– Где ты мог заразиться? Ты ведь не ездишь в транспорте!

Кажется, вина за болезнь сына тоже приписывалась Смальковой.

– Не знаю, мам, – проговорил Саша, приподнявшись. – Привет.

Ему как раз стало немножко получше, и он даже пытался смотреть в этот день телевизор.

– А я знаю! Если кто-то из твоего ближайшего окружения ездит на метро, он обязан был сделать прививку!

– Но я ведь не заболела, – робко попробовала оправдаться Ирина, но ее реплика повисла в воздухе.

– Мам… Ты уже познакомилась с Ирой? – Саша попробовал перевести разговор в нормальное русло.

– Какая у тебя температура? – не обращая внимания на вопрос, строго спросила мать. – Что ты принимаешь?

Она деловито перебирала лекарства на столике:

– Да ты с ума сошел! Сейчас есть более безопасные и эффективные средства. Тебе вызывали врача?

Мать по-прежнему вела себя так, словно Ира полностью отсутствовала в комнате. А та решила молчать и терпеть. Но когда Татьяна Романовна демонстративно провела пальцем по краю стола, якобы обнаружив пыль, Ирина не выдержала и выскочила на кухню. Между прочим, пыль она как раз только что вытерла, но это было уже неважно. Стало понятно, что разговора не выйдет. На всякий случай Ира все-таки поставила чайник и сделала бутерброды. Она не слышала, о чем говорили в комнате, но Саша отвечал раздраженно. Из последних сил сдерживая гнев, Ира вернулась и очень вежливо пригласила Татьяну Романовну к столу.

– Я уже ухожу, – дама соизволила обернуться и посмотреть на Ирину. – Я вижу, вы экономите на еде и лечении Саши. Вот список лекарств и деньги. Не смейте травить его этой дрянью…

Мать кивнула на тумбочку.

– И вытрите в комнате пыль, в ней сохраняется инфекция. Я попросила бы вас еще пропылесосить, – она наклонилась и приподняла полу ковра.

– Хорошо, – невозмутимо ответила Ира.

Бешеное спокойствие всегда было у нее последней стадией перед взрывом, и Саша это прекрасно знал.

– Мам… – начал он.

Но Ира продолжала:

– А вы уверены, что этого хватит? Саша уже задолжал мне за свет, газ и воду. А что касается уборки – так этот труд вообще сейчас очень недешев! Не говоря уже про услуги сиделки… Знаете, этого все равно слишком мало… Так что…

Ира схватила купюры и пихнула Татьяне Романовне обратно в раскрытую сумочку.

– Заберите. Придется Саше жить в антисанитарии.

Отпора мать явно не ожидала, решив, очевидно, что полностью подавила противницу своей манерой поведения. Татьяна Романовна открыла, было, рот, но Брюсов решил не дожидаться скандала.

– Мам, замолчи, правда. Ира бегает вокруг меня третий день и все для меня делает. Не смей так с ней обращаться!

– Так я и думала! – сокрушенно произнесла Татьяна Романовна. – Ты перестал быть собой. Неудивительно… Раньше ты не позволял себе так разговаривать с матерью.

Со скорбным видом она поднялась с места.

– О чем ты?! Да я давно уже не могу с тобой разговаривать! Ты не хочешь меня слышать! Еще раз говорю тебе – я останусь здесь! Тебе придется с этим смириться.

– Тебя погубят. Уже погубили, – внезапно мать всхлипнула и закрыла лицо руками. – Никто, слышишь, никто из твоих близких не понимает, что тебя здесь держит! Надя говорит, ты теряешь поклонников. Не говоря уже про все остальное… Раскрой глаза, сынок, умоляю! Ты должен бежать, бежать отсюда!

Сцена эта была такой театральной и примитивной одновременно, что Брюсова прямо-таки перекосило. Но, несмотря на плохую игру, Ирина вдруг поняла: горе матери неподдельно, ненависть – мучительна. И тогда, забыв про самолюбие, Ира подошла к Татьяне Романовне очень близко и посмотрела ей прямо в заплаканное лицо:

– Господи… – тихо сказала она. – Что же я такого сделала? Неужели я такое чудовище, хуже всего, что было когда-либо с вашим сыном? Ну, скажите, скажите, Татьяна Романовна. Я пойму…

Но та ничего не успела ответить. Саша почему-то очень встревожился. Он вылез из-под одеяла, и, как был, в одних трусах, встал между ними.

– Уходи, – твердо сказал он матери. – Слышишь, уходи сейчас же.

– Не надо, Саш, – взмолилась Ира, – не смей… из-за меня… Ты потом никогда мне этого не простишь.

Но Татьяна Романовна, оскорбленная, постаревшая от своего непонятного горя, уже подхватила сумку. Она выбежала из комнаты прямо в марлевой повязке, которую так и не сняла во время разыгравшейся сцены. Они только услышали, как с грохотом хлопнула дверь.

