– Хорошо. Я обещаю.

  – Спасибо, родная, – Лена уже сама вжалась в меня. С силой сдавив в объятьях.

  Спать отправились уже под утро. Просто молчали и держались друг за друга. Она хмурилась, кусала губы, плакала еще несколько раз, но уходить с кухни упорно не хотела, заново вновь и вновь, судя по кривившемуся лицу, прокручивая в голове случившееся, наказывая себя. Не выдержав ее мучений, я втихаря накапала Ленке пустырника. Она все возмущалась, что чай приобрел неприятный запах. Но поняла подставу только после того, как вылакала половину чашки. А примерно через пятнадцать минут измученный организм подруги начал банально отключаться.

  Заснули мы практически в обнимку – на одной подушке, соседняя, положенная специально для Батти, осталась не тронутой. Несколько раз сквозь сон она всхлипывала, стонала и дергалась во сне. В такие моменты гладила ее по голове, шептала что то успокаивающее. И почти скрипела зубами от бессильной злости. И данного обещания о молчании. Новый год начался.


  Глава 11

  – Марин, померяй температуру, пожалуйста, – как будто спокойный голос Лены не может меня обмануть. Она с трудом сдерживается, чтобы силой не впихнуть в меня этот градусник. Именно впихнуть, ибо своим упрямством я ее уже конкретно достала, и просто подмышка её не впечатляет. И что то мне подсказывает, что еще немного и мерить температуру я буду ректально...

  – Не надо, правда. Я хорошо себя чувствую. Просто немного болит голова и все, – бессовестно вру. И мы обе это понимаем.

  Зачем? У меня свидание в семь с Вадимом. И я уже стояла на пороге одетая и готовая, как пришла Батти. Все эти две недели она, по большей части, провела у меня, часто оставалась ночевать, проговорившись, что со мной её не мучают кошмары. А я была только рада – подготовка к экзаменам не могла заглушись тоскливое одиночество. Равно как и семейный ужин первого января у мамы. Из родительского дома-в-гостях пришлось возвращаться домой, в тишину пустой квартиры, где я одна. А так рядом со мной мой близкий человек, о котором я, как курица-наседка, заботилась, и мне становилось теплее и легче. Пусть даже, по большей части, мы молчим каждая о своем, но дискомфорта от этого нет. А потом позвонил Вадим, пригласил меня, как ни в чем не бывало, на свидание, с легким смешком поинтересовавшись, не против ли я Старого Нового Года в его компании. Конечно, я согласилась, забыв, как о несущественной, о своей обиде и мучавшем меня страхе неопределенности.

  В то утро, точнее день, когда мы с Батти проснулись после тяжкой ночи, проконтролировав строгим надзирателем завтрак девушки, я непривычно много болтала, отвлекала подругу от мрачных мыслей и неприятных воспоминаний как могла. Я рассказывала в лицах, красках и на эмоциях о своих только начавшихся отношениях. Стыдливо умолчав о том, что отношений то толком и нет никаких. На самом деле Ленка была первая, кто узнал о моем как будто парне. Нет, я не делала из этого события секрета, но и без умолку говорить о нем не хотела. Словно боялась неосторожным словом спугнуть. Хотя, было бы что.

  И вот теперь все опять летит в тартарары.

   Да, я знаю что у меня температура. Еще утром почувствовала это. И если когда я проснулась жар только набирал градусы и была действительно только небольшая головная боль, даже легкая ломота в висках, если говорить точнее. То теперь голова гудела как чугунный котел. Я выпила все имеющееся в квартире жаропонижающее. Все без толку, как обычно. Только во рту остался противнющий привкус лекарств, да желудок болезненно крутило от спазмов. Есть мне не хотелось совершенно, даже через силу – все просто грозило отправиться обратно в периодически накатывающих приступах тошноты. Давно меня так не накрывало. Я вообще редко болею, но если заболеваю, то так, что мало не кажется. Примерно на три-четыре дня повышенной температуры и последующей недели общего недомогания. Причем прием лекарств, даже самых убойных и действенных, не влияет на временной промежуток моей болезни. Можно вообще просто ограничиться медом и малиновым вареньем с горячим чаем под одеялом в шерстяных носках, и эффект будет принципе тот же, если меня пичкать разнообразной химией.

  Вот только сегодня я сожрала все имеющиеся лекарства в доме в надежде хоть немного притупить симптомы начинающейся болезни. Или хотя бы капельку приглушить боль. Или чуточку сбить температуру. Ну хоть на несколько часов отсрочить неизбежное! Как же мне хотелось встретиться с Вадимом. И я это сделаю! Осталось только каким то образом слинять от этого цербера в бежевом платье-свитере до середины бедра.

