Джоан Вулф - Сделка

Некоторые люди считают Гейл Сандерс упрямой и безрассудной, но у меня по крайней мере всегда хватает ума понять, что не следует без особой надобности лезть в самую середину снежной бури. Эти слова я довольно часто повторяла графу Сэйвилу, однако он, видимо, не придавал им особого значения.

— Откуда мне было знать, что эта прячущаяся во мраке ночи гостиница изволила сгореть? — таким был его неизменный ответ. — И если вы, Гейл, еще раз повторите вашу набившую оскомину фразу, то, клянусь, пожалеете об этом!..

Впрочем, я немного забежала вперед, потому что история, о которой собираюсь рассказать, началась еще в феврале, после полудня, в самую метель. Мы с моим восьмилетним сыном Никки как раз выползли из дома, чтобы добраться до конюшни и задать корм лошадям, и тут сквозь снег и начавшуюся сгущаться темноту увидели карету, которая свернула к воротам моего скромного жилища. Пока мы не без удивления наблюдали за каретой, она уже приблизилась к месту, где мы стояли.

— Господи! — сказала я сыну. — Что все это значит?

— Это карета, мама, — ответил Никки, не менее удивленный, чем я.

Уже само появление здесь этого средства передвижения было не совсем обычным, но еще более поразил меня голос кучера.

— Если не ошибаюсь, это дом миссис Сандерс? — прокричал он с интонациями человека, несомненно, учившегося в Итоне, а затем и в Оксфорде.

Высвободив подбородок из теплого шарфа, я приблизилась к карете.

— Да, вы не ошиблись, — ответила я, с трудом перекрикивая завывания ветра. — Сбились с дороги?

Вместо ответа кучер соскочил с козел, и я обратила внимание на то, что, несмотря на тяжелую одежду, он сделал это весьма легко.

— Вовсе нет, — произнес он. — Я собирался остановиться в «Рыжем льве», но на том месте, где он был, его уже нет.

Я машинально взяла под уздцы левую пристяжную из его упряжки, и кучер подошел ближе. Он был очень высок ростом.

— "Рыжий лев" сгорел два месяца назад, — подал голос Никки из-под меховой шапки, надвинутой чуть ли не до самого носа.

— Так я и понял, но, пожалуй, слишком поздно.

В этот момент отворилась дверца кареты, и оттуда появился еще один мужчина.

— Нашли ночлег, милорд? — спросил он.

— Вероятно, да, — ответил кучер с тем же безупречным аристократическим произношением. — Подойди к Норовистому, Джон, и мы уведем лошадей в какое-нибудь укрытие.

Я начинала чувствовать себя персонажем одного из романов одаренной богатым воображением миссис Анны Радклиф1.

Одно было совершенно ясно: нельзя отдавать лошадей на милость снежной буре.

— Следуйте за мной, — сказала я, снова оттянув шарф ото рта, и двинулась по заметенному снегом двору к своей невзрачной, требующей изрядного ремонта конюшне.

Когда я попыталась открыть ворота, порыв ветра едва не вырвал створку из моих рук.

— Позвольте мне, — предложил кучер. Руками в теплых перчатках он ухватил обе створки и благополучно открыл ворота, не давая ветру сломать их о стенку конюшни, после чего туда завели лошадей, тащивших покрытую снегом карету.

Когда лошади успокоились, тот, кто исполнял обязанности кучера и кого второй мужчина почтительно называл милордом, повернулся ко мне и, улыбнувшись — в сумраке блеснули зубы, — спросил:

— Все это кажется вам немного странным, не правда ли, миссис Сандерс?

— Более чем странным, — призналась я. — Откуда вам известно мое имя? Уж не разыскиваете ли вы меня, сэр?

— Вы совершенно правы, мадам. Разрешите представиться… — То, что я услышала, вполне уместно прозвучало бы в сверкающей огнями зале, но не в старой конюшне. — Я граф Сэйвил и должен сразу уверить вас, что, отправляясь в путь сегодня утром, не имел ни малейшего намерения воспользоваться вашим гостеприимством. Я собирался остановиться в «Рыжем льве».

Граф Сэйвил! Потрясение, которое я испытала, услышав это имя, мешало мне понять, что именно он говорит.

Что нужно от меня этому человеку?

Слава Богу, в конюшне царила полутьма — она скрыла, я надеялась, испуг в моих глазах и румянец на щеках.

— Если вы настоящий граф, — услышала я голосок моего Никки, — то почему сидите на козлах и правите лошадьми?

