Неожиданно до нас донеслись необычные звуки: топот ног, голоса.

— Что происходит? — спросила я, и мы замолчали, прислушиваясь, в то время как голоса приблизились. Я услышала громкое звяканье дверного колокольчика, после чего последовали молчание и шаги Хаггети. Затем опять звуки голосов, и Хаггети вошел в столовую. Когда он вошел, я подняла глаза.

— Да, Хаггети. Он кашлянул.

— Это депутация, мэм. Они хотят видеть мистера Сент-Ларнстона.

— Вы сказали им, что его нет дома?

— Да, мэм, но, думаю, они не очень-то мне поверили.

— Что это за депутация?

— Ну, мэм, там несколько человек вроде бы от Феддера, и с ними Сол Канди.

— И они пришли сюда? — спросила я. — Зачем?

У Хаггети был смущенный вид.

— Ну, мэм, я же им говорил…

Я знала, зачем они пришли. Они хотели, чтобы шахту Сент-Ларнстонов обследовали на наличие олова. Если она могла дать им работу, они хотели эту работу получить. А почему бы нет? Разве не могло это быть решением и наших проблем? Однажды шахта уже спасла аббатство. Почему бы ей не сделать этого снова?

Я сказала:

— Я встречусь с этими людьми, Хаггети. Проводите их в библиотеку.

Хаггети стоял в нерешительности; я властно посмотрела на него, и он пошел исполнять мое приказание.

В библиотеке я встретилась с ними лицом к лицу. У Сола Канди был важный и решительный вид. Серьезный человек, вожак, подумала я; и мне опять стало любопытно, что же он нашел в Хетти Пенгастер.

Сол был здесь главным, и я обратилась к нему.

— Вы пришли к моему мужу, но его нет дома. По деловым вопросам он обычно советуется со мной, поэтому, если хотите, можете сказать мне, зачем вы пришли сюда, а я передам это ему.

Они раздумывали; я видела скептическое выражение на нескольких лицах. Может быть, они не верили, что Джонни нет дома; может быть, они не хотели разговаривать с женщиной.

Мы с Солом Канди присматривались друг к другу. Я была уверена, что он вспомнил, что я внучка бабушки Би, и решился поговорить со мной.

— Ну что ж, мэм, — сказал он, — это уже точно, что шахта Феддера закрывается, и это многим из нас сулит прямо-таки беду. Мы-то думаем что в сент-ларнстоновской шахте полно олова, и хотим это проверить, а коли это так, то пускай она работает.

— Мне кажется, это справедливо, — ответила я.

Я увидела выражение облегчения на их лицах и продолжала:

— Как только мой муж вернется, я скажу ему, что вы приходили, и этот вопрос будет рассмотрен.

Сол Канди продолжал:

— Только, с этим, мэм, не надо тянуть. Думаю, всем будет спокойнее, если мы начнем готовить буры.

— Почему вы так уверены, что в шахте Сент-Ларнстонов есть олово?

— Ну, наши деды рассказывали нашим отцам, а отцы рассказывали нам, как ее закрыли ни с того ни с сего. По капризу, как говорится. Тогда это тоже принесло нам целую кучу бед. Ну, а нынче идет тяжелое время, а тяжелое время — это не то время, чтоб джентльмены вытворяли капризы.

В этих словах была угроза, а я не любила угроз, однако понимала, что у них есть веские основания и в их соображениях было много здравого.

— Я непременно передам мужу, что вы заходили, — заверила я их.

— И скажите ему, что мы еще придем.

Я наклонила голову, и они вежливо вышли друг за другом.

Я вернулась к Меллиоре. Она была совсем бледной.

— Керенса, — сказала она, и в глазах ее было восхищение, — есть на свете что-нибудь, чего ты не можешь?

Я ответила, что не вижу ничего необычного в том, что я сделала, подумав при этом: вот и ответ. Шахта будет пущена вновь. Аббатство будет спасено для сэра Карлиона.


Я еще не спала той ночью, когда пришел Джонни. Даже не заговорив, я увидела в его глазах отчаяние. Это означало, что он проигрался.

Тем лучше! Теперь он будет так же, как и все остальные, стремиться пустить шахту в работу.

Я села в постели и, как только он вошел, крикнула:

— Джонни, здесь была делегация.

— Что?

— Сюда приходили Сол Канди и несколько шахтеров. Они хотят, чтобы ты открыл шахту Сент-Ларнстон.