Иру трясло мелкой дрожью.

– Нет, ну почему? Ответь мне, за что? И почему ты не дал мне поговорить с ней? Я хочу ее понять! Она любит тебя, но ведь и я люблю! Так почему мы не можем…

Странное дело, но Саша не был даже подавлен. Ире даже показалось, что на лице его появилось облегчение.

– Слушай, дай мне эту… отраву. Обезболивающее, как там его?.. Кажется, опять поднялась температура. И забудь, ясно? Не вздумай еще переживать! У нас с ней всегда так. С детства. Разыграет спектакль, а назавтра звонит как ни в чем ни бывало. Я ей уже давно все объяснил про нас, у нее просто пунктик.

– Какой? Не понимает она, что тебя здесь держит! Что тебя может здесь держать, кроме… Разве она не видит, что ты сам… что тебе… Не под гипнозом же ты, и наркотики я тебе в чай не подсыпаю! – Ире хотелось плакать от обиды. – Или, может, она в привороты верит? А еще интеллигентная женщина…

– А ты точно мне ничего не подсыпала? У тебя в роду, небось, были ведьмы. Глаза зеленые, как это я сразу не догадался! – Саша пытался обратить все в шутку. – Что же мне теперь делать, бедному? Остается только пропадать… Эх, если б ни температура, пропал бы прямо сейчас…

Он закашлялся.

– Саша… Саш, позвони ей. Мне она не нравится, ты уж прости. Но я не могу думать, что ты поссорился с ней из-за меня, выгнал!

– Не буду, – упрямо сказал Саша. – Я болею. Пускай сама звонит.

– Эгоист. Ей же плохо.

– Ну, а кто меня эгоистом вырастил? Вот теперь плоды пожинает.

Саша снова лег в постель, а Ира ушла на кухню прибираться. Теперь она невольно видела свою уютную квартирку глазами Татьяны Романовны. Конечно, по сравнению с Сашиными хоромами в Филях, ее «двушка» – просто сарай. Да, да, надо учитывать образ жизни этой дамы, ее круг. Может, позвонить ей самой – извиниться? Но Ира вспомнила деньги на тумбочке и передернула плечами.

На другой день Татьяна Романовна, действительно, позвонила сама. Ирина отнесла трубку Саше в постель. Кажется, разговор был только о его самочувствии – мама Брюсова интересовалась, дают ли ему прежние лекарства или купили новые. Тема ссоры больше не поднималась, видимо, подобные разборки, и правда, случались в этой семье не впервые. Но Ира так и не смогла вычеркнуть случившиеся из головы. Такое полнейшее неприятие их отношений со стороны Сашиной мамы не давало ей с оптимизмом смотреть в будущее.


***


Саша довольно быстро поправился. Спустя неделю он снова начал ездить на работу в ресторан, Ире даже казалось, что он несколько повеселел.

Но буквально через несколько дней у него вышла размолвка с Петром. Дело было вечером, в пятницу. Ира как раз закончила разбираться с бухгалтером, когда услышала в ресторанном зале знакомый голос и вышла поздороваться со Старковым.

– Сашка! У меня для тебя новость! – как всегда, громогласно, начал тот. – С тебя коньячок. О, привет, Ириш.

– Здравствуй, Петь. Как дела?

Они отправились в директорский кабинет, и Старков, усевшись на стол, принялся рассказывать. Оказывается, Ольга начала сниматься в рекламе, кажется, шоколада. Петр сразу вспомнил, что друг мучается без работы, нашел нужных людей и предложил привлечь Брюсова. Решено было, что Александр вполне справится с рекламой пива. Старков даже привез контракт.

Ира молча смотрела на Сашу. Его реакция не стала для нее неожиданностью.

– Спасибо, ты добр и милосерден, – сухо произнес Брюсов. – А ты где сейчас снимаешься, Петя?

– В смысле? Ты же знаешь…

– Хорошо платят?

– Нормально. Хотелось бы больше. А что?

– Ничего. Рекламируй сам. Подзаработаешь.

Старков уже начал «въезжать», и на лице его отразилась обида:

– Слушай, Сань… Чего ты выпендриваешься? Ты сидишь без работы, я хотел помочь. Из самых добрых побуждений.

– Не сомневаюсь, что из добрых. Из других у тебя мозгов бы не хватило.

– Ну, знаешь! Базар фильтруй… Нет, я понимаю, конечно, ты у нас секс-символ, привык к большой славе! Обычный труд не по тебе! А я вот не брезгую иногда и рекламкой… Честно заработанные деньги – это не позор, Брюсов!

