Я поймала взгляд Меллиоры и прочла в нем предостережение и мольбу. Не теряй самообладания, говорил он мне. Потерпи. Это наш единственный шанс остаться вместе.

Мне показалось, что я узнаю некоторые из коридоров, — это по ним я в ужасе бежала в тот вечер, когда был бал. Наконец мы остановились возле одной из дверей, и миссис Роулт тихо постучалась.

Когда ей велели войти, она сказала совсем не тем голосом, каким разговаривала со мной:

— Ваша светлость, пришли новая компаньонка и горничная.

— Введите их, миссис Роулт.

Миссис Роулт кивком головы велела нам войти. Комната была большая, с очень высокими потолками и огромными окнами, выходящими на газоны; в громадном камине горел огонь; обставлена комната была, как мне показалось, роскошно, но я сосредоточила все внимание на пожилой женщине, сидящей очень прямо в кресле у камина.

— Подойдите сюда, — властно сказала она. И добавила: — Благодарю вас, миссис Роулт. Подождите за дверью, пока вас позовут.

Мы подошли поближе, а миссис Роулт ретировалась.

— Прошу вас, садитесь, мисс Мартин, — велела леди Сент-Ларнстон.

Меллиора села, а я осталась стоять, так как мне приглашения сесть не было.

— Мы не обсуждали в деталях ваши обязанности, но это вы, несомненно, выясните со временем. Полагаю, что вы прекрасно читаете. Мои глаза уже не так хорошо видят, как прежде, и мне нужно, чтобы вы читали мне каждый день. Вы приступите к своим обязанностям безотлагательно. У вас хороший почерк? Я хочу, чтобы вы занимались моей корреспонденцией. Обычно такие вещи обсуждают заранее, до того, как принимают на работу, но поскольку мы были соседями, я думаю, можно отступить от обычая. Вам отведена неплохая комната. Она рядом с моей спальней, чтобы вы были поблизости, если мне вдруг понадобятся ваши услуги ночью. Миссис Роулт сообщила вам, где вы будете принимать пищу?

— Да, леди Сент-Ларнстон.

— Ну, кажется, мы все обговорили. Вам покажут вашу комнату, где вы сможете разобрать свои вещи.

Она повернулась ко мне, подняла лорнет, висевший у нее на поясе, и холодно меня рассматривала.

— А это мисс Карли, — подсказала Меллиора.

— Керенса Карли, — сказала я так же гордо, как в тот день, когда стояла там, в стене.

— Я слышала вашу историю. Я взяла вас, потому что мисс Мартин очень просила меня об этом. Надеюсь, вы нас не разочаруете. По-моему, миссис Джастин Сент-Ларнстон сейчас нет дома. Вам покажут вашу комнату, и вы будете ожидать там, пока миссис Джастин Сент-Ларнстон не пошлет за вами, что она непременно сделает по возвращении, так как ей известно, что вы должны прибыть сегодня. А теперь скажите миссис Роулт, пусть она войдет.

Я резко открыла дверь, и миссис Роулт отпрянула от замочной скважины, у которой, как я догадывалась, она, нагнувшись, подслушивала.

— Миссис Роулт, — приказала леди Сент-Ларнстон, — покажите мисс Мартин и мисс Карли их комнаты.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Выходя, я ощущала на себе взгляд леди Сент-Ларнстон и чувствовала себя подавленной. Все это оказалось еще более унизительным, чем я себе представляла. Меллиора, похоже, потеряла всякое присутствие духа. Со мной этого не случится. Я почувствовала, что готова бросить им вызов, и разозлилась.

Скоро, пообещала я себе, я разузнаю все в этом доме получше. Буду знать каждую комнату, каждый коридор. Я вспомнила тот вечер, когда ускользнула от Джонни, и ужас, который пережила после. Ни за что не позволю Джонни унижать меня, даже если какое-то время и придется терпеть оскорбления от его матери!

— Все господские комнаты в этой части дома, — поясняла миссис Роулт. — Тут вот комнаты ее светлости, а рядышком ваша, мисс Мартин. Чуть дальше по коридору будут комнаты Джастина и его леди. — Она кивнула мне. — И твоя там же.

Вот так меня привели в мою комнату. Комнату горничной — но не простой горничной, а камеристки леди Джастин, напомнила я себе. Я не то что Долл или Дейзи. У меня есть особый дар, и я собиралась вскоре дать об этом знать всей этой кухонной прислуге.

А пока не следует торопиться. Я взглянула на свое отражение в зеркале. Нет, я решительно сама на себя не похожа. На мне была черная накидка и черная шляпка. Черное мне вообще-то никогда не шло, а траурная шляпка еще прятала мои волосы и была просто ужасна.