  Цербер, кстати, был категорически против моего побега. О чем недвусмысленно мне и заявил:

  – Ты. Сидишь. Дома. И лечишься. Без вариантов. Точка. – вот именно так, с большими паузами между словами, на всякий случай отделяя их друг от друга еще и активной жестикуляцией. Несчастным градусником, зажатой в маленькой, но крепкой ладони, и угрожающе направив его на меня.

  Я невольно сглотнула. И поморщилась – больно глотать, пипец как...

  – Лен, не прессуй меня. И так голова раскалывается, – жалобно попросила я, надеясь на снисхождение.

  Обломалась, с хрустом и треском. Снисхождения не было. Зато воспользовавшись тем, что уже почти вплотную стоит ко мне, Лена резко что то прижала к моему лбу, удерживая второй рукой меня за плечо чтобы не вырывалась, считая вслух до двадцати. А я и не вырывалась, голова в довершение к боли начала кружиться и единственная связная мысль была "Только бы не грохнуться в обморок...".

  Следующее, что я помню, это то, что уже лежу на кровати, а Ленка сидит рядом со мной, нахмурив лоб и смотрит на меня с тревогой.

  – Мар, у тебя температура почти 39. Жаропонижающее пила?

  Я только кивнула и опять зажмурилась от разноцветных кругов перед глазами и пульсирующей боли где то внутри черепа.

  – Аптечка все также на кухне? – я утвердительно опустила веки, на всякий случай еще и угукнула. Получилось что то очень тихое и непонятное. Но видимо Батти поняла правильно, потому как сквозь туман в голове я ощутила что ее рядом просто нет.

  – Он меня ждет... – тихо прошептала я.

  – Ух и отлупить бы тебя сейчас, чтобы сидеть не смогла! Я видела что у тебя в мусорном ведре! Шесть! Шесть пакетиков из-под жаропонижающего и четыре блистера из-под шипучего аспирина! Охренела столько лекарств за неполный день вылакала! Я вообще удивляюсь, как тебя еще не выворачивает наизнанку и ты еще в сознании! Вот скажи мне честно – хоть что-нибудь помогло? Хотя нет, не отвечай. Сама вижу, что все без толку. Глупая твоя башка понимает хоть, как сейчас насилуешь свой организм?! – распалялась все больше подруга. А я... я с досадой понимала, что она права. Черт! Как все не вовремя!

  – Батти...

  – Что?! Не пущу! Привяжу тебя если надо будет! – весь угрожающий вид, да еще и воинственно наставленный на меня указательный палец с длинным ярко-красным ноготком просто кричал мне – привяжет, однозначно. С особым садизмом заботы по-настоящему близкого человека, что сильно переживает за меня.

  И стало теплее на душе.

  – Не кричи, солнце, – облизала пересохшие губы почти сухим языком. Попробовала сглотнуть – а глотать то и нечего, пустыня во рту. – Дай водички, плиз.

  Ленка исчезла на кухне, вернулась через минуту с кружкой теплой и такой вкусной воды, сладкой из-за меда. Осушила и не заметила как, еще бы столько выпила. Без сил откинулась обратно на подушку. Надо же, я и не помню, как оказалась на своей кровати под тонким покрывалом. Подняла взгляд на грозную Ленку в позе сахарницы – насупилась и руки в бока упираются, весь вид так и кричит – стоять буду насмерть, враг не пройдет! Точнее не сбежит.

  – Дай мой телефон, пожалуйста, – после живительной влаги голос хоть отдаленно похож на мой, только хриплый и слабый. – Я позвоню, предупрежу, что заболела и не приду, – Лена недоверчиво протянула мне мой телефон. Не поняла, как он у нее оказался? Нашла номер в списке последних вызовов, нажала на трубочку. Пару гудков и любимый голос в трубке:

  – Алло, крошка моя! Привет!

  – Привет, – от радости в его голосе на миг стало радостно. – Вадим, я заболела, температура высокая... Прости, но снова не получится. Мне очень жаль, – прохрипела я практически без пауз. Просто боялась что голос опять почти пропадет или силы внезапно закончатся.

  – Заболела? Серьезно? Если хочешь, я заеду за тобой? У нас тут будет весело. Правда, – Лена решительно сделала шаг в мою сторону и протянула руку за моим телефоном. Подняла свободную руку жестом прося не вмешиваться.

  – Я бы с радостью, – недовольный хмык от Лены не заставил себя долго ждать, – Но не могу. Не обижайся, хорошо?

  – Ладно. Я понял. Лечись, давай. До скорого? – музыка на заднем плане и голоса.

