— О! Смотрите, Лукас Тэтчер, единственный человек без сердца.

На следующее утро после вечера для одиночек Лукас идёт за мной в лабораторию. Нам нужно исследовать слайд на наличие инфекции, вместо этого он исследует меня на наличие слабостей.

— Знаешь, я могу помочь тебе в твоей ситуации, если нужно. Просто скажи хоть слово.

— Во-первых, у меня нет никакой ситуации и, во-вторых, единственные слова, которые я могу сказать тебе, звучат несколько нецензурно.

Пока я смотрю в микроскоп, он подходит ко мне сзади и убирает распущенные волосы с моей шеи. Я замираю, потому что ничего другого мне не остаётся. Мой мозг превратился в лужу.

Я чувствую его дыхание на моём позвоночнике. А его пальцы касаются моего пульса. Я дрожу.

— Я бы солгал, если бы сказал, что не думал об этом все эти годы.

Я упираюсь локтем в его ребра, но этого недостаточно. Мне стоит резко ударить рукой прямо ему в нос ‒ это движение из самообороны, которое я всегда мечтала опробовать на Лукасе.

— Это сексуальное домогательство.

Я говорю, как HR-менеджер на презентации.

— Так доложи на меня.

— Вы уже посмотрели на слайд?

Веселый голос доктора Маккормика рикошетит по коридорам, и Лукас, наконец делает шаг назад.

— Да, сэр. У неё высокий уровень лейкоцитов, и Лукас только что предложил мне заняться с ним сексом.

Вторая часть остается у меня в голове.

— Тогда все в порядке. Давайте пропишем ей антибиотики.

Он уходит, а я поворачиваюсь к Лукасу. На нем ухмылка, которую я хочу стереть.

— Я доложила на тебя в своей голове, — говорю я ему.

— Я тоже кое-что сделал в своей голове.

Мои щеки горят от смущения. Он уже слишком долго одерживает верх надо мной. Он поцеловал меня в коридоре, потом заметил на встрече одиночек, и теперь дразнит меня в лаборатории ‒ всё это ставит меня в отчаянное положение. Этап №3 отстает от графика, но я не могу сказать ему об этом.

Я поворачиваюсь и иду в смотровую, которая находится напротив, и выдергиваю из папки карту пациента. Я чувствую, как Лукас заглядывает мне через плечо, и изо всех сил стараюсь наклонить её так, чтобы ему было неудобно смотреть. Это единственное возмездие, которое мне удалось придумать.

Эта подстава окончательно достала меня. Из-за гипса я не могу встречаться со своими пациентами одна. Наша близость не дает мне возможности перегруппироваться или выработать стратегию. Он побеждает и знает об этом. Пришло время наконец взять верх. Когда Лукас одерживает победу, он начинает злорадствовать, думаю, я смогу использовать эту самоуверенность в своих интересах. Трудность состоит в том, чтобы знать заранее, когда появится такая возможность, и я смогла бы перевернуть сценарий. Так что, как мстительному бойскауту, мне необходимо подготовиться.

На следующее утро я прихожу на работу на двадцать минут раньше всех остальных и не с пустыми руками, а с сумкой, полной боеприпасов. Я завариваю кофе с фундуком ‒ тайное удовольствие Лукаса. После того, как аромат наполняет коридор, я иду в свой кабинет и достаю из сумки пять вещей: контейнер, в котором лимонные кексы с маком, сексуальный спортивный костюм, секундомер и два кубика Рубика. Мой план заключается в следующем: после того, как уйдёт последний пациент, я разогрею домашние кексы в микроволновке, чтобы они стали мягкими и теплыми. Кто-то мог бы ввести в них слабительное, но не я. Я просто сделала их охренительно вкусными. Пока они будут разогреваться, я надену обтягивающую майку и шорты из спандекса. Не знаю, есть ли у Лукаса сердце, но благодаря роковому инциденту с брюками в средней школе, я знаю, что он настоящий мужчина. Когда микроволновка издаст сигнал, Лукас пойдёт попробовать кексы (он не сможет устоять перед лимонными с маком), а затем выйду я, как будто направляюсь в спортзал.

— Это кубики Рубика? — спросит он.

Я сделаю вид, что удивлена его внезапным интересом.

— Ты имеешь в виду это? Я нашла их на улице сегодня утром.

— Понятно, — ответит он, проглатывая ложь, скрытую в моем троянском коне хлебобулочных изделий. — А что это за костюм на тебе?

Он будет притворяться незаинтересованным, но его адамово яблоко покачнется, и он украдкой взглянет на меня. Но слишком поздно поймет, что я наблюдаю за ним, и, когда его глаза встретятся с моими, я медленно потяну за темный шнур, висящий на моей шее, и вытащу секундомер из моего декольте. И наконец я брошу ему кубик.

