— Педро был бы не прочь взглянуть на свою внучку, — пробормотала она. Но я знаю, что это было не то, о чем она собиралась мне сказать.

Мы с Меллиорой сидели вдвоем в моей гостиной.

Как похоже на прежние дни, на те дни, когда мы жили в доме священника. Мы обе это чувствовали и потому снова становились ближе друг другу.

— Это время ожидания, Меллиора, — сказала я. — Жизнь скоро изменится.

Она кивнула, сделав стежок иголкой, — она шила Карлиону рубашку и выглядела такой женственной и хрупкой за этой работой.

— Никаких вестей о Джонни… день за днем, — задумчиво проговорила я. — Как ты думаешь, когда прекратят поиски?

— Не знаю. Наверное, его занесут в списки пропавших без вести до тех пор, пока нам не станет что-нибудь известно о нем.

— А что с ним случилось, Меллиора, как ты думаешь?

Она не ответила.

— В Сент-Ларнстоне очень многие были против него настроены, — продолжила я. — Помнишь, как он был зол в тот день, когда кто-то швырнул в него камнем? Его могли убить жители Сент-Ларнстона за то, что он не открывал шахту. Им не на что жить. Но они знали, что я не против открыть ее.

— Ты… Керенса?

— Я буду теперь госпожой в аббатстве… пока…

— Аббатство принадлежит Джастину, Керенса, и всегда принадлежало.

— Но он уехал, и в его отсутствие всем управлял Джонни. Пока Джастин не вернется…

— Не думаю, что он вернется когда-нибудь. Я не говорила тебе раньше, но он сейчас готовится принять важное решение. Он думает остаться в Италии и вступить в религиозный орден.

— Вот как?

Я тут же подумала, удалось ли мне скрыть радость в голосе. Джастин станет монахом! Никогда не женится! Теперь для Карлиона дорога свободна. Никто не будет стоять между ним и правом наследования.

Внезапно я вспомнила о Меллиоре, сидящей дома и терпеливо ждущей, как Пенелопа. Я пристально взглянула на нее.

— А как же ты, Меллиора? Ты его так любила. Ты его по-прежнему любишь?

Она помолчала.

— Ты такая практичная, Керенса. Ты никогда меня не поймешь. Я, должно быть, кажусь тебе глупой.

— Пожалуйста, попытайся мне объяснить. Это для меня очень важно… я хочу сказать, твое счастье. Я так горевала из-за тебя, Меллиора.

— Я знаю, — улыбнулась она. — Ты иногда злилась, когда упоминали имя Джастина. Я знаю это потому, что ты жалела меня. Джастин был кумиром моего детства. Моя любовь к нему была детским обожанием. Ну, представь себе. Наследник большого дома, а аббатство для меня тоже кое-что значит, как и для тебя. Мне он казался безупречным женихом и, думаю, моей самой заветной мечтой было, что он когда-нибудь заметит меня. Он был принцем из волшебной сказки, который женится на дочери дровосека и делает ее королевой. Это выросло из детской фантазии. Понимаешь?

Я кивнула.

— Я думала, что ты больше никогда не будешь счастлива, после того как он уехал.

— Так оно и было. Но наши отношения были мечтательной идиллией. Его любовь ко мне и моя к нему. Будь он свободен, мы бы поженились и, возможно, это был бы удачный брак. Я продолжала бы обожать его, была бы ему хорошей, верной женой, а он — учтивым, нежным мужем. Но нашим отношениям всегда была бы свойственна мечтательность, некоторая бескровность, нереальность. Ты дала мне это понять.

— Я? Как так?

— Своей материнской любовью к Карлиону. Своей пламенной страстью. Своей ревностью, когда тебе казалось, — я замечала, — что он слишком любит меня или Джо. Твоя любовь безумна, всепоглощающа, и я пришла к выводу, что это и есть настоящая любовь. Подумай, Керенса, если б ты любила Джастина так, как мне казалось, люблю его я, что бы ты сделала? Сказала бы «прощай»? Позволила бы ему уехать? Нет. Ты бы уехала с ним, или вы остались здесь и отчаянно боролись бы за право жить вместе. Это любовь. Ты никогда так не любила Джонни. Но когда-то ты так любила Джо, любила бабушку, а теперь вся твоя любовь принадлежит Карлиону. Однажды, Керенса, ты полюбишь мужчину и найдешь себя. Я верю, что тоже буду так любить. Мы еще молоды, мы обе, но мне потребовалось больше времени, чтобы повзрослеть, чем тебе. Теперь и я повзрослела, Керенса, но ни одна из нас еще не нашла себя. Ты понимаешь меня? Этот день придет, мы себя еще найдем.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

— Потому что мы вместе росли, Керенса. Между нами есть связь, есть общая нить судьбы, которую мы не можем порвать.

