Я вытерлась свежим, сухим полотенцем и оставаясь голой, опёрлась руками на край раковины перед зеркалом. Опустила голову, попыталась снова придти в себя. Кто я такая, чтобы даже думать об этом? Просто случайная гостья. Мимолётный эпизод в его наверняка насыщенной яркими событиями и впечатлениями жизни. Серое пятнышко, промелькнувшее перед глазами. Просто девчонка, которую он выручил и приютил на ночь, и всё. Я медленно выдохнула, вскинула голову и посмотрела в глаза отражению. Хватит нелепых фантазий. Остановись. Приди в себя.

Сполоснув бельё, аккуратно развесила его вместе с верхней одеждой на радиаторе. Затем надела халат. Облачение невольно вызвало улыбку. Я казалась ребёнком в папиной одежде. Полы халата упёрлись в мрамор, заслоились на нём, рукава повисли значительно ниже кончиков пальцев. Может лучше надеть его футболку?

Развязав пояс, я скинула халат и нырнула в проём среди белой и тонкой ткани. Нижний край футболки достиг коленей. Но смутило и возбудило новой волной другое… Ткань плохо скрывала мои напрягшиеся соски. Они бесстыдно торчали вперёд и я ничего не могла с этим поделать. В футболке было комфортнее, но выходить в ней я не решилась. Слишком откровенным признанием послужил бы такой мой наряд. Лучше я надену её позже, перед тем, как нырну в кровать.

Смешная и дурацкая, в халате хозяина дома, я вышла из ванной комнаты, вновь поразившись огромному пространству первого этажа. Влад встал с дивана и направился ко мне. Он был в шортах и футболке и я только тогда поняла, насколько он накачан. Рельеф его переливающихся под кожей мышц не заметить было попросту невозможно. Наверное, обомлевшая и восхищённая, в этом огромном халате, я выглядела нелепо, но, честно говоря, единственной мыслью тогда было отчётливое желание прикоснуться к нему, потрогать его огромные накачанные руки, провести кончиками пальцев по разделённой надвое глубокой выемкой мощной груди, спуститься к прессу, плохо скрытому обтягивающей футболкой…

Думаю, что он прекрасно понимал, какое впечатление оказывал на меня и его поступок и его дом и теперь он сам. Бесподобный греческий бог с прищуром внимательных глаз.

Это впечатление, наверное, и послужило для меня спусковым крючком. Если до того я хоть как-то могла абстрагироваться, думая о социальной пропасти между нами, то теперь я стала чистым сексуальным желанием. Никогда до того я так не хотела мужчину. И тем более никогда я не возбуждалась так ярко и так стремительно.

— С лёгким паром, — подойдя, сказал Влад и, чуть наклонившись, положил перед мной серые тапочки. Я вновь уловила запах его парфюма, втянула носом его поглубже и почувствовала, как тело охватила приятная слабость.

— Спасибо… — тихо сказала я и сунула ноги в мягкие тапочки.

— Теперь моя очередь, — улыбнулся Влад. — Я тебе там салат сочинил из овощей. Поешь. Чай — свежезаваренный. Мармелад и пирожные в шкафчике справа.

Я снова поблагодарила и, держа в руках футболку, двинулась в сторону кухонной ниши. Всё, о чём я думала тогда, умещалось всего в несколько слов: "Боже, как же я его хочу…"

Именно поэтому меня хватило лишь на то, чтобы пару раз клюнуть вилкой яркий, ароматный салат, заправленный маслом. Я вылезла из-за барной стойки, скинула тапочки и тихонько, мышкой, подкралась к двери ванной комнаты, где еле слышно шумела вода.

Никаких конктреных планов у меня не было. Я даже не понимала толком, что мною движет. Просто до одури захотелось оказаться хоть немного рядом, представляя, как он моется там, как вода быстрыми, витиеватыми струйками соскальзывает по его рельфному, мускулистом телу. Сердце отчаянно колотилось в груди. Если бы не шум воды за дверью, я бы боялась, что оно выдаст меня, мой странный, глупый поступок, желание поддаться инстинкту. Я встала у двери, прикоснулась к ней пальцами, приблизилась ухом. Меня охватило странное приятно-щемящее чувство проникновения в тайну, а вкупе с волнением, оно рождало потрясающие по силе эмоции. Я балдела и волновалась одновременно.

Не знаю, почему я тронула дверную ручку. Она должна была быть закрытой и я это понимала, но в тот момент это движение просто родилось из томления у двери. Просто естественно вытекло из него.

Ручка опустилась вниз и дверь, вопреки моей воле, поддалась.