— Я как раз собиралась отнести их в вечернюю школу для молодежи из группы риска, но прежде чем я это сделаю, может сыграем? — сладко спрошу я.

Под игрой я подразумеваю состязание, и это не одно и тоже. Как только я соберу кубик Рубика быстрее Лукаса, он будет на крючке. Ничто так не взбесит его, как проигрыш. Баланс будет восстановлен.

Звук захлопывающейся задней двери вырывает меня из моих мыслей, и на мгновение наступает паника, но потом я слышу, как скрипит дверь кабинета доктора Маккормика. Еще есть время собраться, прежде чем я увижу Лукаса.

И все же, я не могу взять себя в руки.

Утром я чуть не выдаю свои намерения. Мой дьявольский план буквально просачивается из пор.

— Ты слишком веселая, даже для пятницы, — замечает Лукас, когда мы просматриваем карту нашего первого пациента. — Твой друг с мероприятия по свиданиям наконец позвонил?

Необходимость участвовать в реальном мире вырывает меня из моих злодейских интриг.

— Лукас, ты же понимаешь, что единственное, что может быть печальнее, чем быть на свидании в маленьком городке ‒ это прятаться и наблюдать за одним из них?

Мой ответ ненадолго отвлекает его, но он все еще подозрителен.

— Ты опять ухмыляешься, — говорит он перед обедом.

— Неужели?

— Да, как Чеширский кот.

В этот момент из-за угла выходит Мэрайя. За последнюю неделю я осыпаю её улыбками, фраппучино и обещанием прибавки, как только доктор Маккормик выберет меня. Она у меня в кармане.

— Пациент во второй палате ждёт вас, доктор Белл, — лучится она.

— Прекрасно, — отвечаю я с благодарной улыбкой. — Спасибо, Мэрайя.

Я стучу в дверь второй смотровой и вхожу, оставляя Лукаса за собой.

Знаю, что вид счастливой меня бросает его на петлю, а его мозг замыкается при мысли о том, что от него скрывается сочная информация. Весь день я наслаждаюсь тем, как мое молчание достаёт его. Он не перестает смотреть на меня во время наших встреч с пациентами. Я чувствую, как он мучается в догадках, что же я могу скрывать, и пытается раскрыть мои мотивы своим взглядом. Мои загадочные улыбки ‒ предупредительный выстрел. Когда он принимает своего последнего пациента, я готовлю апперкот, нагревая кексы и надевая спандекс. Я напеваю какую-то мелодию. Меня трясет от волнения. Выражение его лица, когда я побью его в собирании кубика Рубика, успокоит меня на несколько дней, если не недель.

— Доктор Белл?

Это снова Мэрайя, по другую сторону двери моего кабинета, она не решается войти.

— Входите же! — я почти пою слова, как персонаж из мультика Диснея. Если бы я знала лирическую хореографию, я бы еще и станцевала.

— Вау! Доктор Белл…

Когда я оглядываюсь через плечо, Мэрайя стоит в дверях, уставившись широко распахнутыми глазами на мой наряд. Через десять секунд её гетеросексуальные глаза все еще не отрываются от моего декольте. Лукас описается.

— Что случилось?

Ее рот приоткрыт. Она закрывает его и качает головой.

— Доктор Тэтчер нуждается в вашей помощи…

Как по сигналу, в офисе раздается громкий вопль. Последним пациентом Лукаса был шестимесячный ребенок, которому нужно сделать прививки.

— Он с миссис Хэкманн и ее ребенком. Он попросил вас быстрее подойти.

Может ли этот день стать ещё лучше?

Мое сердце трепещет, и я снимаю бесполезный секундомер со своей шеи. Мэрайя с таким же успехом могла объявить, что рождество наступило раньше.

Видите ли, с самого начала нашего соперничества каждый из нас придерживался единственного негласного правила: никогда не просить другого о помощи. Заболела, пропустила школу и нужна копия конспектов? Я бы прошла несколько миль до другого одноклассника, но никогда не позвонила бы в соседнюю дверь. Из носа пошла кровь от упавшего карниза на школьном спектакле? Мне было бы все равно, даже если бы Лукас был директором ткацкой фабрики, я бы истекла кровью, прежде чем попросить у него платок. Так что, если Лукас действительно просит у меня спасательный круг, мне больше не нужны кексы или кубики Рубика. Я уже победила.

