Вскоре я осознаю, как была не права. Раньше, по возвращению в Северную Каролину, я спокойно могла выйти из дома, не боясь столкнуться с одним знакомым мне человеком. Здесь, в Гамильтоне, все как раз наоборот. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, как я сейчас выгляжу. После работы я приняла душ, надела штаны для йоги и футболку. Мои волосы все еще влажные, а лицо без макияжа. «Не лучший твой вид, Дэйз».

По дороге к раздвижным стеклянным дверям меня останавливают не менее пяти человек, как будто это организовано каким-то жестоким Богом. В основном люди просто здороваются или интересуются, как дела у моей мамы. Но, когда соседка просит посмотреть на родинку на верхней части её бедра, я останавливаю этот поток людей.

Оказавшись внутри, я чувствую себя в безопасности, но на всякий случай выхватываю со стойки журнал «People» для маскировки. Я многофункциональна: пока упаковываю кабачки, читаю интервью о Бене Аффлеке ‒ и тут, на противоположной стороне овощной секции, вижу Лукаса. Он тоже переоделся после работы. На нем спортивная одежда и бейсболка. Он снял очки, а его футболка выглядит влажной, как будто он только что из спортзала.

Он поднимает глаза и видит, что я смотрю на него. Я тут же прикрываю лицо журналом.

«Уходи. Уходи. Уходи».

Я повторяю эти слова себе под нос, в надежде, что он исчезнет, как Битлджус. На всякий случай, если мое волшебное заклинание не сработает, я поворачиваюсь к нему спиной и запихиваю кабачки в свою тележку так, как будто по каналу CNN только что объявили о нехватке кабачков во всем мире.

Могу только представить его ехидное замечание: «Большая поклонница кабачков?»

Я стою там, дрожу и думаю, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти сюда и затеять драку? Но через пару минут я оглядываюсь и понимаю, что его там нет. Он решил не подходить.

«Ха».

Я расправляю плечи и, проходя через продуктовые отделы, чувствую, как меня охватывает страх. Внезапно высокие проходы кажутся стенами лабиринта, а минотавр Лукас прячется где-то внутри. Я решаю пропустить половину магазина и направляюсь к дальнему отделу с мясными и молочными продуктами, надеясь заметить Лукаса прежде, чем он увидит меня.

«Фух». Он на два шага впереди, выбирает курицу. Я знаю, что он видит меня краем глаза, но не поворачивается. Он берёт упаковку низкокалорийных куриных грудок, которые, я уверена, после употребления, каким-то образом превратятся в еще один ряд кубиков на его прессе. Он продолжает идти в нескольких метрах от меня. Это пытка. Кажется, что меня больше не интересует соус для спагетти, когда я знаю, что Лукас находится на другом конце прохода и выбирает между двумя брендами макарон.

«Неужели он меня не видит? В какую игру он играет?»

Я намеренно подольше задерживаюсь перед стойкой с чипсами, спойлер: Бен Аффлек, вероятно, собирается вернуться к Дженнифер Гарнер. Я надеюсь навсегда потерять Лукаса из вида, но это бесполезно. Мы снова встречаемся в секции замороженных продуктов. Проходя мимо него, я готовлюсь услышать какую-нибудь подколку, но ничего не происходит. Он проносится мимо меня, как будто мы незнакомы. Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Он выбирает мороженое. Теперь я знаю, что он притворяется: он в слишком хорошей форме, чтобы есть сладкое. В его спортивной одежде я вижу каждый дюйм его широкой груди и подтянутых ног.

Прежде чем понимаю, что делаю, я толкаю свою тележку прямо к нему. Однако из-за гипса, у меня не получается проконтролировать ее траекторию движения, поэтому в итоге, я тараню его тележку своей. Это было не преднамеренное применение силы, но мне нравится тон разговора, который он задает.

— Привет, Дэйзи, — говорит Лукас.

Он ухмыляется, но его взгляд прикован к мороженому.

Я наклоняюсь вперед, стараясь встретиться с ним глазами.

— Довольно, Лукас. Я знаю, ты видел, как я ходила по магазину.

Он наклоняет голову к витрине с мороженым:

— «Роки роуд» или «Мятный шоколад»?

Это должно быть какая-то игра, но как само провозглашенный знаток мороженого, я не могу не ответить.

— Ты что, издеваешься? «Роки роуд» ужасное. Кто любит в мороженом орехи?

Он протягивает руку, хватает «Роки роуд», кладёт в тележку и поворачивается ко мне спиной. К тому времени, когда до меня доходит, что меня только что отшили, он уже проходит мимо отдела с замороженной пиццей.

Несмотря ни на что, я тянусь за мятным мороженым с шоколадной крошкой.

