— Как она? — спросил, пожимая протянутую руку.

— Так же. Ухудшений нет, и лечащий не понимает, почему она пока не приходит в сознание. Говорит, должна уже, — пробормотал отец, пристально глядя на розовые кусты прямо перед собой.

— Тебе, может, помочь? — кивнул я на растения, опуская свою спортивную сумку на дорожку.

— Нет, — покачал он головой. — Боюсь, тогда ущерб точно будет фатальным, — едва заметно улыбнулся он. — Марина нам тогда головы поотрывает.

— Это к бабке не ходи. Тогда пошли, чаю попьем?

Он кивнул и выбрался из клумбы. А я шел позади него, думая о том, что не замечал за ним раньше привычки так сутулиться.

ГЛАВА 15

Василиса

Не знаю, сколько я оставалась на берегу вдали от всех. Ходила, а точнее уж, металась туда-сюда, стараясь просто сосредоточиться на том, как оседает гнев внутри и успокаивается дыхание, будто подстраиваясь под мерный звук накатывающих волн. Вопрошать себя и космос, ну почему все так, а не иначе, — больше не было желания. Похоже, Арсений из тех, кто никогда не меняется, по крайней мере, во всем, что хоть как-то касается меня. Может, для всех окружающих он и оброс толстым слоем цивилизованности и адекватности. Может, и сам в это верит. Что-то же он пытался мне сказать и вчера вечером, и сегодня утром. Даже извинялся за прошлое в своей неповторимой манере. Но в его случае извиниться вовсе не означает измениться. И то, что произошло только что, — подтверждение этому на все сто процентов. Очевидно, что совершеннейшей глупостью с моей стороны было надеяться, что у нас с ним получится выстроить сколько-нибудь вменяемые отношения, без постоянного наслоения теней из прошлого. Ни черта из этого не выйдет! Единственное, что между нами должно быть — это постоянное безопасное расстояние. Вот и все тебе отношения и разговоры. Разумом это все понималось абсолютно четко, вот только в глубине груди что-то противно ныло. Монотонно, вроде уже и обыденно за все эти годы. Такая боль, к которой привыкаешь, которая уже неотъемлемая часть тебя, но, хоть сто лет пройди, болью она от этого быть не перестанет и не исчезнет. Сначала о возвращении в общую тусовку и думать не могла. При мысли подойти и посмотреть в глаза всем этим замечательным людям после того, чему они стали свидетелями…

Я глядела на всю компанию издали. Интересно, Рыж и Геша уже обсудили со всеми произошедшее? Какие выводы все сделали? Нет, не хочу я опять об этом! Иначе единственное желание, которое возникает — это развернуться и идти без остановки. Во всех ситуациях раньше я выбирала одиночество и переваривание чего бы то ни было в себе. До появления в моей жизни Кирюши моей реакцией всегда было уйти, сбежать — на пустынный берег, закрыться в своей комнате, просто отойти подальше, становясь для всех невидимкой. Но раз я решила меняться, то больше так поступать не следует. Неважно, до какой невыносимой степени мне некомфортно сейчас будет вернуться, я все равно это сделаю. В конце концов, мне надо как-то отсюда уехать. Стало тоскливо от мысли, что больше не выйдет погрузиться в чудесную атмосферу, окружающую этих людей, как искрящийся радужный шар, заражающий своей легкостью и теплом все и всех. Но… не знаю, как так вышло, что Арсений стал частью этого, однако факт остается фактом. Это его друзья, его мир. И если нам в одном пространстве никак не ужиться, то уйти придется мне. Вряд ли эти замечательные люди потерпят повторение сегодняшних событий. И какое им дело, кто прав, а кто виноват. Тут все просто. Арсений свой. Я — нет.

Я пошла к остальным, преодолевая собственное внутреннее сопротивление, словно оно било порывами ураганного ветра в лицо. Однако, когда подошла, никто не смотрел на меня косо, не донимал вопросами.

— Нет, ну ты так со своими прогулками голодной останешься, Русалыч! — тут же напустилась на меня Леся. — Тут же все после каталки, как оголодавшая стая пираний. Сточат и посуды не оставят! Я тебе еле отвоевала всего понемногу.

Она сунула мне в руки тарелку. Я уже было открыла рот сказать, что не голодна, но тут мой желудок взбунтовался, напоминая, что толком в нем сегодня ничего и не было, и громко возвестил об этом окружающих. Народ дружно заржал, кто-то сказал «наш человек», и мое смущение от такого самовольства организма растаяло.

