розовую игрушку. Для штуки, изображающей член, он какой-то уж сильно девчачий. И, насколько я слышал, Уинстон – девчачье имя.

– Хм, почему, похож.

Элли согласно кивает.

– У меня талант выбирать самые подходящие имена для членов.

Я тут же хмурюсь и сердито смотрю на нее.

– Даже не думай называть мой, слышишь?

– А что? Боишься, что мое имя будет лучше, чем то, которое ты сам придумал? – спрашивает она приторно-сладким голосом.

– Кто сказал, что я как-то назвал свой член?

Элли с вызовом склоняет голову набок.

– Скажешь, нет?

В ответ я лишь пожимаю плечами.

– Ха, я так и знала! И как его зовут?

Я хмурюсь еще сильнее.

– Ну давай, скажи мне, – просит она. – Обещаю, не буду смеяться.

После пяти секунд внутренних споров я сдаюсь.

– Дин-младший.

Элли даже завывает от смеха.

– Боже, ну конечно! Какой ты зануда!

В ответ я щипаю ее за бедро, но она смеется еще сильнее, и мне приходится заставить Элли замолчать, перевернув ее на спину и накрыв рот своим. Она тут же приоткрывает губы, чтобы впустить мой язык, и вот мы уже жарко целуемся и тремся друг о друга, как кошки.

Я отстраняюсь и хрипло спрашиваю:

– Не хочешь снова меня связать?

– Нет, я придумала кое-что другое.

– Эх, а мне так хотелось!

– Хватит жаловаться, милый. Поверь, тебе это понравится.

Теперь Элли переворачивает меня на спину и вызывает у меня стоны, когда начинает целовать мое тело сверху вниз. Через несколько секунд ее теплый рот смыкается вокруг моего члена, и… да… Дин-младший точно не станет жаловаться.

15

Дин

Субботний матч против команды Йеля начинается многообещающе.

Гаррет почти сразу же забивает шайбу в их ворота, и почти весь первый период нам удается держать соперника за пределами нашей зоны, за исключением момента, когда Бродовски по своей дурости уходит с позиции и впускает к нам центрального и правого нападающих Йеля.

Из-за этого болвана я оказываюсь один против них двоих, и только по счастливой случайности им не удается забить нам – шайба попадает в штангу. Я бросаюсь к отскочившей шайбе и делаю быстрый пас Хантеру. Наши нападающие беспрепятственно пересекают красную линию и входят в зону Йеля, в то время как я изо всех сил стараюсь не придушить Бродовски, когда мы мчимся к нашей скамейке, чтобы смениться.

Я брызгаю водой в лицо и сплевываю. По мне струится пот: удерживать оборону в одиночку было очень непросто.

Сидящий рядом Бродовски красный от стыда, и поделом.

– Я облажался, – бормочет он мне.

Стиснув зубы, я отвечаю:

– Со всеми бывает.

Потому что именно так ты и должен отвечать, когда являешься частью команды. Здесь, в Брайаре, мы не ищем виноватых.

Но если уж на то пошло, кто виноват в том прорыве? Конечно, Бродовски.

– Что случилось с твоей губой? – спрашивает он, глядя на маленькую красную ранку на моей нижней губе.

– Секс, – мычу я.

Такер, сидящий с другой стороны от меня, усмехается. Сегодня утром он спросил меня то же самое, и я точно так же ответил ему.

Парень рядом с Такером, один из наших новеньких крайних нападающих, выглядит впечатленным.

– Ты мой кумир, чувак, – говорит он мне.

В оставшееся время на льду играет первое звено, и мы возвращаемся в раздевалку с победным один-ноль. Впервые за много недель наш моральный дух на высоте.

Второй период начинается точно так же, как и первый. Еще один гол на самых первых минутах, в этот раз благодаря Фитци. Мы ведем два-ноль, и Йель чувствует давление. В результате они начинают прессовать нас, играют очень агрессивно и бросают шайбу за шайбой. Патрик Корсен, наш вратарь, и близко не стоит с нашим прежним вратарем, Симмсом, который окончил университет в прошлом году. Еще у него есть плохая привычка откатываться к краю пятачка, так что, когда крайний нападающий команды противника принимает пас от своего центрального защитника, Корсен очень далеко от ворот, чтобы остановить шайбу.