Он сел на кровать и уставился на меня.

— Я знаю, что тебе это не по нраву. Но ведь это выход из наших затруднений. Что сработало один раз, сработает и другой.

— Ты что, рехнулась? — спросил он.

Он нетвердо встал, подошел к окну и, отдернув штору, стал смотреть в него.

— Ты пил, — выдвинула я обвинение. — Ах, Джонни, неужели ты не видишь, что нужно что-то сделать? Эти люди собираются открыть шахту, невзирая на то, нравится тебе это или нет.

— Если я обнаружу их на территории моих владений, они будут наказаны за незаконное вторжение.

— Послушай, Джонни. Все равно что-то придется делать. Если шахта Феддеров закроется, здесь возникнет масса трудностей. Ты не можешь позволить, чтобы шахта простаивала, когда она может дать людям работу…

Тут он повернулся, рот его дергался. Я не знала, что он в таком ужасном состоянии.

— Ты прекрасно знаешь, что в шахту лезть нельзя.

— Я знаю, что мы должны что-то предпринять.

— Что именно?

— Мы должны дать понять этим людям, что хотим открыть шахту. Что они о нас подумают, если мы откажемся?

Он посмотрел на меня так, словно хотел убить.

— Шахты никто не коснется, — сказал он.

— Джонни!

Он вышел из комнаты. И не вернулся, а ночь провел в своей гардеробной.


Джонни был непреклонен. Он ни за что не хотел открывать шахту. Я никогда не думала, что он такой упрямый. Он изменился; раньше всегда был таким беззаботным и легкомысленным, и я никак не могла понять причину этой перемены. Почему он так решительно настроен против? Он ведь никогда не заботился о фамильной гордости так, как Джастин.

Джастин! У меня появилась мысль написать Джастину. В конце концов, Джастин — все еще глава дома. Если бы он дал свое разрешение начать обследование, этого было бы достаточно.

Я колебалась. Потом представила себе, как Джастин получает письмо и решает, что это хороший повод для возвращения домой, как завоевывает одобрение деревенских жителей. Быть может, если он вернется и откроет шахту, они будут готовы забыть обстоятельства, вынудившие его уехать.

Нет, я не могла написать Джастину.

В деревне происходили перемены. Надвигалась катастрофа; бикфордов шнур догорал. Мы, семья Сент-Ларнстон, могли обеспечить людей работой, но отказывались это сделать.

Однажды в Джонни бросили камень, когда он проезжал по деревне. Он не знал, кто бросил, тем более, что его не задело. Однако это был худой знак.

Я никогда еще не чувствовала себя так беспокойно.

Я не пыталась увещевать его, потому что считала, что от этого упрямство его только усилится. Он почти не бывал дома; потихоньку приезжал в полночь и крадучись пробирался в гардеробную. Он явно избегал меня.

В тот вечер я рано легла спать и все твердила себе, что так продолжаться долго не может. Что-то случится. Джонни уступит.

Я не могла уснуть. Я догадывалась, что Джонни вернется не раньше полуночи… а то и позже. Тогда мне нужно еще раз поговорить с ним, как бы он ни злился на меня. Я должна напомнить ему о его долге по отношению к сыну! Что это за дурацкая фамильная гордость, которая заставляет его сопротивляться неизбежному?

Я повторяла про себя слова, которые собиралась говорить, и вдруг какой-то импульс заставил меня встать с постели и подойти к окну.

У меня была привычка стоять у этого окна, потому что из него были видны камни, стоящие хороводом, и сейчас они околдовывали меня так же, как и в детстве. Ни одна из моих проблем, говорила я себе, не может сравниться с той, что была у них. Наверное поэтому я всегда обретала рядом с ними душевный покой.

Вдруг я застыла: один из камней шевельнулся. Одна из Девственниц ожила! Нет. Там был кто-то еще. Вокруг камней зловеще двигались огни. На мгновение из темноты ясно выступила фигура человека; на нем было что-то вроде шлема. Я пристально следила за ним; затем увидела другие фигуры. Они стояли внутри каменного круга, и на всех были шлемы.

Нужно было узнать, кто они и что они делают, поэтому я поспешно накинула на себя кое-какую одежду и вышла из дома. Через газоны я пошла к лугу; но когда добралась, там никого не оказалось. При свете звезд я увидела камни, призрачные, похожие на женщин, застигнутых в танце. А невдалеке — старую шахту, ставшую причиной стольких споров.