– Старков, ты точно дурак! – Саша вскочил на ноги. – У меня есть деньги и без этой дряни. Ты что думаешь, я только и мечтаю, чтобы перед камерой постоять и морду свою на экране увидеть? Нет, конечно, можно себе позволить подзаработать, коли ты вчера работал в картине. А вот если тебя третий месяц никто не зовет, и ты пивко рекламировать начинаешь – это все, смерть, неужели ты своей идиотской башкой не варишь? Да я лучше торговать этим пивом пойду, чем рекламировать!

Петька был оскорблен.

– Значит, отказываешься? – зачем – то спросил он еще раз.

– Да пошел ты… – тихо и мрачно откликнулся Брюсов, сплюнул прямо на пол и вышел из кабинета.

Старков схватил сигарету и закурил. Ира, до этого молча стоявшая в углу, подошла к нему ближе. Тот смотрел на нее, ожидая сочувствия, но Ира покачала головой:

– Петь… Ты не сердись на Сашку. Я понимаю, ты хотел, как лучше. Только ты сейчас не прав.

Старков почесал в затылке:

– Да, пожалуй, хреново вышло. Ладно, пойду, перетру с ним.

И он ушел вслед за Брюсовым. Неизвестно, о чем они говорили, но, слава Богу, помирились, чему Ира была несказанно рада. Петя был отличным парнем и самым надежным другом, о чем она и сказала Саше по пути домой.


***


Кроме этого инцидента, казалось, ничто больше не напоминало Брюсову о его положении. Он по-прежнему не обсуждал это с Ирой, а стоило ей самой начать разговор, уверял, что относится к происходящему совершенно спокойно. Она сильно сомневалась в его словах, но помочь могла только тем, что старалась отвлечь на другие дела.

Насколько он на самом деле переживал свою невостребованность, Ира поняла только в один прекрасный день, когда раздался звонок по его мобильнику, и Брюсов, взглянув на номер, буквально подпрыгнул на месте.

Переговорив с кем-то, он посмотрел на нее обалдевшими, счастливыми глазами:

– Меня приглашают на фестиваль…

– Правда? – она тоже ужасно обрадовалась. – Когда, куда? Не лето ведь…

– В апреле, в Болгарию. Международный кинофестиваль, с участием наших. Картин девять от нас представят, по русской классике. Фильмы по Чехову повезут, и наш тоже. Режиссеры будут… Тот же Воронич со своей последней картиной. Может, с кем и пообщаться удастся.

– Здорово!

– Слушай, приглашают меня одного, наверное, связано с визами и так далее. Ну, мы тебе туристическую поездку на эти дни оформим. Дней десять все будет идти. Погуляем…

– Ой, – расстроилась Ира. – У меня за этот год больше отпуска не осталось. Да еще отпрашивалась, когда ты болел. Боюсь, за свой счет не отпустят.

– Отпустят, что твой начальник – не человек, что ли?

– Да у нас собственник прилетит из Германии, как раз в начале апреля, все «на ушах» будут. Бюджет, анализ… На Ленку полагаться не приходится.

– Да ничего я не знаю! Увольняйся, и поехали.

– Скажешь тоже! С такой работы не увольняются в пустоту. Ладно, попробую что-то придумать…

Ира была озабочена. Конечно, она не слишком рвалась снова попасть в недобрый для нее бомонд, но уже представить себе не могла, что они с Сашей разлучатся хотя бы на день, не то что на десять. А вдруг его станут там игнорировать, вдруг ему будет там худо, а ее не окажется рядом?

А еще… На подобных мероприятиях всегда куча красивых девушек. Да нет, это как раз ерунда – если не доверять человеку, незачем тогда и быть вместе. Но все равно, так хочется поехать с ним! И она еще никогда не была в Болгарии…

Ира совершила ошибку, выложив начальнику все напрямик. От радости, что Брюсова позвали хотя бы куда-то, она поделилась новостью с шефом. Ведь и на работе все слышали и пережевывали слухи.

Начальнику всё это очень не понравилось. Перед приездом хозяина он всегда сильно нервничал. Высказав что-то раздраженное по поводу тусовок с актеришками в такое серьезное для фирмы время и заметив, что некоторые без конца катаются в отпуска, он отказал Смальковой в довольно резкой форме. Ира и сама знала – на нее сейчас возлагаются самые большие надежды.

Можно было еще попробовать уговорить шефа, заручившись поддержкой сотрудников, если они согласятся ее подменить.

Но общая позиция оказалась такова: «Ты собираешься гулять по фестивалям, а мы тут должны за тебя пахать!» А Ленка даже перестала разговаривать, хотя от нее-то как раз толку и не было.

Короче, выхода не оставалось – даже в случае увольнения Ира обязана была отработать две недели и в Софию не успевала. Но увольнения она боялась как огня, а по болезни больше, чем на три дня, у них не отпускали. Да и использовать эту версию стало уже невозможно, раз заикнулась об отпуске.