У прилавка с молоком я его догоняю. Он выбирает 2% так же, как и я. Лукас достаёт пакет и держит его для того, чтобы я смогла его осмотреть. Я киваю, и он убирает его в мою тележку.

— Спасибо.

Когда он тянется за йогуртом, его взгляд падает на мои покупки.

— Ты ещё кому-нибудь оставила кабачки?

— Ха! Я знала, что ты что-нибудь скажешь по этому поводу!

Я выгляжу очень довольной, как будто я детектив, и преступник только что признал свою вину.

— Мне просто интересно, что ты или хоть кто-нибудь смогли бы приготовить из такого количества? Они занимают четверть твоей тележки.

Я не думала так далеко вперед.

— Хлеб, — гордо заявляю я, как ребёнок, знающий двенадцать слов.

— Хлеб из кабачков?

Похоже, он не верит, что это возможно. Но каким-то чудом, так и есть.

— Это очень вкусно. Как банановый хлеб, но лучше.

Он кивает.

— Я поверю тебе на слово. Йогурт?

— Греческий.

— Тоже. Вот, попробуй с клубникой на дне. Мой любимый.

Я не возражаю, потому что это тоже мой любимый. С полки свисает несколько купонов на скидку в один доллар, и я хватаю их все для себя, пытаясь вывести его из этого странного спокойствия. К сожалению, он только улыбается и направляется вперед.

— Ты закончила с покупками? — спрашивает он.

Я киваю.

Мы, молча, идем к кассам. Перед нами никого нет, поэтому мы заканчиваем одновременно. Увидев мой гипс, молодой парень ‒ упаковщик предлагает помочь загрузить продукты в мою машину, но я отказываюсь. Это скользкая дорожка на пути к превращению в пожилую леди, и я не сделаю свой первый шаг в двадцать восемь лет.

От Лукаса не так легко отмахнуться.

— Тебе понадобится час, чтобы загрузить все эти сумки одной рукой.

Как будто мы снова вернулись на работу, где я получаю снисхождение от своего врага. Может, у меня и нет выбора, чтобы отказаться от его помощи с девяти утра до пяти вечера, но сейчас я могу это сделать.

— Я в порядке. Правда.

— Хорошо, тогда ты не будешь возражать, если я помогу.

Мои самые драматичные клетки мозга посылают сигнал, что он просто хочет остаться со мной наедине на задней части парковки, чтобы запихнуть меня в багажник, и никто бы этого не заметил. На самом деле, он быстро загружает сумки в мамину машину, а затем отступает назад, поднимая руки в воздух в знак капитуляции.

— Это было не так уж и плохо, правда?

Боже, он такой милый в тусклом свете фонарей и почти ребяческий в этой бейсболке.

— Это была пытка, — задумавшись, говорю я.

Он качает головой и, улыбаясь, опускает взгляд на тротуар в нескольких футах от меня. Как будто ему нравится моя дерзость. Я думаю, что да. После стольких лет он, так же, как и я, должен наслаждаться нашей борьбой. Любой другой уже давно бы это прекратил.

Он начинает отступать к месту, где оставил свою тележку.

— К твоему сведению, это ты подошла ко мне.

— Что?

— Я знаю, что большинство женщин не любят натыкаться на знакомых, когда на них надеты тренировочные штаны. Я пытался быть вежливым: притвориться, что не вижу тебя.

— Я думала, ты пытаешься вывести меня из себя.

Он смеется и оборачивается, бросая последние слова через плечо.

— Ага, мне кажется, это уже не имеет значения. Думаю, ты выглядишь довольно мило.

Он имеет в виду, в леггинсах и без макияжа? Я действительно ошарашена, даже мои драматичные клетки мозга думают, что он звучит искренне. Я смотрю ему вслед, пытаясь понять, что же произошло за последние пол часа. И только по дороге домой я замечаю себя в зеркале заднего вида и кричу. «Нет. Нет. Господи, нет». Я забыла, что надела дурацкие патчи под глаза. Мама хотела, чтобы я их опробовала. Они уже час были приклеены к моим щекам. Я выгляжу совершенно безумно, как переувлажненный енот.

Вот почему Лукас делал вид, что не замечает меня. Он пытался спасти меня от позора.

Мама уверяет, что все не так плохо, как кажется.

— Зато твоя кожа выглядит действительно здорово.

Я издаю стон и запихиваю пакет молока в холодильник.

— И еще, Дэйзи... что, черт возьми, мы будем делать со всеми этими кабачками?



Многие задавались вопросом, была ли моя дружба с Мэделин тщательно продуманной стратегией, словно для меня она была только глазами и ушами в тылу врага. Хотя, иногда, я испытывала искушение использовать её в качестве шпиона, но моя любовь к Мэделин не была связана с желанием заполучить информацию о её брате. Прожив почти двадцать лет с ней по соседству, она стала для меня младшей сестрой, которой у меня никогда не было.