Оглушённая грохотом бьющегося сердца, я тут же отскочила на пару шагов назад, стараясь не зашуметь, не выдать себя. Затем замерла и прислушалась. Ничего. Потом, боясь подойти, тихонько вернулась к барной стойке. Но чуть уняв сбившееся и участившееся затем дыхание, осознала, что он заметит, что дверь открыта, что теперь надо вернуться и закрыть её. Во что бы то ни стало надо подойти и скрыть следы своей опрометчивости.

Мысленно ругая себя на чём свет стоит, я тихонько направилась к ванной, но подойдя… не удержалась и ещё больше приоткрыла дверь. Осторожно заглянула в щёлочку. За мокрым стеклом душевой кабины под струями душа, спиной ко мне, Влад намыливал своё рельефное тело атлета. Я заметила бледность его ягодиц на контрасте с загорелой спиной, бугристость его приподнятых согнутых рук, намыливающих голову, и замерла, не в силах оторвать взгляд. Влад был чарующе грациозен и мокрое стекло скрывало это лишь едва-едва. Я смотрела в щёлочку, чувствуя себя бесстыдницей, преступницей, нахальной развратницей, и одновременно с тем наслаждаясь увиденным откровением. Никогда до этого не думала, что могу получать такое удовольствие от подглядывания за моющимся мужчиной. Это были слишком яркие сексуальные переживания, чтобы я смогла просто оторваться от дверной щели и прекратить их.

— Присоединяйся, — остановив на мгновение сердце, прогремел в ушах голос Влада. — Тут полно места.

7

Я удивилась сама себе, что замерла, а не отскочила, захлопнув дверь, хотя сказанное Владом дошло до меня не сразу. Секунду или две я колебалась, а затем… ещё больше приоткрыла дверь и вошла.

— Я не помешаю тебе? — робко спросила я, поражаясь собственной наглости.

Но меня так сильно тянуло к нему, просто магнитило, что я не могла с этим совладать.

— Нет, — рассмеялся Влад, поворачиваясь ко мне. — По правде сказать, удивлён. Не ожидал от тебя.

Несмотря на то, что мокрое и немножко запотевшее теперь стекло душевой кабины по-прежнему частично скрывало от меня обнажённого атлета, я смутилась ещё сильнее. И… ещё больше возбудилась. Голова кружилась от осознания момента. Влад оказывал на меня какое-то волшебное, одурманивающее действие. Меня поражало осознание, что я не вполне управляю своими собственными действиями и словами. Будто какой-то прекрасный, одурманивающий морок владел мной, заставляя тянуться к его источнику.

— Почему? — спросила я, после того, как чисто машинально закрыла за собой дверь. — Если что… я не девственница…

Я подумала тогда, что несу какую-то чушь, поразилась себе самой, зачем сказала это, но наверное я просто хотела быть воспринятой им правдиво. Быть с ним настоящей. Боялась, что он примет меня за другую, за кого-то, о ком составил либо не очень лестное, либо наоборот, слишком возвышенное представление. Не хотела его разочарования.

Вместо слов, он открыл дверь кабинки и вышел ко мне. Мокрый, рельефный, потрясающе красивый. Будто бы выкованный из какого-то нежного плотного гранита, с прекрасной матовой кожей, поблескивающей маленькими сверкающими каплями на плечах и тонкими струйками на груди. Помню, как потряс меня его взгляд — притягательный, призывный, глубокий, внимательный и что удивительно — осторожный. Он будто бы присматривался ко мне и я, почувствовав какую-то сликшмом большую, неподъёмную ответственность перед ним, замерла.

— Расслабься, — сказал он, подходя вплотную ко мне. — Всё хорошо.

Когда он пальцами коснулся моих плеч, я вздрогнула. Но не так, как в машине. Тогда от пробежавшего по телу разряда я напряглась, а в ванной комнате расслабилась, на мгновение едва не обмякнув. Но в следующую секунду я обвила руками его шею, потому что он стал целовать меня. Нежные, уверенные поцелуи его губ сводили с ума. Будто после катания на карусели, закружилась голова, когда он проник тёплым языком в мой рот. Я бешено лизала его язык, не могла насытиться этим простым и таким ярким удовольствием. Мои губы стали словно бы собранием нервных окончаний, трепетавших под ласками его губ. Я ощутила, как ладонь его коснулась моего живота, скользнула ниже и под аккомпанемент моих сладких стонов принялась нежно гладить мою вагину. От этих уверенных и нежных движений пальцами, у меня перед моими распахнувшимися от восхищения яркостью ощущений глазами всё поплыло и я вновь закрыла их, целиком и полностью отдаваясь его ласкам, не чувствуя под ногами пола, сотрясаясь от наиболее ярких всплесков наслаждения, превращающегося в мои новые хрипловатые постанывания и вскрики в особенно ярких моментах.