— Потому что бедняга Джон Гроув совсем окоченел от холода, — последовал чуть насмешливый ответ, затем граф посмотрел на меня. — Могу я надеяться, миссис Сандерс, что моим лошадям найдутся место и корм в вашей конюшне?

Я подняла руки ко лбу, в голове у меня еще царила сумятица.

— Два стойла у нас пустые, мама, — подсказал мне Никки.

Его слова привели меня к окончательному и не слишком утешительному выводу, что придется все же предоставить кров Сэйвилу и четверке его лошадей. В самом деле, не оставлять же их без защиты от холода и снега!

— Полагаю, — сказала я без особого воодушевления, — что смогу освободить еще два стойла. Там стоят наши пони. Привяжу их к стене в конце конюшни. Так что распрягайте ваших бедных животных.

По всей видимости, граф Сэйвил не обратил внимания на мой не слишком приветливый тон.

— Вы очень любезны, мадам, — сказал он.

Поместить коней в стойла оказалось не таким уж сложным делом, поскольку мой конюх Тим прибрал конюшню еще до своего ухода несколько часов назад. Нам с Никки осталось мало работы. Я перевела пони в другое место, постелила свежую солому в четыре пустых стойла, и, когда мужчины распрягли усталых лошадей, все уже было готово. Мои собственные лошади подняли головы от подложенных мной охапок сена, спокойно оглядели вновь прибывших и продолжили одно из главных дел своей жизни. Только бедные пони были немного взволнованны, оказавшись в непривычном месте; они обнюхивали углы и недовольно фыркали.

— Надеюсь, там нигде не валяются и не торчат гвозди, — поделилась я с Никки своим беспокойством, и сын заверил меня, что ничего такого не может быть: Тим Хейнз — отменный конюх, и он сам, Никки, не бросал на пол никаких острых и колючих предметов.

— Значит, возвращаемся в дом, — сказала я и, взглянув на стоящих поодаль мужчин, коротко спросила:

— Ели что-нибудь?

— Ничего с самого завтрака, миссис Сандерс, — ответил граф Сэйвил.

— Выходит, вы голодны?

— Даже очень, — виновато согласился он.

Я поглубже натянула шапку на голову Никки, спрятала лицо в теплый шарф и направилась к выходу из конюшни, пробормотав:

— Идемте со мной.

Мы вышли в снежную темень.

Должно быть, миссис Макинтош сумела увидеть нас из окна, потому что прежде, чем я прикоснулась к дверной ручке, дверь в дом отворилась.

— Заходите, милочка, пока не превратились в кусок льда, — приветствовала она меня так, словно я вернулась из дальнего путешествия. — Сынок, — это уже к Никки, — снимай пальто и шапку и оставь прямо тут, у двери.

Мы дружно потопали ногами, стряхивая снег с обуви, и вступили в убогий холл моего более чем скромного наемного жилища. С любопытством оглядев обоих мужчин, миссис Макинтош поинтересовалась:

— Должно быть, заплутались в метель, джентльмены?

Граф Сэйвил снял шапку и повернулся к низенькой полной шотландке, едва достающей ему до подбородка.

— Прошу извинить за вторжение, мэм, — сказал он, — но, как я уже говорил, мы собирались остановиться в «Рыжем льве», однако от него, увы, остались одни головешки.

— Милорд, — сухо проговорила я, — это моя экономка миссис Макинтош… — И, повернувшись к ней, добавила:

— Миссис Макинтош, граф Сэйвил и его кучер мистер Гроув, видимо, останутся у нас на эту ночь.

При слове «граф» бледно-голубые глаза экономки едва не вылезли из орбит, но она не произнесла ни слова.

— Как поживаете, миссис Макинтош? — нарушил молчание Сэйвил. — Могу я снять верхнюю одежду?

— Уж конечно, милор-р-рд, — мгновенно отозвалась она, напирая на звук "р", что свойственно многим шотландцам. — Вы оба навер-р-рняка умир-р-раете от голода. Сейчас мы вас накор-р-рмим.

— Вы попали в самую точку, мэм, — сказал граф, — когда произнесли слово «умираете». Не правда ли, Джон?

— Сущая правда, милорд, — с готовностью откликнулся тот.

— Не беспокойтесь, джентльмены, — успокоила их миссис Макинтош. — Еды хватит на всех.

Я прервала эти любезности, сказав, что устрою гостей в дальних комнатах наверху.

Миссис Макинтош с испугом воззрилась на меня:

— Вы не можете поселить милорда в такой комнате, милочка!

Я не успела объяснить, что, к сожалению, других комнат здесь нет, потому что Сэйвил с невыразимой учтивостью произнес:

— Пожалуйста, не беспокойтесь из-за меня. Я буду благодарен за любое пристанище.