Мне казалось, что я из-за своих переживаний и вкуса-то еды не почувствую, но как бы не так. Уже через минуту я уплетала и плов, и рагу, и лавашики так, что в самом прямом смысле за ушами трещало. Вот и понимаешь после этого людей, которые стрессы заедают. Не знаю — из-за свежего воздуха или из-за нервотрепки, но аппетит у меня открылся просто зверский. И на душе как-то отлегло, и все на краткий момент показалось не таким уж мрачным и неразрешимым. Как мало, однако, иногда нужно для если уж не счастья, то хотя бы спокойствия.

Но когда возле стола появился Геша, пропадавший до этого непонятно где, все мое спокойствие рассеялось. Парень смотрел на меня так, что было понятно — он намерен получить хоть какие-то объяснения случившемуся на берегу. Вот только я не уверена, что хочу их давать. Я напряглась, наблюдая, как он, вроде поддерживая непринужденную беседу, постепенно обходит стол, приближаясь ко мне. Вздохнув, отставила уже почти пустую тарелку, гоняя в голове возможные ответы.

— Русалыч! — теплые руки Леси легли мне на плечи, заставив вздрогнуть. — Мы это, повертаем к дому уже! Если у тебя вдруг планы не поменялись, то идем собираться!

Я вздохнула с облегчением, когда увидела, как Геша нахмурился, но отступил. Очевидно, что бы он так ни хотел у меня спросить, делать этого в присутствии Рыж не собирался.

В машине почти все дорогу Леся, отчаянно фальшивя, распевала старые песни группы «Браво». И это странным образом действовало мне на нервы. Она выглядела совершенно беззаботно и не смотрела на меня многозначительно, но чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее натягивались какие-то струны внутри, реагируя на невидимые глазу вибрации.

— Русалыч, а ты прям вот сильно-пресильно торопишься? — неожиданно спросила Леся, прикручивая музыку.

— Ну, собственно… — начала я.

— Вот и прекрасно. Сейчас я Настену свекрови закину — ее там ждут, а тебя хочу чайком волшебным напоить. Из травок, что мы с мамулей сами выращиваем или на горке ее любимой собираем — получишь органолептический оргазм в чистом виде!

— Да я как-то чай…

— Вот именно. Как-то! А я тебе как надо все сделаю! — решительно заявила Рыж, сворачивая в частный сектор. Пока она провожала разморенную после сытного обеда на свежем воздухе Настену, я судорожно перебирала вежливые поводы отказать настойчивой приятельнице. Но вот именно вежливых не нашла.

Да, конечно, первым делом я хотела по возвращении в город зайти в больницу, но, судя по тому, что никто так и не позвонил за эти сутки, никаких изменений не произошло, а значит, полчаса туда-сюда погоды не делают. К тому же, если что я уже и успела понять, это то, что единственный способ вырваться от Леси — это трусливо сбежать. А это больше, как говорится, не наш метод.

Впервые зайдя в квартиру Федоровых, я в очередной раз убедилась в непохожести этой парочки на большинство моих знакомых. Даже моя мама, обладавшая замечательным вкусом и умевшая уютно обустроить любое жилище, стремилась заполнить помещение коврами, подушками, тяжелыми портьерами, мелкими, милыми безделушками, по мне, так лишь собиравшими на себя пыль, которую я, сколько себя помню, вынуждена была ежедневно протирать. Здесь царили свобода, чистота и простор. Большое по местным меркам пространство — квадратов шестьдесят — объединяло в себе прихожую, гостиную и кухню. На одной из стен висело огромное зеркало, так расположенное напротив дверей на шикарный балкон с видом на море, что делало комнату ровно в два раза больше, и казалось, что в ней можно катать на велике. Вот он, кстати, стоит. Прямо под вторым стенным пролетом, на котором в хаотичном, вроде как, порядке были расположены крепления для кайтерских и серфовых досок, вёсел, фотографий Шона, выполняющего труки, Леси на огромной доске с веслом, плавающей в море Настены с маской и трубкой, сфотографированной прямо под водой… Окна на четырнадцатом этаже были чисты до прозрачности и не занавешены вообще ничем, являя взору захватывающий дух вид на бухту и горы. Хайтечная кухня оранжевого цвета, буйная зелень до потолка в огромных вручную расписанных горшках и всего два больших квадратных кресла напротив утопленного в стенной нише телевизора — вот и вся обстановка — как бы сказала моя бабуля: «Бедненько, но чистенько».