Потом я подошла к окну и взглянула на газоны и на Шесть Девственниц.

Тут-то я и сказала себе: «Ну вот ты и здесь. Ты здесь живешь». И все же, несмотря ни на что, я ощущала торжество, потому что здесь-то я и хотела быть. Моя печаль улетучилась. Я радовалась и ликовала. Я в доме — пусть в качестве служанки, но это было само по себе вызовом судьбе.

Я все стояла у окна, когда дверь отворилась — и мне сразу стало ясно, кто это вошел. Она была высокой и темноволосой, хотя и посветлей меня, элегантной, одетой в жемчужно-серую амазонку, и лицо ее разгорелось, наверное, от верховой езды. Она была красива и не выглядела злой. Я узнала в ней мою госпожу Джудит Сент-Ларнстон.

— Вы мисс Карли, — сказала она. — Мне сообщили, что вы приехали. Хорошо, что вы здесь. В моем гардеробе все совершенно вверх дном. Вы наведете там порядок, надеюсь.

Ее отрывистая манера говорить тут же напомнила мне о тех ужасных минутах в шкафу.

— Да… мадам.

Я стояла спиной к окну, так что оказалась в тени — весь свет падал ей на лицо. Я отметила беспокойные топазовые глаза, довольно широкие ноздри, полные, чувственные губы.

— Вы уже распаковали свои вещи?

— Нет еще. — Я не собиралась говорить ей «мадам» без особой нужды и уже поздравила себя с тем, что моя госпожа будет более снисходительной и тактичной, чем у Меллиоры.

— Ну так распаковывайтесь и приходите в мою комнату. Знаете, где это? Ах, конечно же, нет. Откуда вам знать? Я покажу.

Я вышла вслед за ней из своей комнаты и прошла несколько шагов по коридору.

— Эта дверь ко мне в спальню и в гардеробную. Когда будете готовы, постучите.

Я кивнула и вернулась в свою комнату. Мне с ней было лучше, чем с миссис Роулт. Я сняла эту ужасную шляпку и почувствовала себя еще лучше. Я поправила волосы, и вид блестящих черных локонов успокоил меня. Под черной накидкой на мне было черное платье — одно из Меллиориных. Мне очень хотелось прикрепить у шеи что-нибудь красное или изумрудно-зеленое, но я не осмелилась, так как предполагалось, что я соблюдаю траур. Ну, как бы там ни было, а уж белый воротничок я надену как можно скорей, пообещала я себе.

Я прошла к комнате леди Джудит, негромко постучалась, как было велено, и меня попросили войти. Она сидела у зеркала, отсутствующе глядя на свое отражение, и не обернулась. Я увидела большую кровать с парчовым покрывалом, длинную, обитую декоративной тканью скамеечку в изножье, богатый ковер и занавеси, туалетный столик, за которым она сидела, с резьбой по дереву, и большими канделябрами по обеим сторонам зеркала, украшенными позолоченными амурами. И, конечно же, тот шкаф, который я так хорошо помнила.

Она увидела мое отражение в зеркале и повернулась посмотреть на меня, задержавшись взглядом на моих волосах. Я знала, что, сняв шляпку, преобразилась, и поэтому она уже не так была довольна мной, как сначала.

— Сколько вам лет, Карли?

— Почти семнадцать.

— Вы так молоды. Полагаете, что справитесь с работой?

— О да, я умею делать прически, и мне нравится заботиться об одежде.

— Не думала, что… — Она прикусила губу. — Я полагала, вы постарше. — Она подошла ко мне, по-прежнему не сводя с меня взгляда. — Я хотела бы, чтобы вы занялись моим гардеробом. Наведите в нем порядок, чтобы все было аккуратно. Я зацепила каблуком кружева у вечернего платья. Вы умеете чинить кружева?

— О да, — заверила я ее, хотя никогда еще этим не занималась.

— Это очень тонкая работа.

— Я с ней справлюсь.

— Вам нужно будет каждый вечер к семи часам подготавливать мои вещи. Будете готовить мне воду для ванны. Будете помогать мне одеваться.

— Да, — сказала я. — Какое платье вы желаете надета сегодня вечером?

Она бросила мне вызов, и я собиралась доказать свое умение.

— Ну… серое атласное.

— Очень хорошо.

Я повернулась к гардеробу. Она села у зеркала и нервно играла расческами и щетками, а я подошла к гардеробу и стала вынимать оттуда одежду. Платья меня просто очаровали. Я никогда не видела такого великолепия. Не удержавшись, я погладила бархатные и атласные ткани. Я отыскала серое атласное платье, осмотрела его и как раз раскладывала на кровати, когда раскрылась дверь и вошел Джастин Сент-Ларнстон.

