— Уже! — сказала я с улыбкой.

Дверь конюшни снова открылась, чтобы впустить моего сына, который весело желал нам доброго утра.

— Здравствуй, дорогой, — ответила я. — Ты хорошо спал?

Можно было и не задавать подобного вопроса: Никки всегда спал хорошо, и я не уставала обещать самой себе, что буду делать все, чтобы этот порядок никогда не нарушался.

— Наверное, Тим не пройдет к нам по такому снегу, — сказал Никки. — Я помогу тебе, мама, ладно?

— Я только что говорила то же самое мистеру Гроуву, дорогой. Приступим к делу.

Гроув протестовал, но мы его не слушали. Я решила ничем не быть обязанной графу Сэйвилу. Не только ему самому, но и его слугам.


К девяти утра все лошади были накормлены, напоены, стойла приведены в порядок, устланы свежей соломой, проход к ним чисто выметен. Мы вернулись в дом и как раз снимали в холле рабочую одежду, когда сверху спустился его сиятельство граф. На нем были умопомрачительный утренний костюм, свежая сорочка, белоснежный шейный платок. Волосы цвета темного золота были тщательно причесаны, сапоги-ботфорты начищены до блеска. Граф не без удивления воззрился на нас.

— Лошади в полном порядке, милорд, — весело доложил Гроув. — Миссис Сандерс накормила их отборным зерном.

Я стряхнула остатки соломы со своего рукава и сухо добавила:

— Если пройдете в столовую, милорд, миссис Макинтош накормит вас завтраком.

— Успели уже побывать в конюшне, миссис Сандерс? — с вежливым удивлением спросил граф.

— Да.

Мой сын ответил на вопрос гостя более пространно, с воодушевлением расписав все, что мы сделали.

— Мама говорит, что, если погода станет лучше, можно будет ненадолго вывести лошадей во двор, а то они уже застоялись… — закончил Никки свой рассказ.

Появившаяся в холле миссис Макинтош пригласила графа в столовую.

— Вы тоже поешьте, милочка, — с ворчливой заботливостью сказала она мне. — Овсяной каши, которую съели три часа назад, куда как мало при вашей работе. И ты, Никки, иди поешь. На кухне все готово для вас с мистером Гроувом. А твой Негр ждет не дождется тебя.

Негр — звали нашего кота, люто ненавидевшего холод и проводившего почти все время возле кухонной плиты.

— Бедняжка, я сейчас приду поговорить с ним, — пообещал мой сын.

Таким образом я была обречена завтракать наедине с графом. Бросив неодобрительный взгляд на миссис Макинтош, я отправилась наверх, чтобы умыться и переодеться.


Когда я спустилась в столовую, граф уже сидел над тарелкой с яичницей, держа в руке овсяную лепешку, и, судя по всему, был вполне доволен предложенной пищей. Я молча села напротив. В своем старом кашемировом платье синего цвета я чувствовала себя чуть ли не нищенкой на его фоне, а предложенная ему еда показалась мне весьма убогой. В самом деле, ему ведь наверняка подавали на завтрак мясо, а на нашем столе этот продукт из-за дороговизны появлялся лишь изредка. Так что ни бекона, ни жареных почек — ничего в этом роде он сейчас перед собой не видел.

Я налила себе кофе и предложила Сэйвилу долить его чашку.

— Я решила, что поеду с вами в Сэйвил-Касл, милорд.

Он медленно поставил чашку на стол.

— Что ж, мудрое решение, миссис Сандерс. Думаю, ради Николаса вам следует узнать, что именно таится в завещании Джорджа.

Я ничего не ответила, поскольку считала лишним заявлять прямо сейчас, что, размышляя обо всем этом прошлой ночью, твердо решила официально, при всех, отказаться от благодеяния Джорджа Мелвилла. Узнав об этом, Сэйвил, наверное, стал бы уговаривать меня переменить решение, а мне не хотелось сейчас лишних разговоров на эту тему.

Вошла миссис Макинтош и принесла еще лепешек и горячий кофе. После ее ухода никто из нас по-прежнему не произносил ни слова. Подняв голову от тарелки, я увидела, что граф смотрит на меня с каким-то яростным недоумением, если не с раздражением, и явно собирается сказать какую-нибудь резкость или, во всяком случае, выразить неодобрение.

— Извините, я очень голодна, — пробормотала я, снова уткнувшись в тарелку, надеясь таким образом защитить себя от его упреков в упрямстве и еще не знаю в чем.