Плач становится всё громче, и у меня нет времени переодеваться. Я хватаю с двери белый халат и накидываю его прямо на тренировочный костюм. Халат чуть длиннее моих коротких шорт, и я знаю, как пошло это выглядит. Внезапно я стала секси-доктором, как будто надела костюм прямо со стойки в супермаркете, на Хэллоуин. Я улыбаюсь про себя.

Мэрайя ведет меня в первую смотровую, дверь открыта и манит меня войти. На кушетке сидит беспокойная мама и держит на коленях своего ребенка. По её выражению лица, я понимаю, что она очень встревожена, что даже не замечает мою неподходящую одежду. Но я все равно объясню.

— Миссис Хэкманн, я направлялась в спортзал, когда услышала плачь, — говорю я со сладкой улыбкой. — Доктор Тэтчер, нужна моя помощь?

Лукас поворачивается при звуке моего голоса и, как в мультфильме, его язык вываливается, чтобы застелить им вход в смотровую. Это непроизвольная реакция пещерного человека, которую он почти сразу же подавляет. Я почти чувствую себя плохо, как будто я жульничаю. Его челюсть плотно стиснута, а большие руки сжаты в кулаки.

Я знаю, что ему нужно от меня, но все равно жду, когда он это скажет. Я бы не хотела предполагать.

— У меня проблемы с уколами.

«И?» — говорю я глазами.

— Думаю, что пациенту будет удобнее, если их сделаешь ты.

Я подхожу к металлическому подносу, который он поставил перед собой. Я могу передвинуть поднос, но что в этом веселого? Моя задница, одетая в спандекс, находится менее чем в футе от его лица. Он мог бы откатить свой стул назад, но думаю, что это тоже не весело.

— Как её зовут? — спрашиваю я, пытаясь таким способом отвлечь маму.

— Ава, — застенчиво отвечает миссис Хэкманн.

Я снимаю колпачок с первого шприца. Лукас уже наполнил их лекарством, так что все, что мне нужно сделать, это проявить ловкость рук.

— Какое красивое! — я поворачиваюсь к миссис Хэкманн. — Это семейное имя?

Во время педиатрической практики, много лет назад, я научилась трюку, как делать уколы детям: необходимо отвлечь и ребенка, и мать. Лукас, вероятно, пренебрегает второй частью. Если мама напряжена, ребенок напряжен и так по кругу.

Я разговариваю, корчу рожицы, играю в прятки и совершаю магический фокус, который начинается с нескольких уколов и заканчивается улыбающимся, привитым ребенком.

— Большое спасибо, — говорит миссис Хэкманн, глядя на меня, как будто я мессия, пришедшая освободить её народ. Она пытается пощадить чувства Лукаса. — Иногда она нервничает рядом с мужчинами.

Когда мы выходим в коридор, Лукас снимает очки. Он больше не кроткий Кларк Кент, а пугающий и злой.

В моей голове я говорю ему, чтобы он не вешал нос, прежде чем похлопать по его белому халату, прямо над вышивкой «доктор Лукас Тэтчер». Я говорю ему, что буду более чем счастлива помочь ему в любое время.

В реальной жизни Лукас ведет меня обратно в мой кабинет. Он стоит на пороге, а его руки скрещены ‒ я чувствую себя зверем в клетке, когда он так блокирует мне выход. Он слишком большой и это определенно в его пользу. Бедная Ава, наверное, подумала, что он медведь. В старшей школе он никогда не тренировался, оставаясь длинным и худым. Теперь он высокий, и, как будто сделан из кирпича. Большой и злой волк не смог бы сбить его с ног.

Я колеблюсь, прежде чем снять свой белый халат. Я хочу снова надеть блузку и юбку поверх тренировочной одежды, но я уже слишком далеко зашла, чтобы сейчас отступать.

— Ты хорошо ладишь с детьми, — говорит он, и в свете моей победы, я сдуру проглатываю приманку.

— У тебя удивленный тон.

— Думаю, что не должен быть удивлён: вероятно, тебе легче манипулировать, такими невинными умами.

— Ха-ха, Лукас, поэтому в твою голову так сложно залезть? Отсутствие невинности?

Он не отвечает, но и не уходит. Я достаю кроссовки из спортивной сумки, замечаю кубики Рубика и чувствую себя идиоткой. Он бы никогда не попался на мою уловку. Жар заливает мои щеки, и я опускаю голову, завязывая шнурки.

Воздух вокруг нас напряжен. Не хочу проходить мимо него, но я не могу больше выносить его взгляд. Со скучающим вздохом я встаю и бросаю сумку через плечо. Как только я думаю, что почти выбралась, он блокирует выход своим телом. Он пахнет так, как будто только что принял душ в дикой природе, а лесные обитатели вытерли его насухо ‒ я замечаю запах сосны и сандалового дерева.