— Сегодня утром на тебя снизошла мудрость, Меллиора.

— Это потому, что мы обе свободны… свободны от прошлой жизни. Как будто опять начинаем сначала. Джонни мертв, Керенса. Я уверена в этом. Я думаю то, что ты говорила, правда. Не один, а несколько человек убили его, потому что он не давал им возможности заработать на жизнь. Они совершили убийство для того, чтобы могли жить их жены и дети. Ты свободна, Керенса. Тебя освободили голодающие жители Сент-Ларнстона. И я свободна, я освободилась от… мечты. Джастин вступит в монашеский орден, я не буду больше сидеть и мечтать за шитьем, не буду ждать письма, не буду вскакивать, заслышав, как кто-то входит в дом. И теперь я покойна. Я стала женщиной. Это как обретение свободы. И ты тоже свободна, Керенса, потому что тебе не удалось меня обмануть. Ты вышла за Джонни, ты терпела его ради этого дома, ради положения, которое он тебе дал, ради того, чтобы стать госпожой Сент-Ларнстон. У тебя есть все, что ты хотела, и все счета оплачены. Ты тоже начнешь сначала, как и я.

Я смотрела на нее и думала: она права. Нет больше угрызений совести. Можно не вздрагивать при виде Сонечки, шрам у нее на спинке перестал быть шрамом на моей душе. Я не разбила Меллиоре жизнь, когда сохранила аббатство для Карлиона. Больше не нужно сожалений.

Подчинившись порыву, я подошла к Меллиоре и обняла ее. Она улыбнулась мне, подняв ко мне лицо. Я наклонилась и поцеловала ее в лоб.


В последующие несколько недель я сделала два открытия.

Поверенный в делах нашей семьи приехал в аббатство повидать меня. У него были печальные новости. В течение нескольких лет состояние семьи Сент-Ларнстон находилось в упадке, и требовались значительные сокращения расходов.

Джудит Деррайз укрепила положение своим приданым, но оно должно было выплачиваться в течение долгих лет, а теперь, поскольку она мертва и от ее брака нет детей, оставшаяся от приданого сумма выплачена не будет. Игра Джонни ускорила катастрофу, которой при тщательной экономии можно было бы избежать и которая не разразилась бы, останься Джудит жива.

Джонни раздал много закладных на имущество, чтобы расплатиться со своими карточными долгами. Через несколько месяцев за них надо было выкладывать деньги. Похоже, что придется продавать аббатство, — другого выхода не было.

Ситуация походила на ту, которая угрожала семье несколько поколений назад. Тогда оловянная шахта оказалась источником благосостояния, и семья сохранила старый замок.

Необходимо что-то предпринять в ближайшие несколько месяцев.

Что именно? Мне нужно было сообразить.

Поверенный посмотрел на меня сочувственно. Ему было меня жаль. Мой муж исчез. Большие суммы денег, принадлежавших семейству Сент-Ларнстон, девались неизвестно куда. Они проходили через руки Джонни и, возможно, были проиграны. В любом случае, Джонни исчез, и осталась я одна, чтобы спасти, что могу, для своего сына. Джастин готовился отречься от всего мирского, в том числе и от своего имущества, кроме небольшого личного дохода, который пойдет тому монастырю, где он проведет остаток своих дней.

— Я полагаю, миссис Сент-Ларнстон, — сказал поверенный, — вам следует переехать из аббатства в Дауэр Хауз, который сейчас свободен. Живя там, вы значительно сократите расходы.

— А как же аббатство?

— Можно сдать его внаем. Но сомневаюсь, что это как-то разрешит ваши проблемы. Может быть, придется и продать аббатство…

— Продать аббатство! Оно принадлежало семейству Сент-Ларнстонов не одно поколение.

Он пожал плечами.

— В наши дни много таких поместий сменили хозяев.

— Но мой сын…

— Ну, он молод, и нельзя сказать, что он-то здесь долго прожил. — Увидев, как я расстроилась, он смягчился. — Может, до этого и не дойдет.

— Есть еще шахта, — сказала я. — Однажды она спасала аббатство. Спасет и еще раз.


Я попросила Сола Канди прийти ко мне. Я не могла понять, почему волнения вокруг шахты прекратились. Я приняла решение, что начну работы немедленно, но первое и самое важное, что надо было выяснить, — это есть ли в шахте олово.