Упреков я не услышала. Он вежливо сказал, что, конечно, я нагуляла аппетит, поднявшись спозаранку и часа три проведя в конюшне, где сегодня за меня вполне мог бы потрудиться Джон Гроув.

Я ответила, что привыкла к подобной работе, она даже нравится мне, и добавила, что, к сожалению, совершенно не знаю, чем развлечь гостя. Разве что книгами, которых в этом доме в избытке.

К моему удивлению, в ответ на вполне мирное предложение граф разразился гневной тирадой, и отнюдь не по поводу моего упрямства:

— Что вы обо мне думаете, черт побери? Я вовсе не беспомощный, избалованный денди, каким вы изволите меня представлять. Умею сидеть на коне, а не только за книгой, умею, если понадобится, работать руками! Не нужно меня оберегать, как ребенка!

Ах, он, оказывается, почувствовал себя оскорбленным. Обиженным… Может, это и не очень хорошо, но на душе у меня стало немного легче: хоть что-то человеческое ему присуще.

— А чем вы собираетесь заниматься сегодня, если не секрет? — спросил он.

Изобразив на лице кроткую, только что не ангельскую улыбку, я сказала:

— В конюшне пока дел больше нет. Поэтому займусь покраской комнат.

— Покраской? — переспросил он. — Будете расписывать стены?

— Не расписывать, милорд, — почти весело рассмеялась я, — а просто красить. Оконные рамы и подоконники я почти уже закончила. Теперь очередь за стенами. В этих спальнях будут жить ученики, которые, надеюсь, появятся весной.

Граф Сэйвил мрачным взглядом окинул невзрачную комнату, где мы сидели.

— Здесь вы тоже недавно красили? — ехидно поинтересовался он.

— Нет, руки не дошли.

— А спальню, где я провел ночь? — спросил он еще ехиднее.

— Ею редко пользуются. Только в особых случаях, — с подчеркнутой иронией ответила я.

— Что ж, — сказал он бодро, — если у вас найдется лишняя кисть, миссис Сандерс, я могу, с вашего разрешения, принять участие в работе.

Я в недоумении уставилась на него, что развеселило графа еще больше.

— Уверяю вас, я умею держать в руке малярную кисть, мэм. Только прошу ни в коем случае не ставить об этом в известность палату лордов, иначе, боюсь, меня выгонят оттуда с треском!

Его улыбка обезоруживала, с ее помощью он мог бы сдвинуть горы, но я еще не сдалась. Однако что ему ответить?

Я встала из-за стола.

— Если это не шутка, милорд, то вам придется сменить ваш элегантный костюм. Попробую найти для вас рабочий халат.

— Халат? — переспросил он. — Надеюсь, уже измазанный краской? Моя репутация члена палаты лордов и завсегдатая лондонских клубов полностью в ваших руках.

— Боже, — сказала я, — неужели вас могут исключить из клуба «Уайте», милорд?

— Должен заметить, мэм, — с видом оскорбленного достоинства парировал он, — что я не являюсь членом клуба «Уайте». К нему принадлежат тори. Мы же, Мелвиллы, всегда были вигами. Мой клуб — «Брукс».

— Прошу прощения, милорд, — с чувством сказала я, — что едва не причислила вас к вражеской партии.

Нашу интересную беседу прервал Никки, явившийся из кухни и вполне довольный завтраком.

— Я сыт, — объявил он. — Могу теперь помогать тебе, мама.

— Спасибо, милый, — сказала я. — Но тебе, наверное, нужно что-то выучить для мистера Ладгейта?

— Да, мама.

— Вот иди и позанимайся. Если захочешь что-нибудь спросить, я буду в комнате для гостей. Мы с графом собираемся ее красить.

У Никки округлились глаза.

— Правда, милорд? — с легким испугом спросил он. Ответ графа был несколько витиеватым.

— Только отличившись на этой работе, — произнес он торжественно, — я могу считать, что некоторым образом уменьшил прегрешения прошлой жизни… Но почему мы теряем время, миссис Сандерс? Нас ожидают большие дела!


Я уже несколько дней работала в этой комнате, поэтому мебель была сдвинута на середину и прикрыта тряпками. Пол был тоже застлан, чтобы не попала краска, а у одной из стен стояла высокая переносная лестница.

Довольно давно, окончательно поняв, что от хозяина ничего путного не дождешься, я задумала сама постепенно обновить комнаты, и хотя дело продвигалось крайне медленно, кое-что было сделано.