Мне вдруг пришла в голову мысль: а не могли ли это быть Сол Канди со своими друзьями, которые встретились, чтобы обсудить, что делать дальше? Более подходящего места для подобной встречи не выбрать!

Но теперь они уже ушли. Я стояла внутри каменного круга и ломала себе голову: что же Сол и его друзья будут делать дальше; не могла я не подумать и о Шести Девственницах, а особенно о седьмой, которая танцевать в ту роковую ночь не пришла.

Заперта, замурована и оставлена умирать!

Глупые, фантастические мысли; но чего еще можно ожидать, стоя в центре каменного круга при свете звезд?

Я не слышала, как Джонни приехал той ночью, — должно быть, уже спала, поэтому не имела возможности поговорить с ним.

На следующее утро он встал поздно и ушел. Видимо, поехал в Плимут и снова отправился в клуб. Должно быть, всю вторую половину дня муж играл в карты.

Позже нам удалось узнать, что он ушел из клуба где-то около полуночи. Но домой не вернулся.

На следующее утро я увидела, что его холостяцкая постель пуста, и весь день ждала, когда он приедет, потому что твердо решила, что больше не могу откладывать разговор.

На следующую ночь он тоже не приехал. И когда прошла еще одна ночь и один день, а он все не возвращался, мы начали подозревать, что с ним что-то случилось.

Мы навели справки. Вот тогда-то и обнаружилось, что он ушел из клуба в полночь две ночи назад. Сначала мы было подумали, что кто-то видел, как он выиграл большую сумму, выследил его и ограбил; но он сильно проигрался и, когда покидал клуб, денег при нем было совсем мало.

Начались поиски и наведение справок.

Но никто так и не смог напасть на след Джонни. Когда прошла неделя, а никаких известий по-прежнему не поступало, я начала понимать, что он и в самом деле исчез.

7

Я осталась соломенной вдовой. Что случилось с Джонни? Это была такая же тайна, как и падение Джудит с лестницы.

Я пыталась сохранять спокойствие. Карлиону сказали, что его отец уехал на некоторое время, и он удовлетворился таким объяснением, — мне казалось, что он никогда не был очень уж привязан к Джонни. Я пыталась подготовиться к двум возможным вариантам: к его возвращению и к жизни без него.

Разговоров об открытии шахты пока не было. Я подозревала, что они начнутся чуть позже. Мне дали короткую передышку, учитывая потрясение, вызванное исчезновением мужа.

Как в далекие дни, я пришла со своими трудностями к бабушке. Она теперь почти не вставала с постели, и я огорчалась, видя, как она тает прямо на глазах. Она заставила меня сесть у нее в ногах и пытливо всматривалась мне в лицо.

— Значит, ты потеряла своего Джонни, — сказала она.

— Не знаю, бабушка. Он может вернуться.

— Ты этого хочешь, любушка?

Я молчала, потому что никогда не могла солгать бабушке.

— Думаешь, что будет дальше, а? Как бы не вернулся другой, а?..

Я кивнула.

— А дочка священника?

— Меллиора думает обо мне гораздо больше, чем о себе.

Бабушка вздохнула.

— Тут уж ему деваться некуда, — сказала она. — Коль уж он сейчас не вернется, стало быть, насовсем уехал.

— Может, обождать да поглядеть, как все выйдет, бабушка?

Она наклонилась вперед и взяла меня за руку.

— Ты хочешь, чтоб твой муж вернулся, любушка?

Она ждала прямого ответа; ей было важно это знать.

— Не знаю, — сказала я.

— Керенса, — продолжала она, — ты помнишь, как… Ее голос упал до шепота, и она еще крепче сжала мне руку. Я чувствовала, что она вот-вот скажет мне что-то необычайно важное.

— Да, бабушка? — я тихо подтолкнула ее.

— Я тут все думала…

Она опять замолчала, и я пристально поглядела на нее.

Она закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами, словно разговаривала сама с собой.

— Ты помнишь, — сказала она чуть погодя, — как я причесывала тебе волосы, подняла их вверх, а потом приколола гребень и мантилью, что мне Педро подарил?

— Да, бабушка. Я всегда буду это помнить. Я часто делаю такую прическу и ношу гребень и мантилью.

Она откинулась на подушки, и взгляд у нее стал озадаченный.