Ладно, все нормально. Все равно пока мы впереди. Ровно на тридцать секунд. Я перепрыгиваю через бортик, потому что подошло время нашего звена, и как раз в эту секунду тот же самый крайний нападающий, только что забивший нам гол, делает впечатляющий бросок из-за ворот, и шайба снова пролетает мимо Корсена. Этот ублюдок вновь забивает нам. Две шайбы меньше чем за одну минуту – и наше превосходство сменяется ничьей.

Остаток второго периода проходит без голов.

Во время третьего все летит в тартарары. Я даже не могу сосчитать всех ошибок: одна глупая промашка за другой.

Логан получает две минуты удаления за удар соперника клюшкой. Йель забивает в большинстве.

Два-три.

На скамейку штрафников садится Уилкес: за задержку соперника клюшкой. Йель забивает в большинстве.

Два-четыре.

Корсен попадается на уловку крайнего нападающего, который вроде бы собирался бросать низко, а бросает высоко. Шайба летит в ворота, прямо в левый верхний угол. Йель снова забивает, и в этот раз мы даже не играли в меньшинстве.

Два-пять.

Хантер забивает гол в одно касание.

Три-пять.

Я получаю удаление за глупейшую подножку сопернику. Йель забивает в большинстве.

Три-шесть.

Звучит финальная сирена, и мы проигрываем нашу третью в сезоне игру. Весело, ничего не скажешь.

* * *

О’Ши оттаскивает меня в сторону, пока я не успел сесть в автобус. Он уже наорал на нас с Логаном за то, что мы заработали себе такие глупые удаления, вылившиеся в две заброшенных соперником шайбы, и я искренне надеюсь, что он не станет делать это снова. У меня препаршивое настроение, а в таком состоянии плохо фильтруешь, что говоришь. Так что, если О’Ши начнет меня провоцировать, не уверен, что смогу справиться с собой.

– Что такое, тренер? – стараясь быть вежливым, спрашиваю я.

Стрельнув в меня своими темными глазами, он достает из кармана BlackBerry. Это отвлекает меня, потому что я не могу вспомнить, когда последний раз видел BlackBerry. По-моему, сейчас все пользуются только iPhone.

– Не хочешь ничего мне сказать? – холодным тоном спрашивает О’Ши.

Я в абсолютной растерянности.

В его челюсти дергается мускул. Не говоря ни слова, он протягивает мне телефон.

Испытывая легкую тошноту, я смотрю на экран. Там открыт неизвестный мне аккаунт в Instagram, но на фото несколько знакомых мне лиц, включая мое собственное. Не знаю, кто автор снимка, но предполагаю, что это одна из девушек, которые наводнили «Малоун» в четверг вечером, потому что под снимком стоят хэштеги #СимпатягиХоккеисты и #СексуальныеПарниБрайара.

Скажу честно, я не понимаю, в чем там проблема. На фото мы с парнями чокаемся стопками – заказали по порции крепкого алкоголя, а потом переключились на пиво. Ну да, мы пьем, но мы все совершеннолетние, и никто из нас не сверкает своим хозяйством, спустив штаны. Ради всего святого, мы же просто сидим за столом!

– Все так же нечего сказать?

Я поднимаю взгляд на О’Ши.

– Это был вечер четверга. Мы праздновали день рождения Фитци.

– Я вижу. И как именно вы праздновали?

– Если вы хотите знать, напились ли мы, то нет.

Но ему этого, видимо, недостаточно.

– Ты помнишь, что я тогда сказал тебе в кабинете Дженсена? Никакого алкоголя, никаких наркотиков и скандалов.

– Мы не напивались, сэр. Всего лишь выпили по парочке бокалов пива.

– Ты знаком с правилами Брайара в отношении употребления наркотиков и алкоголя студентами-спортсменами? Если нет, тогда я с радостью предоставлю тебе их копию.