В общем-то эти две спальни были не так уж плохи, однако я затеяла там покраску стен, и, разумеется, сейчас они находились не в лучшем виде. Но что я могла поделать?

— Комнаты вполне подойдут, — с некоторым нетерпением сказала я, обращаясь к миссис Макинтош. — Пожалуйста, принесите туда горячей воды, а после ужина можно постелить постели.

— Я тоже очень хочу есть, — жалобно сказал Никки.

— Уже все готово, сынок, — заверила его миссис Макинтош. Голос ее смягчился, как всегда, когда она говорила с моим сыном. — Умывайтесь и переодевайтесь, джентльмены! Вода будет через минуту.

С этими словами она удалилась на кухню, а я повела незваных гостей наверх.

Мы снимали этот дом уже в течение восьми лет, и, несмотря на мои ежегодные настойчивые просьбы, хозяин не делал в нем ровно никакого ремонта — все оставалось в том же виде, как лет пятьдесят назад. Мы въехали сюда, когда еще был жив мой муж, и нашему выбору способствовал не столько облик жилища, сколько его цена и близость к Лондону, а также прекрасно оборудованные конюшни.

Надо признать, по лицу графа Сэйвила никак нельзя было узнать его мнение о доме, в который он попал, и тем более о предназначенной ему комнате. Он любезно поблагодарил меня и заверил, что тотчас же спустится вниз. Я не сомневалась в этом, потому что понимала: находиться в мрачной, голой комнате, всю обстановку которой составляют спартанского вида кровать, ободранный шкафчик и простой стул, — удовольствие не большое.

Я отправилась в свою комнату, где благодаря заботам миссис Макинтош уже вовсю пылал огонь в камине, сняла тяжелое теплое шерстяное платье и переоделась в более легкое, вполне приличное, но отнюдь не вечернее. У меня не было ни малейшего желания наряжаться ради графа Сэйвила.

Интересно, чего он все-таки хочет от меня?

Подойдя к окну, я отдернула темно-красные шторы. Холодный воздух сразу охватил тело, я поежилась. Снаружи было уже совершенно темно. Слышалось завывание ветра, неплотно прилегающие стекла содрогались от его порывов и снежной крупы, которую он швырял в окно.

Я задернула шторы и снова приблизилась к камину, чтобы закончить одеваться. Когда я причесывала свои коротко стриженные темные волосы, раздался стук в дверь. На пороге стояла чем-то обеспокоенная миссис Макинтош.

— Милочка, — сказала она. — Я хотела бы знать… Кучер их сиятельства на кухне со мной и мистером Макинтошем, а куда подать еду мастеру Никки?

С трех лет Никки всегда ел вместе со мной в столовой.

— Куда обычно, — сказала я.

— Но, милочка… граф не привык видеть детей за столом!

Безусловно, так оно и было. В мире лордов дети обычно едят у себя в детской, и только по большим семейным праздникам им разрешают присоединяться к общему столу. И уж — голову даю на отсечение — ни один ребенок, не состоящий с ним в родстве, никогда не появлялся за столом графа Сэйвила.

— Может, сыночек поест с нами на кухне? — продолжала миссис Макинтош.

— Нет, — решительно отрезала я. — Сегодня, как всегда, Никки будет ужинать в столовой.

Впрочем, Никки не так уж редко ел на кухне с Макинтошами — если у меня были гости или просто так, когда ему очень хотелось, — но в этот вечер я предпочитала, чтобы он был со мной.

Дабы окончательно положить конец спору, который начала моя экономка, я сказала ей, что здесь дом моего сына и если графу Сэйвилу не понравится общество восьмилетнего мальчика, он может ужинать в любом другом месте, кроме столовой.

Выслушав мои слова, миссис Макинтош внимательно посмотрела на меня, вздохнула и вышла.

Я бросила гребень на туалетный столик и тоже покинула комнату, не удосужившись взглянуть на себя в зеркало.

На кухне я застала мистера Макинтоша, хлопочущего у старинной плиты. Супруги Макинтош уже вели хозяйство в этом доме, когда мы с Томми въехали сюда. Хозяин собирался уволить их, но мы решили оставить славную семейную пару. Они делали почти всю работу по дому и умело управлялись на кухне. Все свое умение, после того как у него заболела нога, что не давало возможности работать в саду, мистер Макинтош вложил в приготовление пиши и добился удивительных успехов: простой суп, такой как сегодня, превращался у него в бесподобную симфонию вкусовых ощущений и запахов. Я не переставала изумляться и радоваться его кулинарному искусству.