Леся загремела чашками и блюдцами, хлопнула кнопку чайника, а сама полезла в настенный шкафчик, через несколько секунд вытащив из него с десяток небольших подписанных баночек. И спустя пару минут по квартире поплыл божественный аромат душистых южных трав. Я прекрасно понимала, что все это «чаепитие» затеяно с одной целью — поговорить. Поэтому растягивать эти китайские церемонии не было смысла.

— Мы с вашим Седым не вчера познакомились, — без всякого перехода сказала, довольно невежливо обрывая Лесю на полуслове.

— Это я поняла, — кивнула она, даже не меняя выражения лица и не отрываясь от своего занятия, — чего не пойму, так это что вы такого друг другу сделали, что при сближении так и норовите рвануть и окружающих зацепить.

— Друг другу?! — как я ни старалась сдержаться, но накопившееся за столько времени возмущение поперло из меня, как вскипевшее молоко из кастрюли. Может, уже и хотелось бы, да вот обратно не запихнешь.

— Я никогда ничего ему не делала! Это он мне жизнь отравлял изо дня в день, каждый день, без перерывов на выходные и праздники!

— Седой? Наш Сеня? — в голосе Леси явно звучало недоверие. Ну, еще бы, они-то его знают в образе сияющем и непогрешимом — в отличие от меня. Вот не хотелось мне вываливать наружу все это, но тут, как говорится, Остапа понесло. И плевать, что потом со мной и говорить, наверное, не станут, и что Леся тут не при чем, собственно, но остановиться я уже не могла. Рассказала ей все от первого дня нашего знакомства и практически до последнего. Конечно, о той ночи умолчала. Но в остальном ничего не утаивала и, рассказывая без остановки, будто снова все переживала. Каждое обидное слово и поступок Арсения, каждую его ухмылку, полную торжества, когда видел, как глубоко задел меня. Каждую доходившую до меня сплетню о его прилюдных насмешках надо мной и все косые взгляды из-за этого.

Высказав все, я словно выдохлась и невольно сгорбилась на стуле, будто зажатая до этого внутри обида была каким-то ребром жесткости внутри, а теперь оно исчезло. Сказать, что мне полегчало после этого моего откровения, я не могла. Скорее уж, в душе стало абсолютно, прямо-таки до звона пусто. Я уставилась в кружку с давно остывшим травяным чаем. По-хорошему — встать и уйти, ясно, что сказать больше нечего, и никакой реакции я от Леси и не жду, ибо зачем мне она, собственно? Но я перевела взгляд на вид за окном и продолжала сидеть, ощущая, что снова начинаю злиться на себя за отсутствие сил просто подняться и выйти за дверь, оставив и Рыж с ее мнением, и всех тех, кого узнала за последние сутки навсегда за спиной.

— Знаешь, вот слушаю тебя и чувствую какую-то прям бьющую по мозгам неправильность всего рассказанного, — сложив руки на груди, покачала головой Рыж, от чего из ее наспех закрученного узла волос несколько прядей кудряшек радостно вырвались на волю, дразнясь и мельтеша прямо перед глазами.

— А что правильного может быть в том, что он все детство гнобил меня? — я стиснула кулаки и продолжала упорно смотреть в окно.

— Да в том-то и дело, что не вяжется у меня твой рассказ с тем Арсением, которого я знаю последние лет пять. Ну вот никак не вяжется. — Она потянулась к планшету, лежавшему на подоконнике, и принялась водить пальцем по экрану.

— Ты считаешь, что я вру? — взвилась я.

— Тц-тц-тц, смори-и-и горячая какая, а еще русалка. Погоди. Дело не в том, что ты говоришь неправду. Мои глаза и мой опыт тоже меня не обманывают. Все эта хрень напоминает мне анекдот коротенький, даже не анекдот, а присказку такую: «Если на клетке со слоном увидишь надпись «Буйвол» — не верь глазам своим». Вот я и не верю. Тут что-то не так.

— Вот и мама моя так сказала, когда я ей пожаловалась пару раз. Она его сторону приняла! Знаешь, как обидно было — до слез! Моя! Моя, а не его мама верила ему, а не мне! А ведь она должна была меня защищать! А сказала мне чуть ли не то же самое, что и ты сейчас! Что, мол, я не разобралась как следует, что, мол, давай прямо сейчас очную ставку проведем. Да зачем мне эта ставка! Это из-за него со мной девчонки не то что дружить, разговаривать не хотели, так смотрели… Как на шлюху! Только… одна тогда со мной общалась… И то потом… Предала.

— Значит, все-таки одна общалась? И кто же, если не секрет? — оживилась Леся.