Эстель Маскейм - Сделай шаг

– Холден, у тебя все в порядке?

Опустив веки, он медленно крутит головой, сжимает кулаки в карманах и шепчет:

– Нет.

И хотя мороза нет, с его губ срывается пар, а дыхание становится прерывистым. Он снова открывает глаза и замечает мой тревожный взгляд. Делает глубокий вздох и произносит:

– Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Что же?

Холден никогда так себя не ведет, и меня охватывает беспокойство и отчаяние. Я подхожу к нему вплотную и взмаливаюсь:

– Ну, говори же!

Сглотнув комок в горле, он безжизненно опускается на стул, а я присаживаюсь на соседний. Никаких нервов не хватит, пусть говорит уже, наконец!

– Если ты серьезно относишься к Джейдену Хантеру, – бормочет он, – то должна кое-что знать.

Он пытается посмотреть мне в глаза, но видно, это дается ему с трудом.

– Тебе следует знать, почему в присутствии близнецов меня едва не разрывает… Я просто… не в силах…

Он трясет головой и снова смотрит на траву.

– Больше не могу.

– Ты о чем?

– Рядом с ними чувство вины становится невыносимым, – говорит он дрожащим голосом, расцепляет пальцы и взъерошивает свои волосы.

Почему он не смотрит на меня?

– Вины? – переспрашиваю я, ничего не соображая. – Холден?

– Авария, Кензи! – выпаливает он.

Я все еще ничего не понимаю и отрешенно таращусь на него. Сердце бьется где-то под ребрами. Холден наклоняется вперед и продолжает с глазами, полными ужаса:

– Помнишь, что решили по итогам следствия? Мол, они слетели с дороги, чтобы не сбить животного, внезапно выскочившего на дорогу.

Он делает паузу, делает глубокий вдох, и только сейчас я замечаю, что он дрожит. И не от холода.

– Копы заблуждаются. Той ночью на дороге животных не было, – хрипло шепчет он, бледнея. – Там был я.

Слова Холдена обрушиваются на меня тяжким грузом. Снова и снова они звучат в моей голове, пока наконец смысл сказанного не доходит до меня. Через несколько секунд удушающей тишины я вникаю в суть. Это известие – как удар под дых.

– Ты был там? – недоверчиво шепчу я и, моргая, смотрю на него.

– Тогда был открыт футбольный лагерь.

Он говорит так быстро, что я едва поспеваю за его словами. Его трясет еще сильнее.

– День выдался долгим и отвратительным. Я так устал тогда. Хотел прокатиться, чтобы голову разгрузить. Боже мой, мне казалось, проселочные дороги – они ведь тихие…

Облокотившись на стол, он закрывает лоб ладонью, зажмуривается и отворачивается. Я не могу и слова произнести. Слушаю, застыв от ужаса, хотя больше не хочу слушать.

– Дороги на самом деле были тихими. Я просто… вел машину. Было темно, играла магнитола, и… ничего толком не помню.

Холден глядит в небо, выдыхает и медленно прикрывает веки. Его грудная клетка поднимается и опускается, нижняя губа подрагивает. Тяжело дыша, он опускает голову и смотрит на меня полными боли и ужаса глазами. У меня в животе все сжимается, и накатывает тошнота.

– Я так чертовски устал, но мне надо было добраться до Форт-Коллинса, а потом – домой, – продолжает он с виноватым, подавленным видом. – Думаю, я… задремал.

Он такой бледный, что кажется нездоровым. Уставившись куда-то мне за спину, Холден замирает. От угрызений совести он щурится и закрывает рот рукой, как будто пытаясь удержать выскакивающую правду.

– Все что я помню – оглушительный звук автомобильного гудка, который меня разбудил, – шепчет он, не отрывая ладонь от губ.

Он все быстрее и быстрее качает головой, словно не веря самому себе или не желая верить.

– Я просто так сильно устал. Какого черта я тогда сел за руль? – стонет он. Голос его так слаб, что напоминает то ли хрип, то ли скрип.

Он сжимает голову руками, сцепляя пальцы на затылке.

– Я даже не понял. Слегка замедлил ход, глянул в зеркало заднего вида, но ничего не разглядел, только расплывчатый свет задних фар.

Холден снова смотрит в небо, и я замечаю, как он быстро моргает, чтобы сдержать готовые прорваться слезы.

– Я просто продолжил ехать. И не подумал даже…

Его слова уплывают в тишину и повисают в вечернем воздухе.

– На следующее утро я узнал об аварии. Только Хантеры увернулись не из-за животного, Кензи, – шепчет он. – А из-за меня.