– Ой, да ладно вам, тренер, нельзя же всерьез требовать от нас не пить. Мы же в колледже, вашу… вы же понимаете. И всем нам уже больше двадцати одного.

– Следи за своим языком, Ди Лаурентис, – рявкает О’Ши. – Да, я, как и другие тренеры, отношусь к этим правилам серьезно. Пока ты играешь за этот университет, будь добр подчиняться этим правилам и правилам, установленным Национальной ассоциацией студенческого спорта, и вести себя соответствующе.

– Сэр… – Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но не ощущаю ни капли спокойствия. Я подавлен из-за сегодняшнего поражения и совсем не в настроении выслушивать, как меня отчитывают за пару гребаных бокалов пива. – В тот вечер я и мои товарищи по команде вели себя исключительно. Так что расслабьтесь, вам не о чем волноваться.

– Не умничай, сынок. У нас тут серьезные проблемы…

– Нет у нас никаких проблем, – прерываю я его. – По-моему, вы перегибаете палку. Мы пошли в бар и выпили немного пива. И это все. Но раз вы так переживаете по этому поводу, может, вам обратиться к тренеру Дженсену и узнать, что он думает? – Мой рот кривится в усмешке. – Все же Дженсен – главный тренер команды. Наверное, это ему следует решать такие «серьезные проблемы»?

Я тут же жалею о сказанном, но этот мужик меня достал.

Как и следовало ожидать, О’Ши без особой радости воспринял такой вызов своему авторитету.

– Чэд дал мне полный карт-бланш во всех вопросах, касающихся защитников, и тебе не помешает это запомнить, – он словно выплевывает слова. – Когда речь идет о моих подопечных, все проблемы решаю я. А это, мистер Ди Лаурентис, проблема. Пока ты часть этой команды, исключи употребление алкоголя и любых наркотиков, понял?

Ох, мать вашу! Я уже сыт по горло всем этим…

– Я понял, тренер. Теперь мне можно сесть в автобус?

Его лицо становится красным от гнева.

– Хочешь сесть в автобус со своими товарищами по команде? Тогда тебе следует научиться брать на себя ответственность за свои действия! Признавать, что ты поступил неправильно.

Еще секунда – и я выйду из себя. Мои ладони сжались в кулаки, но каким-то чудесным образом мне удается сдержаться и не ударить его.

– Хочу поинтересоваться чисто из любопытства: вы планируете отчитать и остальных, кто на том фото, или просто ко мне особое отношение?

– Я поговорю со всеми, не переживай. Просто решил начать с тебя, потому что в прошлом ты злоупотреблял спиртным.

В прошлом злоупотреблял спиртным?

Да пошло оно все! И на хрен его!

Он прекрасно знает, что у меня никогда не было проблем с алкоголем. Просто бесится и пытается найти еще способы наказать меня за то, что случилось с Мирандой. Но говорить о каком-то одном случае, когда я слишком много выпил, причем будучи гребаным тинейджером, как бы намекая, что у меня алкогольная зависимость?

Как… меня… все… это… достало.

– Спасибо за беспокойство, – любезным тоном говорю я. – Очень вам благодарен. Честное слово.

А потом оставляю его стоять на тротуаре, а сам иду к автобусу.

Слава богу, О’Ши меня не останавливает.

В попытке собрать остатки самообладания я залезаю в автобус и опускаюсь на свое обычное место рядом с Такером, который вопросительно смотрит на меня.

– Что такое?

– Ничего.

Я достаю из кармана наушники и втыкаю их в уши. Если Таку это и показалось грубым, он ничего не говорит, а просто опускает глаза на телефон. Спустя несколько минут автобус отъезжает.

Мой iPod Shuffle начинает проигрывать какую-то ро́ковую композицию, которая только еще больше меня заводит. Тогда я открываю плей-лист, сделанный для меня летом Уэллси, и пытаюсь успокоиться под звуки мягкого джаза и мурлычущего вокала. Нет, не получается. Я выключаю плеер и начинаю слушать тихую болтовню моих товарищей по команде.