— Ладно, найдёшь её позже. Вас ждут пациенты.

Он поворачивается и покидает нас, а я смотрю на Лукаса, ожидая, увидеть на его лице «я так доволен собой» ухмылку.

Вместо этого, я вижу омут его темно-карих глаз, которые пылают огнём.

Он также громко и тяжело дышит, как и я, его брови сдвинуты вместе, как будто он сердится. Губы сжаты в плоскую линию, как будто он в замешательстве, и затем я понимаю, что целовала эти губы.

О, боже мой!

Я поцеловала Лукаса Тэтчера.

Земля что, только что содрогнулась?

Он наклоняется, чтобы помочь мне подняться, и я жалею, что не подумала быстрее и не сделала это сама. Я не готова к тому, чтобы он прикасался ко мне, не тогда, когда я все еще напряжена, как пружина под давлением. Он продолжает держать меня за бицепс, пока я не успокаиваюсь. Я смотрю на его мускулистые руки, изучая, как крепко они меня сжимают. Это так возбуждает.

Он осторожно стряхивает пыль с моего халата и отходит. Он выглядит так же, как десять минут назад. Доктор Тэтчер. Уверенный. Красивый. Устрашающий. Я? Я жалкое подобие человека, который ели стоит на дрожащих ногах.

— На твой предыдущий вопрос: да.

— Что? — спрашиваю я хриплым голосом.

— Я единственный, — говорит он, прежде чем уйти.



С тех пор, как произошел наш маленький инцидент в коридоре, у меня появилось то, что мы в медицинской сфере называем «навязчивыми мыслями» с участием Лукаса. Их так называют потому, что они нежелательны, как правило, неуместного характера и их совершенно невозможно подавить. Особенно огорчает тот факт, что мои мысли о Лукасе, потому что, кроме одного сна, вызванного Найквилом (средство от простуды, принимаемое перед сном), который у меня был в одиннадцатом классе, я могу честно сказать, что никогда не думала о Лукасе таким образом.