Во время перемены блюд Ромэйн молчала, а Эллен забрасывала ее вопросами. Девушке показалось странным, что герцог не пресекал Эллен, хотя терпеть не мог пустой болтовни.

— Эллен, ты все увидишь сама, — сказала Ромэйн, осознав, что кузина Джеймса никогда не удовлетворит своего любопытства. — Может быть, будет лучше, если мы тронемся в Лондон, как только оправимся после путешествия из Струткоилла.

— Я бы предложил задержаться здесь, — робко вмешался Камерон. — Похоже, что здесь можно неплохо поохотиться, Джеймс.

От неожиданности Ромэйн чуть не поперхнулась, Петляя по лабиринтам недосказанности, она забыла о главном: возможно, Джеймс и желал найти для Эллен подходящую партию, но все это отступало на задний план перед его решимостью поймать и наказать предателя.

— Да-а, — отозвался Джеймс, легонько пожимая ей руку. — Мне бы и вправду хотелось узнать, чем может заняться спортивный мужчина в Йоркшире.

— Вы охотник, мистер Маккиннон? — живо встрепенулся герцог.

— Иногда, — Джеймс заговорщицки подмигнул Ромэйн.

Как ему это нравилось! Он наслаждался, дурача дедушку! Ромэйн сердито отодвинулась, давая понять, что не желает участвовать в его играх и делать что-либо сверх ранее обещанного. Она вовсе не хотела ставить дедушку в двусмысленное положение.

— Думаю, вы никогда не участвовали в псовой охоте, — продолжал интересоваться герцог.

— Вы правы. Обычно я охочусь не только без собак, но и пешим, хотя во время той охоты, когда я встретил Ромэйн, я был на лошади.

— Вы охотились во время бури? Я думал, даже у дураков шотландцев больше здравого смысла.

— Дедушка, я бы просила тебя не употреблять таких выражений.

Герцог рассмеялся и поднял бокал, ожидая, когда его наполнят.

— Ромэйн, пусть твой муж обороняется сам. Если ты будешь с таким остервенением бросаться на его защиту, все подумают, что ты испытываешь к нему глубокую сердечную привязанность.

— Но Эллен и Камерон тоже из Шотландии.

Герцог слегка кивнул в сторону Эллен:

— Приношу свои извинения, мисс Данбар. Я не хотел обидеть вас.

Ромэйн вздохнула. Дедушка был неисправим, но, заметив, что Джеймс улыбается, она решила, что эти мужчины — два сапога пара.

В столовую вошел Клэйсон и легким покашливанием привлек внимание герцога:

— Ваша светлость, посетитель.

— Клэйсон, мы не хотим, чтобы нам мешали, — ответил старик, не отрывая взгляда от Джеймса. — Итак, Маккиннон, расскажите мне, на кого вы охотились во время бурана.

Второй раз за день дворецкий пришел в замешательство. Взгляд его остановился на Ромэйн, и он сказал:

— Я знаю, ваша светлость, что время ужина вы проводите со своими близкими, но это исключительный случай.

— Ба! Нет ничего исключительного, что позволило бы вам беспокоить меня во время трапезы. Пусть посетитель идет своей дорогой. Скажи, что я приму его завтра.

— Это посетитель к леди Ромэйн. Я думаю, она сочтет его визит важным.

Герцог не шелохнулся.

— Пусть остудит пятки на морозе и придет, когда леди будет дома, ты понял меня? Я уверен, что с этим можно повременить.

— Дедушка, — прошептала Ромэйн, заметив остекленевшие глаза дворецкого. — Если ты позволишь, я разберусь с этим делом и быстренько вернусь.

— Так вот каких манер набралась ты в доме своего муженька! Выпрыгиваешь из-за стола, как деревенский мальчишка, и бежишь открывать дверь!

Джеймс опустил вилку и сказал:

— Ваша светлость, ваша внучка желает только, чтобы вы отужинали в мире и спокойствии после многих ночей, которые, она не сомневается, вы провели в тревоге о ней.

— Она не нуждается в вашем заступничестве, Маккиннон. — Герцог махнул рукой и распорядился: — Иди, Ромэйн, если хочешь. Постарайся вернуться до следующей перемены блюд, или я прикажу убрать твой прибор.

Ромэйн улыбнулась, заметив, что глаза деда сияют добродушием. Она собиралась предупредить Джеймса, что герцог счастлив тем, что может поддеть и подразнить его. Но Вестхэмптон не был единственным хитрым лисом в лесу. Ромэйн надеялась, что Эллен и Камерон поймут, как рад старик тому, что его внучка вернулась цела и невредима, и простят его за некоторые вольности поведения. Не то чтобы он был доволен ее замужеством, но он простил ее. Ромэйн чмокнула деда в морщинистую щеку и отправилась вслед за Клэйсоном.