  – Целую, пока, – грустно мне очень, прям хоть плач в трубку. Вот только сил моих становится все меньше, говорить все сложнее, а туман в голове гуще. Почти отключаюсь.

  – И я тебя. До встречи, детка. И выздоравливай! – неожиданно мягкость в голосе Вадима, и короткие гудки.

  Положила телефон рядом с собой на кровать, откинулась на подушку. Сил нет совсем. Закрыла глаза – так голова болит немного меньше, или так кажется. Лена положила холодную руку на лоб. Хотя, может быть, рука нормальной температуры, это я печка. Видимо так же подумала и подруга.

  – Писец, ты еще горячее стала, – тихий встревоженный голос где то на периферии сознания. – Давай, солнышко, померяем темпу и посмотрим что у нас получается.

  А мне откровенно уже все равно что там и как. Просто проваливаюсь в тяжелый сон. В вязкий туман, что затягивает как болото.

  Сквозь полусон-полубред слышу голос:

  – Да. Высокая температура. Сейчас уже 39,7. Еще час назад была 39. Да я откуда знаю! Да мне... послушайте, мне не важно что у вас много вызовов! Мне нужно чтобы приехал врач и посмотрел девушку! Откуда я знаю, что он сделает?! Я что, врач?! Ну не знаю укол там какой-нить или таблетку. Да не действует на нее эти гребаные фервексы! Я не ругаюсь, я так разговариваю! Вот именно вы на меня и кричите. Лучше подскажите что делать-то? – слезы в голосе Лены? Наверное мне это снится. Снова проваливаюсь в пустоту.

  И снова меня оттуда беспардонно вытаскивают:

  – Котя, очнись, детка. Пожалуйста, – опять слезы слышу и... всхлип? С трудом открываю глаза – комната плавает вокруг меня. Или это я плаваю в ней? Не понятно. Но отвечаю:

  – Батти? – нет, не отвечаю в полном смысле этого слова, так просто разомкнула губы, точнее разорвала их – они намертво склеились друг с другом. В первый раз мне так плохо.

  – Слава Богу! Скорая должна вот-вот приехать, я вызвала еще полчаса назад. Скажи мне, у тебя есть водка? – очень интересный вопрос.

  – Будем угощать врачей? Им нельзя, они на работе...

  – Нет, солнце. Тебя будем спаивать, – вроде не улыбается, а почему звучит как шутка?

  – Я не пью... ты же знаешь, – пытаюсь выдавить из себя улыбку, не получается.

  – Глупая. Внутрь обойдешься, еще буянить будешь. Так есть или нет?

  – Откуда? Мне как то без надобности. Хотя может быть от ба что то осталось. От поминок. Посмотри, может быть в секции где секретер, нижние дверцы, – не успела договорить, Ленка уже метнула к стенке. С таким энтузиазмом даже если у меня и нет спиртного, она что-нибудь все равно найдет.

  – Нашла! – и неподдельная радость в голосе. Надо же, как просто сделать человеку приятное.

  Прохлада на моей груди, животе, на локтевых сгибах. Если бы еще так спиртом не воняло – вообще бы здорово было. И мокрая тряпка на лбу. И снова темнота вокруг меня...

  Открыла глаза – тишина вокруг. Только настольная лампа рядом с моей кроватью дает приглушенный свет, включенная всего на одну слабенькую лампочку. Дико хотелось пить, просто невыносимо, засохло все, что могло засохнуть и не могло тоже. А около лампы стоит небольшая бутылочка с широким горлом, с водичкой. Мм, какая вкусная водичка, невероятно. Я вылакала всю залпом, не имея сил оторваться от горлышка. Краем глаза заметила Батти – спит на кресле, накрывшись пледом почти с головой. Оно у меня огромное, старинное, с покатой полукруглой спинкой, мягкими подлокотниками и поднимающейся подножкой. При желании в нем можно спать почти как в кровати, с единственным отличием в том, что спать приходится в полусидячем положении. С ума сойти, это она все это время со мной тут? И сколько вообще времени?

  И если первый вопрос очевидно не требует ответа, то на второй я так и не нашла ответа – я опять отключилась. Или провалилась, как уж посмотреть.

  Я просыпалась еще несколько раз за эту ночь. Неизменно выпивала немного воды с медом или бульона, Лена периодически вытряхивала меня из простыни, меняла ее, прикладывала мне неизменную тряпку на лоб и я снова проваливалась в сон.

  Проснулась от телефонного звонка. Открыла глаза, с трудом определила местонахождение телефона – он почему то валялся под кроватью. Зато проснулась. Мама звонит.