И наступает долгое гипнотическое молчание. Такое ощущение, что прошло несколько часов. Слезы Холдена капают на траву, и я наблюдаю за ним через пропасть, внезапно разверзшуюся между нами. И ни у него, ни у меня не хватает смелости заговорить.

Грудную клетку словно сдавливает тисками. О чем он думал? Почему говорит об этом только сейчас? В голове столько мыслей, что совершенно невозможно сосредоточиться. Я прижимаю руку к груди и шепчу:

– О, Холден.

Тошнота усиливается, и я зажимаю ладонью губы, чтобы меня не вырвало. Он сидит напротив и дрожит. Не в силах взглянуть на меня, закрывает лицо руками, наклоняется вперед, к коленям.

Я тоже не могу на него смотреть. Встаю и отхожу от стола, зажав пальцами виски. В затылке пульсирует мучительная боль. Не хочу в это верить. Не могу. Внезапно начинает кружиться голова, двор плывет, и все тело слабеет. Испугавшись, что вот-вот упаду, я сажусь на лужайку и упираюсь руками в траву, чтобы прийти в равновесие.

– Почему ты ничего не говорил? – спрашиваю я шепотом.

Борюсь со слезами, и у меня першит в горле. Как теперь сообщить об этом Джейдену и Даниэль?

– Не хотел вляпаться в неприятности, – сдавленно признается Холден сквозь сомкнутые ладони.

Голос его изменился и теперь похож на детский, слабый и беззащитный – совсем ему несвойственный.

– Я не знал, что за этим последует, – быстро добавляет он, приподнимает голову и смотрит на меня опухшими глазами из-под мокрых ресниц.

И тут у него начинаются рвотные позывы. Он поднимается со стула, наклоняется над столом, опираясь на него рукой и несколько раз судорожно дергается. К моему удивлению, его так и не стошнило. Я гляжу на него, замерев на траве. Реальность начинает укладываться в голове, и меня охватывает болезненное оцепенение.

– Холден, – шепчу я. – Они должны знать.

– Нет!

Он немедленно выпрямляется, тяжело дыша, почти задыхаясь, утирает слезы с щек и повторяет уже тише и мягче:

– Нет.

Холден смотрит на меня с таким отчаянием, что я отвожу взгляд.

– Пожалуйста, Кензи, – умоляет он. – То был несчастный случай…

– Ты думал, я скрою от них правду?

Я осекаюсь и моргаю. Он действительно так считал? Нельзя же нагрузить меня тяжелой ношей тайны. Я не собираюсь тащить ее! И пусть не надеется, что я не расскажу Джейдену. Это же Джейден! Я не могу иначе.

Снова проведя рукой по волосам, он осторожно шагает ко мне по лужайке, садится рядом и хватает мое запястье, в панике уставившись на меня.

– Кензи, послушай меня, – говорит он. – Я справлюсь. Вот поступим в колледж – и начнем все сначала. Однажды мы разъедемся из города. У меня еще может быть нормальное будущее.

– Холден, – шепчу я. – Я не знаю, что тебе сказать.

Он берет второе мое запястье и прижимает к своей груди мои руки. Его сердце грохочет еще быстрее, чем мое.

– Я твой лучший друг. Тебе придется сохранить тайну. Умоляю, Кензи. Я ведь могу еще поступить в колледж и добиться чего-то.

В его глазах я вижу боль, чувство вины, страх, ужас и решимость. Такой Холден мне незнаком.

– Не знаю… не знаю, смогу ли, – наконец говорю я, качая головой.

Сохранить секрет, чтобы защитить лучшего друга, утаив правду от Джейдена? Или рассказать обо всем Джейдену, но разрушить жизнь Холдена? По моей щеке медленно катится слеза. Нет. Дело не в том, кого я хочу защитить. А в том, что является правильным, и в том, что он просит меня о слишком многом. Я не могу молчать. Джейден должен знать.

Холден сдувается на глазах: плечи опускаются, грудная клетка тоже. Он мягко сжимает мои запястья, отпускает их и молча смотрит мне в глаза. И ничего не говорит, только кивает, поднимается и уходит, волоча ноги по траве.

Поверить не могу, что мой Холден был там в роковую ночь, на той дороге. Мой Холден послужил причиной трагедии. И, несмотря на все это, я все еще считаю его своим Холденом. Он сейчас так подавлен, и совершенно не хочется оставлять его в одиночестве.

– Холден, – мягко зову я и иду за ним следом.

Не хочу, чтобы он уходил в таком состоянии, тем более после всего, что я только что услышала. Однако Холден не обращает на меня внимания и продолжает идти к дому. Отмахнувшись от меня, он ускоряет шаг, желая убраться отсюда так же стремительно, как и появился.