Когда, надев халат, я стала размешивать в ведре голубую краску для оконных рам, дверь отворилась и вошел граф. Он снял свои высокие сапоги, был без куртки, без шейного платка, рукава рубашки закатаны. Смуглая шея, золотистые волосы на оголенных руках, легкая, какая-то звериная походка — от всего веяло силой, уверенностью.

Трудно было не поддаться обаянию этого мужчины. Я сделала над собой усилие, чтобы скрыть охватившее меня волнение. Слава Богу, оно оказалось недолгим.

Сэйвил медленно оглядел комнату — свежую краску на лепнине потолка, на одной из оконных рам, на облицовке камина. Наконец его взгляд остановился на мне.

— Пожалуй, я возьму лестницу, — сказал он деловито, — и продолжу красить стены вверху… А почему вы не докрасили ту раму?

Я пожала плечами и грубовато ответила:

— Если не ошибаюсь, милорд, вы предложили мне помощь, а не руководство работой?

В его глазах застыло удивление. Не слишком ли часто я удивляла его на протяжении такого недолгого времени?

— Прошу прощения, мадам. Что я должен делать?

В его смирении сквозила значительная доля иронии.

— О, пожалуйста, начинайте, как вы хотели, с верха стены. С вашим ростом это будет нетрудно.

— Я тоже так подумал, — сказал он, не сводя с меня изумленного взгляда, который меня смущал.

Я вручила ему халат, взятый у мистера Макинтоша, но плечи графа оказались чересчур широки для него.

— Обойдусь, — решил он, — отлейте мне краски в это ведро!

Я молча выполнила его команду, и мы принялись за работу. Некоторое время длилось молчание. Я тщательно мазала голубой краской раму одного из окон и думала о том, как скажу Ники, что покину его на несколько дней, и какую следует назвать причину. И тут еще одна не слишком приятная мысль пришла мне в голову, и я замерла с кистью в руке, повернувшись к лестнице, на которую взгромоздился граф.

— Милорд, — обратилась я к его спине, — я только что подумала, что у вас не было возможности сообщить вашей супруге о том, что вы привезете с собой незваную гостью. Что, если она… я хочу сказать, что, возможно, ей…

Я замолчала, не зная, как потактичнее выразить свои сомнения относительно того, что леди Сэйвил жаждет видеть в своем доме какую-то ничего не значащую для нее миссис Абигейл Сандерс.

Не прекращая махать кистью, граф отозвался почти с потолка:

— Поскольку я не женат, вам не следует беспокоиться о том, как отнесется к вашему приезду моя супруга. Что касается моей экономки, она будет рада принять любого гостя, если его привезет хозяин.

— Благодарю за разъяснения, — сказала я.

Вновь принявшись за работу, я с некоторым удивлением подумала, почему человек такой незаурядной внешности, к тому же обладающий высоким титулом и, несомненно, происходящий из достаточно древнего рода, до сих пор не женат. Неужели не думает о потомстве? Или на то есть другие причины?


Мы по-прежнему работали молча и старательно, и комната прямо на глазах преображалась, становясь уютной и опрятной. Однако в голове у меня продолжала занозой торчать мысль, как объяснить Никки мой внезапный отъезд. Я уже закончила покраску обеих оконных рам и перешла к плинтусам, а решение все не приходило. Поглядывая на результаты работы графа, я не могла не признать, что за это время сумела бы сделать значительно меньше. Качеством его работы я также осталась довольна — придраться было не к чему.

Трудовую тишину комнаты дважды нарушало появление Никки с очередным вопросом по поводу его учебного задания. На один из них я сумела ответить, на второй — нет. Это сделал за меня Сэйвил.

— Персеполь, — возвестил он с верхней ступени лестницы, — был столицей Древней Греции.

— А что же тогда Сузы? — спросил мой сын. — В учебнике сказано, что их царь жил в Сузах.

— Сузы тоже были столицей, — пояснил граф, — но до тех пор, пока Дарий не построил Персеполь. Персидские цари проводили по полгода и там, и там, но официальной столицей стал Персеполь.

— Ой! — радостно сказал мой ребенок. — Спасибо, милорд. Можно я так и напишу в своем изложении?

— Да, — милостиво разрешил граф. — Только не упоминай имени того, кто открыл тебе эту страшную тайну…


В половине двенадцатого к нам вошла миссис Макинтош и объявила, что уже пора.

Я поднялась с колен и распрямила затекшие ноги и спину.

Сэйвил поглядел вниз.

— Перерыв? — спросил он недовольным голосом. — Мне бы хотелось закончить эту часть комнаты.