Возле двери Ромэйн оглянулась и увидела, что Джеймс улыбается. Возможно, пришло ей в голову, что дедушка наконец встретил человека, который чувствовал себя с ним на равных, после долгих лет, в течение которых окружающие заискивающе заглядывали в глаза властному герцогу.

Пока Ромэйн шествовала за дворецким в комнату для посетителей, она распорядилась, чтобы в комнату миссис Данбар подали горячий ужин.

Они спустились вниз, и Клэйсон указал на небольшую комнату, где ее дожидался незнакомец. Девушка поблагодарила Клэйсона и отдала распоряжение накормить просителя.

— Сударыня, — пробормотал Клэйсон, и гримаса боли исказила его лицо, — если вы хотите, я останусь здесь.

— Это еще зачем?

Дворецкий раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Озадаченная необычным поведением Клэйсона, Ромэйн открыла дверь в комнатку. Это изящно убранное помещение было одним из любимых Ромэйн. В детстве она часто забегала сюда полюбоваться выложенным из камня фамильным гербом, красовавшемся над камином. Вокруг очага стояла добрая дюжина диванчиков и стульев, но это, казалось, не делало ее тесной.

Напротив двери, там, где лунный свет лился сквозь окно и падал на каменный пол, стоял мужчина. Тень скрывала его лицо, и Ромэйн могла с достоверностью сказать только то, что он одного роста с Джеймсом.

— Добрый вечер, сэр, — поприветствовала посетителя Ромэйн. — Мне передали, что вы желаете говорить со мной.

Мужчина вышел в полосу света и воскликнул:

— Ромэйн! Это действительно ты! Я не могу поверить, что ты жива!

— Брэдли… — прошептала девушка, устремив взор на то, что, должно быть, было призраком.

Глава 11

Человек шагнул навстречу Ромэйн, и лампа, стоящая на столе, осветила его лицо. Она не ошиблась! Это был Брэдли Монткриф!

Он улыбался, и глаза его мерцали нежным теплом. Брэдли протянул к ней руки в кружевных манжетах:

— Я пришел, чтобы вымолить у тебя прощение.

Брэдли замолчал, ожидая, что скажет девушка. Но Ромэйн потеряла дар речи. Она лишь молча взирала на него. У призрака был голос Брэдли, на нем был модный сюртук, цвета красного бургундского вина, поверх ярко зеленой жилетки. От темечка, едва прикрытого редеющими волосиками, до кончиков сияющих глянцем ботинок, выглядывающих из-под брюк, перед ней был именно тот Брэдли Монткриф, которого она оплакивала.

Но этого не могло быть! Джеймс сказал ей, что Брэдли и кучер были убиты и похоронены на кладбище при церкви, у которой и названия-то не было. Вряд ли Джеймс стал бы лгать ей о кончине Брэдли. Кроме того, она уже согласилась участвовать в плане Джеймса.

Ромэйн пришла в замешательство.

— Ромэйн, моя дорогая Ромэйн, — прошептал Брэдли, взяв ее за руку. — Неужели ты не простишь меня? Клянусь, я разыскивал тебя в ту страшную буранную ночь, но негодяи словно растворились вместе с тобой в шотландской ночи. — Он прижал руку к гофрированному жабо. — Подумай, что я пережил, Представляя, как они обижают тебя. А сейчас я вижу тебя, и сердце мое переполняется радостью.

— Ты жив, — смогла, наконец, вымолвить Ромэйн.

— Несмотря на то, что они бросили меня, несколько парней вызвались помочь мне. Мы вернулись к карете в надежде разузнать что-нибудь о тебе, но нашли только труп Скрибнера и останки одного из бандитов. Прости мне грубое обхождение с тобой, дорогая.

— Да, конечно, — прошептала Ромэйн, не вполне понимая смысл происходящего.

Брэдли жив! Тогда почему она не испытывает ничего, кроме пустоты, которую она ощутила при известии о его смерти? Она должна быть счастлива.

— Мы разыскивали тебя несколько дней, но, увы, не нашли ничего, что навело бы на твой след. Затем я вернулся сюда, чтобы поведать твоему дедушке о том, что ты пропала. — Голос его дрогнул. — Об этой ночи я боюсь даже вспоминать.

— Я думала, тебя убили: я слышала выстрелы, я видела… — голос Ромэйн упал до шепота.

— Все страхи позади, моя дорогая. Ночной кошмар кончен для нас обоих. Мы начнем все сначала. Мы ведь собирались пожениться.