Я стояла у окна библиотеки, ожидая Сола, и смотрела через газоны на лужайку и хоровод камней. Как изменится пейзаж, когда тут заслышатся голоса шахтеров, и мне будет видно, как они идут на работу со своими роговыми кайлами и деревянными лопатками. Нужны будут какие-то механизмы. Я мало что знала об этом производстве помимо того, что почерпнула от бабушки, но мне было известно, что некий Ричард Тревитик изобрел паровую машину высокого давления, поднимающую руду, разбивающую и прессующую ее на поверхности.

Вот будет странно — весь этот шум, вся эта деятельность так близко от древних камней. Что ж, производство олова когда-то сохранило древний дом.

Олово означало деньги, а деньги могут спасти аббатство.

Я уже теряла терпение, когда Хаггети наконец доложил, что пришел Сол Канди.

— Сейчас же ведите его сюда, — закричала я.

Он вошел, держа шляпу в руке, но мне показалось, что ему трудно встречаться со мной взглядом.

— Садитесь, — сказала я. — Полагаю, вы знаете, зачем я просила вас прийти.

— Да, мэм.

— Ну что ж, вам известно, что о моем муже нет никаких сообщений, а сэр Джастин находится далеко отсюда и не в состоянии управлять делами. Некоторое время назад вы возглавили депутацию, и я сделала все, что могла, чтобы убедить мужа в том, что вы правы. Теперь я собираюсь дать разрешение на проведение изысканий. Если в шахте Сент-Ларнстон есть олово, то будет работа для всех, кто в ней нуждается.

Сол Канди все крутил и крутил в руках свою шляпу и глядел на кончики своих башмаков.

— Мэм, — сказал он, — толку не будет. Шахта Сент-Ларнстон всего лишь старая яма. В ней нету олова, и работы для нас в этом месте не будет.

Я была ошеломлена. Все мои планы спасения аббатства рушились от неторопливых слов этого великана.

— Чепуха, — сказала я. — Откуда вы знаете?

— Потому, мэм, что мы уже проверили. Мы сделали это еще до того, как мистера Джонни… как он пропал.

— Вы проверили?

— Ну да, мэм. Нам надо было побеспокоиться о заработке. Так что кой-кто из нас тут ночами поработал, а я спускался вниз, чтоб уж знать наверняка, есть олово в шахте Сент-Ларнстон или нету.

— Я вам не верю.

— Это так, мэм.

— Вы спускались вниз один?

— Ну, я думал, вроде так будет лучше. Ведь может рухнуть, — а это ж с самого начала была моя затея.

— Но… я… я приглашу специалистов.

— Будет стоить вам немалые денежки, мэм… а уж мы, оловянщики, знаем, где олово, когда оно там есть. Мы всю жизнь в шахте, мэм. Нас не обманешь, нет.

— Так вот почему больше никто не волновался по поводу открытия шахты.

— Я и все оловянщики собираемся в Сент-Агнес. Там найдется работа. Лучшее олово в Корнуолле идет из Сент-Агнеса. Мы едем в конце недели и берем с собой женщин и детей. Там для нас будет работа.

— Понятно. Ну что ж, тогда мне больше нечего вам сказать.

Он смотрел на меня, и я подумала, что у него виноватые глаза, как у спаниеля. Он, казалось, просил у меня прощения. Конечно, ему было известно, что мне нужна богатая оловом жила, потому что все знали, что в аббатстве не все ладится. Теперь Хаггети и миссис Роулт призадумаются, на что они-то будут жить.

— Мне очень жаль, мэм, — сказал он.

— Желаю вам удачи в Сент-Агнесе, — ответила я. — Вам и всем, кто туда едет.

— Спасибо, мэм.

Лишь после того как он ушел, я поняла двойную важность сказанного.

Я поняла, что те люди, которых я видела из окна, были шахтерами. В ту ночь они спустились в шахту и увидели, что жила выработана. И тут меня поразила мысль: это же было до того, как исчез Джонни. Так они ведь уже знали, что шахта им ничего не даст, зачем же им было убивать Джонни? Какой смысл?

Значит, это не они его убили. Тогда кто же? Может быть, Джонни жив?


Я обсудила дальнейшие действия с Меллиорой. Она снова стала веселой, будто сбросила чары, которыми опутал ее Джастин; снова стала той Меллиорой, которая сражалась за меня на ярмарке. Из-за своего обожаемого Джастина она была кроткой терпеливой Гризельдой. Теперь она вновь обретала себя самое.

— Ты считаешь себя милосердным богом, правящим нами всеми, — сказала она мне. — Мы, остальные, словно маленькие короли, которых ты поставила во главе наших королевств. Если мы правим не так, как ты считаешь нужным, тебе хочется вмешаться и править за нас.