— Какая же ты чувственная… — восхищённо шептал мне он. — Какая отзывчивая…

Его тёплое дыхание грело моё ухо, вызывало мурашки по телу, сочеталось с его ласками купающихся во влаге пальцев, скользящих по половым губам, проплывающих меж ними, проникающим едва-едва, так, что хотелось, чтобы он вставил уже в меня пальцы, хотя бы один, чтобы перестал мучать и унял наконец всё нарастающее нетерпение моей разгорячённой женской плоти, сходящей с ума, звенящей от безумно яркого возбуждения, местами невыносимо сладкой, такой, что я переставала вообще что-либо соображать.

В его руках я превратилась в чистое наслаждение. Я не ведала ранее таких сильных, упоительно сладостных ощущений и, наверное, безумно текла. По крайней мере его пальцы точно не встречали никакого сопротивления и он мог делать со мною всё, что хотел.

Целуя мою шею, он развернул меня лицом к зеркалу, спиной к себе и я вцепил руками в край гладкой раковины и непроизвольно оттопырила зад. Прижимаясь ко мне возбуждённым, большим, твёрдым и горячим членом, упирающимся в меня меж моих ягодиц, он вызывая новые волны проносящихся по телу мурашек, целовал мою шею, заставляя снова и снова вздрагивать, а я тёрлась об него затылком, как довольная кошка. Он умело, трепетно и настойчиво целовал и целовал меня сзади, макушку, затылок, ниже, там, где заканчивались волосы, ещё ниже, шею, вызывая мои сладкие стоны, ещё ниже, шепча мне какие-то нежности, ещё ниже, между лопаток, и руками гладил мою грудь, сжимал пальцами мои затвердевшие до звона стали соски, требовавшие его ласк не менее, чем нестерпимое желание моей кричащей от дичайшего возбуждения вагины. Желания невыносимого, похожего одновременно на жжение, чесотку и нервную дрожь, волнами яркой чувственности пульсирующей по всему телу, выстреливающей в руки и ноги, в затылок и губы, смешивающейся с волнами коючих, встопорщившихся мурашек на едва не дрожащей от потрясающего возбуждения коже… Я хотела только одного — чтобы он унял наконец эту нестерпимую ожидающую его члена истерику моей вагины, волнами бьющей в голову, сотрясающей всё моё тело…

И когда он, приподняв ткань футболки, чуть раздвинул мне ягодицы и ткнулся напряжённой, твёрдой головкой своего тёплого члена в налившиейся кровью, разгорячённые половые губы, я сама насадила себя на него.

Он вошёл в меня гладко, плотно и потрясающе приятно… Тихим сладким криком я выразила свою благодарность и принялась подмахивать ему задом, сжимая края раковины побелевшими пальцамим, распахнутыми глазами глядя на отражение в зеркале, в котором горели наши глаза, в котором я видела самый лучший на свете фильм. О том, как потрясающей красоты и чуткости мужчина делает меня восторженно-счастливой, купает в чистейшем наслаждении, дарит мне волшебные эмоции, приводящие в дикий, ни с чем не сравнимый, искренний и тихий восторг.

О, я восхищалась им и боготворила его в тот момент… Он делал со мной то, что сама с собой я никогда сделать бы не могла, хотя иногда ласкала себя и эти ласки часто нравились мне больше, чем мой опыт предыдущего сексуального общения с парнями.

Но это было другое. Совсем другое. То, что я чувствовала тогда не имеет названия. Слова истёрты, банальны и ничего тут не значат. Они просто слабое отображение потрясающих, бешено-восторженных, кричаще-сладких, сумасшедших эмоций. Ярких до одури, до сумасшествия, до умопомрачения, до превращения в крики и стоны удовольствия, заполняющими ванну волнами искреннего звука, отскакивающего от стен и растворящегося в её тёплом воздухе, также, как я растворялась и таяла в охватывающих мою талию мускулистых руках Влада.

А потом я ощутила, как грядёт во мне странное пугающее чувство, то самое, которое не называлось для меня никак. Потому что я никогда ранее не испытывала его и не могла узнать. Но оно усиливалось, подобно гулу пролетающего над головой самолёта. Оно заставило меня заметаться в испуге от его нарастающей бешеной яркости. И я бы вырвалась, если бы не крепкие, сильные руки Влада. Он удержал меня, заставил дождаться бешеных вспышек салютов в моём теле, взрыва наслаждения в моём влагалище, разбившегося вспышками ярких разноцветных искр перед глазами и волнами удовольствия сладких судорог по всему моему кончающему телу.