— Брэдли…

Он приложил палец к ее губам:

— Нет, дорогая, послушай меня. Мы были глупцами, когда собирались удрать из Йоркшира. На этот раз никакого побега не будет. Всеми силами мы попытаемся уговорить твоего дедушку смириться с нашей любовью.

— Брэдли…

И снова Монткриф перебил девушку:

— Ничего не говори, дорогая. Я мечтаю только о том, чтобы любоваться тобой и прижать тебя к своей груди.

Брэдли улыбнулся той дразнящей улыбкой, которую она так любила, и взял ее за руку. Но когда Монткриф заметил золотое колечко на безымянном пальце Ромэйн, выражение его лица резко изменилось. Он уронил ее руку, крепко сжал губы и устремил взгляд куда-то мимо Ромэйн.

Ромэйн не было необходимости оборачиваться, но она все равно обернулась. Как она и предполагала, за ее спиной стоял Джеймс. Лицо его было равнодушнее парадных ликов ее предков. Ромэйн понимала, что должна что-нибудь сказать — все равно что, — но все слова, казалось, вылетели у нее из головы.

— Сэр, — строго и четко выговорил Брэдли. — Это частная беседа. Леди Ромэйн и я хотели бы поговорить без посторонних лиц.

— И сейчас хотите?

Ромэйн была поражена: в голосе Джеймса слышалась явная угроза. Происходило что-то из ряда вон выходящее: сначала Клэйсон потерял свое хваленое самообладание, теперь Джеймс вел себя возбужденно и агрессивно, как бы забыв об обычном насмешливом равнодушии. Слишком много осложняющих деталей для и без того сложной ситуации.

— Я хотел поинтересоваться, не забываете ли вы, что разговариваете с леди? — Джеймс повернулся к девушке: — Ромэйн, ты не находишь, что наш посетитель допускает некоторые вольности в разговоре?

— Сэр, — натянуто ответил Брэдли, — вы слишком вольны в обхождении с моей невестой.

Ромэйн стала между мужчинами, прежде чем они пустили в ход ярость, пылавшую в их глазах. Девушка почувствовала, что Джеймс способен взять себя в руки, но за Брэдли она бы не поручилась, — впрочем, она не поручилась бы и за Джеймса, если бы Брэдли, не сдержавшись, бросил ему вызов. Ромэйн отдавала себе отчет в том, что, в случае если дуэль состоится, преимущества будут на стороне Джеймса: он более искусен в стрельбе из пистолета. Она не могла предупредить об этом Брэдли, чтобы не причинить ему новой боли, помимо той, которая заключалась в мучительной правде ее нового положения.

— Брэдли, успокойся, — мягко попросила Ромэйн.

— Ты, как всегда, бросаешься на защиту этого бесполезного щенка, — сделал выпад Джеймс.

Ромэйн подняла на него глаза. Ему не следовало еще больше усугублять ситуацию. Своей репликой он причинил вред ей. И самым холодным из своих голосов Ромэйн отчеканила:

— Джеймс, это мой жени… это Брэдли Монткриф. Брэдли, это Джеймс Маккиннон, — она замешкалась, но понуждаемая пристальным взглядом Джеймса, добавила: — Джеймс — мой муж.

— Твой муж? — изумился Брэдли. Лицо его посерело. — Так ты … замужем?

— Теперь ее зовут леди Ромэйн Маккиннон, — сообщил Джеймс раньше, чем девушка успела открыть рот. — И так как вы ее старый знакомый, я не буду возражать, если вы будете называть мою супругу неполным именем.

Ромэйн пришла в ярость: Джеймс говорил о ней, как будто она была не более чем его собственность. Закон лишал замужнюю женщину почти всех прав. Об этом сообщил ей дедушка, когда Ромэйн впервые заикнулась о своем желании выйти замуж за Брэдли. Но девушка всеми силами души сопротивлялась тому, чтобы ее считали собственностью какого-то мужчины, чем-то вроде его пожиток.

— Почему бы нам не присесть? — предложила она.

Мужчины не шелохнулись.

Выругавшись про себя, Ромэйн опустилась на ближайший стул и слегка успокоилась, когда на соседнем стуле оказался Джеймс. Брэдли стоя взирал на супругов, скрестив руки на груди.

— Это, безусловно, неожиданность для вас, Монткриф, — сказал Джеймс. — Но согласитесь, не часто кому-либо из нас доводится беседовать с воскресшими покойниками. По-моему, вы вполне оправились от смертельных ран.

— Брэдли не пострадал, — Ромэйн с трудом двигала сухими губами. — Он говорит, что погибли его кучер и один из разбойников.

— Тогда… почему вы бросили свою карету?

Брэдли пожал плечами:

— Какой был в ней толк, если дверцы болтались, крыша проломлена, а внутри карета была забрызгана кровью?