Дойдя до входной двери, он решительно ее распахивает, но тут же отшатывается и врезается в меня. По ту сторону стоит дядя Мэтт с поднятой рукой, явно намеревающийся постучать. Удивившись, он делает шаг назад, смотрит то на меня, то на Холдена, а потом улыбается и говорит:

– Привет, Кензи! Папа дома?

Я бросаю взгляд на Холдена. Он побледнел еще сильнее и не сводит глаз с моего дяди. Мэтт пришел в полном обмундировании, с полицейским жетоном и держит руку на форменном ремне, как раз над пристегнутыми наручниками. Вид копа, похоже, привел Холдена в ужас.

– Кензи, давай… увидимся позже… – бормочет он, поспешно проходит мимо дяди Мэтта и спускается к дорожке.

– Все нормально? – спрашивает Мэтт, обернувшись на Холдена.

Тот торопливо пересекает лужайку, залезает в отцовский фургончик и захлопывает за собой дверь.

– Что это с ним?

– Ничего, – отвечаю я.

Удивительно, как я вообще не потеряла способность говорить. Но поднять взгляд на Мэтта не могу. Холден заводит мотор, жмет на газ, и шины шуршат по земле. В голове полный кавардак, и я хочу побыть в одиночестве, все обдумать. Поэтому поворачиваюсь и бреду в прихожую.

– Папа на работе, – сообщаю я Мэтту, хватая со столика ключи от маминой машины, лежащие рядом с рамкой Грейс. – Побудешь с мамой, пока я не вернусь?

Мэтт внимательно на меня смотрит. Терпеть не могу, когда он начинает испытывать на мне свои профессиональные навыки.

– Маккензи, куда ты направляешься? – строго спрашивает он.

Крепко зажав в руке мамины ключи, я наступаю на коврик перед дверью, проворно выскакиваю на крыльцо, иду к машине и через плечо бросаю:

– Куда глаза глядят.

Я не знаю, куда идти, что делать и о чем думать. Просто еду.

На сердце тяжелый груз, в голове куча вопросов. Разрываюсь между лучшим другом и парнем, в которого влюблена. Защитить Холдена или рассказать Джейдену правду? Он и Дэни заслуживают знать, что случилось той августовской ночью и почему погибли их родители.

Но Холден…

Какие последствия будут для него? Что случится, когда откроется истина? Наверное, расследование возобновят, а что потом? Твержу себе, что Холден виноват. Он заснул за рулем. Однако несчастный случай частично объясняется тем, что Холден много трудился, стараясь обеспечить себе будущее. А сейчас получается, что оно зависит от моего решения. В его глазах я заметила мучительное чувство вины. И оно не оставляло его целый год – разве не достаточно такого наказания? И неужели Хантерам станет легче, когда найдется виновный?

Мне не с кем это обсудить, некого попросить о совете. Все так или иначе связаны с Хантерами. Холдена я догонять не стану: не в силах даже взглянуть на него. Уиллу тоже звонить не могу. У мамы и без того куча проблем, нельзя ее загружать. Обычно я делюсь с дядей Мэттом, но об аварии ему, ясное дело, не расскажешь – он коп! И тайну хранить не хочу. Как же мне разобраться с этим? Варианта два: либо молчать, либо поделиться. В обоих случаях кто-то пострадает.

С глухим стоном наклоняюсь над рулем, крепко вцепившись в него обеими руками, и быстро моргаю, чтобы сдержать слезы. Лучше бы Холден ничего мне не говорил. Совершенно не представляю, как завтра смотреть ему в глаза. А Джейдену? А Дэни? После того как я все узнала…

Не знаю, куда еду. Главное – не желаю оставаться в Виндзоре. Дальше и дальше, не выбирая маршрут. По Мейн-стрит на запад, прочь из города, на пределе скоростных ограничений, сосредоточившись на собственном дыхании. На дорогах полно машин, но я представляю, что их нет, а я еду в одиночестве, как когда-то Холден выезжал из города, ни о чем не думая. Хочу понять, каково это – когда вся твоя жизнь меняется в мгновение ока.

Утерев слезы, выруливаю на федеральную автостраду. Здесь трафик активнее. Больше машин, больше включенных фар. Еду на север к Форт-Коллинсу. Не знаю куда. Не знаю, собираюсь ли останавливаться. Просто веду автомобиль и смотрю на огни фонарей.

Дрожа, стою в коридоре общежития и осторожно стучусь в комнату. Снаружи похолодало, а вестибюли студенческих общаг теплыми не назовешь. Пиджак я оставила дома, так как убегала в ужасной спешке. Даже причесаться времени не было. Но сейчас мне не до того, и так на душе тошно. Мне безразлично, что потекла тушь, что спутались волосы. Стою, обхватив себя руками, и терпеливо жду, когда откроется дверь. Надеюсь, он там.