— Милый мой! — В произнесенных почти шепотом словах я уловила нотки беспокойной страсти. Она встала и подошла к нему. Наверное, она заключила бы его в объятия, несмотря на мое присутствие, если б он хоть чуть-чуть поощрил ее. — Я все думала, что с тобой случилось, думала, что…

— Джудит! — голос его прозвучал холодно, словно предостерегая.

Она рассмеялась и сказала:

— А, это мисс Карли, моя новая камеристка.

Мы посмотрели друг на друга. Он практически не изменился с того времени, когда меня застали в стене сада. В его взгляде не было узнавания. Он забыл об этом происшествии, как только оно закончилось, и у него не осталось никакого воспоминания о босоногой деревенской девчонке. Он только сказал:

— Ну что ж, теперь ты получила, чего тебе хотелось.

— Я не хочу ничего, кроме…

Он почти велел ей замолчать. Он сказал мне:

— Вы можете идти, мисс Карли, не так ли? Миссис Сент-Ларнстон позвонит, когда вы ей понадобитесь.

Я слегка склонила голову и, проходя через комнату, чувствовала, как она смотрит на меня и одновременно на него. Я знала, о чем она думает, потому что помнила, что подслушала тогда, спрятавшись в шкафу в этой самой комнате. Она была очень ревнива, обожала мужа и не могла вынести, когда он смотрел на другую женщину — пусть даже это всего лишь ее собственная камеристка.

Я поправила локоны на макушке, надеясь, что никто не заметил, как я довольна собой. Возвращаясь к себе в комнату, я думала о том, что деньги не обязательно приносят людям счастье. Неплохо помнить об этом, когда со всей своей гордостью вдруг оказываешься в унизительном положении.


Эти первые дни в аббатстве навсегда четко сохранятся в моей памяти. Сам дом заворожил меня даже больше, чем его обитатели. В нем вы оказывались как будто вне времени. Оставшись в одиночестве, так легко было представить себе, что вы находитесь совсем в другом веке. С тех пор, как я услышала историю о Девственницах, мое воображение было покорено: я часто представляла себе, как знакомлюсь с аббатством, и это оказался тот редкий случай, когда действительность превзошла все мои ожидания.

Комнаты с высокими резными расписными потолками — кое-где на них были картины, а кое-где надписи на латинском или корнуэльском языках, — доставляли мне настоящее наслаждение. Я любила трогать пальцами богатую материю занавесей, любила, скинув туфли, чувствовать легкий ворс ковра босыми ногами. Мне нравилось, усевшись в кресло или на диванчик, представлять, что я отдаю распоряжения, а иногда я разговаривала сама с собой, притворяясь будто я хозяйка дома. Это превратилось в любимую игру, и мне никогда не надоедало играть в нее. Но хотя я и приходила в восхищение от роскошных покоев, где проживала семья Сент-Ларнстонов, меня снова и снова тянуло в старое крыло дома, которым почти не пользовались и которое явно было частью старого монастыря. Это туда привел меня Джонни во время бала. Там стоял странный запах — отталкивающий и привлекающий одновременно, — темный тяжелый запах, запах прошлого. Лестницы, так неожиданно возникающие и уходящие спиралью на несколько этажей, а затем внезапно обрывающиеся у какой-нибудь двери или в каком-нибудь переходе, каменный пол, стертый тысячью ног, странные маленькие ниши с окошками-щелями, служившие кельями монахиням, и подземная темница, потому что в таком месте непременно должна была быть своя тюрьма. Я обнаружила там часовню — с древним триптихом, деревянными скамьями, вымощенным гранитными плитами полом и алтарем, где были установлены свечи, словно в ожидании, что обитатели дома придут вознести свои молитвы. Но я знала, что этой часовней никогда не пользовались, потому что Сент-Ларнстоны всегда молились в церкви Сент-Ларнстона.

В этой части дома когда-то жили семь девственниц, их ноги ступали по этим каменным переходам, их руки сжимали веревку, когда они поднимались по этим крутым лестницам.

Я начала любить дом, а так как любить значит быть счастливым, я не была несчастлива в те дни, несмотря на мелкие унижения. Я отстаивала свои права в зале для прислуги, и происходящие там баталии, пожалуй, даже приносили мне удовольствие, потому что я верила, что выхожу из них победителем. Мне было далеко до красоты Джудит Деррайз с ее тонкими чертами лица или Меллиоры с ее нежной фарфоровой хрупкостью, но благодаря моим блестящим черным волосам, огромным глазам, которые так хорошо умели выразить презрение, и горделивости я привлекала внимание еще больше. Я была высока и стройна почти до худобы, и во мне чувствовалось что-то чужестранное, чем, как я скоро начала понимать, я могла пользоваться.