— Что вам нужно? Вы не тот человек, с кем я хотела бы проводить хоть одну лишнюю минуту, — я сложила руки на груди, отказываясь поддаваться на провокации.

— Да лишних и не надо. Со мной и, тем более, с Арсом. Это не пойдет тебе на пользу, де-е-еточка! — опять потянула слова Люся.

— Мне это воспринимать как угрозу, те-е-етенька? — ответила я, стараясь не вкладывать никаких эмоций.

Люся чуть дернула головой, справляясь со своим раздражением.

— Боже упаси! Я тебе добра хочу, милая, — она упорно «тыкала» мне и скорчила гримасу, которая, наверное, в ее понимании олицетворяла сочувствие, но, на мой взгляд, больше напоминала боль от геморроя. Хотя я ведь не доктор, откуда мне точно знать? Но с закипающей желчью ничего поделать не могла.

— Кстати, если ты пытаешься мне намекнуть на мой возраст и идущий с ним в комплекте опыт, то зря стараешься. Возможно, и есть мужчины, которые ведутся именно на чистоту и невинность, у тебя на лбу написанные огромными буквами, но Арс точно не из них, — она, говоря это, упорно пыталась поймать мой взгляд, но я смотрела только на маму и ее пожилого собеседника.

— Очевидно, у вас совсем плохо с чтением по лицам, если я могла вам показаться невинной. И я все еще не услышала ничего о том, к чему, собственно, сам этот разговор.

— Детка, если Арс немного повалял тебя по постели, это не значит, что хоть как-то затронул твою невинность по-настоящему, или ты хоть сколько узнала, каков он на самом деле. С такой, как ты, он никогда не сможет быть собой. Думаешь, он романтичный любовник, только и мечтающий ласкать тебя робко и трепетно? Нет! Он реально безбашенный похотливый зверюга. Самец, который трахает, жарит, натягивает, долбит, но никак не занимается любовью. Требовательный, жадный, желающий иметь тебя так жестко и туда, куда ему нужно. Он был с тобой таким?

Моим щекам стало горячо от кратких острых воспоминаний, и я мгновенно разозлилась на себя за то, что наверняка покраснела, выдавая себя Люсе. Каким был со мной Арсений? Жадным и требовательным? Да. Похотливым и ненасытным? Однозначно. Был ли он жестким во время секса? Возможно, почти на грани. Но при этом была и неистовая нежность, и забота о моем удовольствии, на грани его собственного самоистязания. Каждую минуту нашей близости я все время ощущала, что получаю в разы больше, чем отдаю. И даже если это не так, и я просто действительно ни черта в этом не понимаю, то отказываюсь думать об Арсении, как о какой-то эгоистичной скотине, занятой только своим удовлетворением и использующей мое тело как вещь или инструмент. Этого он не дал мне почувствовать ни разу, так что пусть Люся катится со своими характеристиками!

— Судя по тому, как ты зависла, с этой его стороной ты не знакома, — ухмыльнулась женщина, истолковав мое молчание в свою пользу.

— А судя по вашей пламенной речи, вы только с этой его стороной и знакомы! Хотя знаете, что я поняла об Арсении? Каким бы он ни был, но старается дать партнерше именно то, чего она сама желает. Он какой угодно, но не эгоистичный! А значит, вы получали его таким, каким хотели, так что нечего называть его животным, если только как похотливое животное он вам и был нужен! Это ваша сторона медали, а не его и не моя!

— Это не его сторона, это он как есть, идиотка! — зашипела Люся, подаваясь ко мне. — И ты даже наивнее, чем мне подумалось, если совершенно не видишь этого. Такой, как ты, не место рядом с ним! Как и Арсу с тобой! Даже если сейчас он влюблен и пытается показать себя не тем, кто он есть, то вскоре это притворство начнет тяготить его. Ты из возлюбленной станешь камнем на шее. Кандалами на руках и ногах. Готова к этой роли? А к тому, что рано или поздно он вернется ко мне? А я ведь приму и дам все, что ему на самом деле нужно! И тебе придется привыкать к моему запаху на его одежде и коже. Я не против делиться, а ты?

Она отстранилась и горделиво выпрямилась, улыбаясь с торжеством. А я вдруг совершенно отчетливо, как сквозь увеличительное стекло, увидела, насколько все, что она говорит и изображает тут передо мной, фальшиво. Все в этой женщине было сейчас пропитано ее усилиями изобразить ту уверенность, которой не было и в помине. И от этого понимания вдруг все мои эмоции сошли на нет, оставляя почти полную ясность.

— Знаете, что я слышу в каждом вашем слове — отчаянье! И таких, как вы, за годы жизни рядом с Арсением я видела слишком много. И мне вас жаль, так же как было жать всех до вас. Если я что и знаю точно об Арсении — он никогда не возвращается! Не делал этого раньше и не думаю, что это изменилось сейчас, когда мы с ним вместе! Поэтому просто идите своей дорогой, с ним вам больше никак не пересечься.

— Не смеши, детка! Тебе нечем удержать такого мужика. Хочешь увидеть его настоящего? Могу показать, у меня есть записи на долгую память, — Люся выдернула из кармана платья телефон и стала судорожно что-то искать в нем.

— Я не собираюсь смотреть ваше личное домашнее порно, — отмахнулась я.

— Почему? Боишься увидеть правду? Такого Арса, как он есть? — из телефона послышался грубый хриплый голос Арсения и его надсадное дыхание.

Я хотела отшатнуться, но Люся, словно клещ, повисла у меня на локте и ткнула в лицо экраном.

— Вот, смотри! Это ему нужно!

«Быстрее… глубже… твою ж мать, Люся, хватит тормозить!» — агрессивно зарычал Арсений на видео и выругался: — «Ты будешь сосать или играться со своим гребаным телефоном?!»

Только секунду я смотрела на снятое снизу искаженное лицо Арсения, на вздувшиеся лоснящиеся от пота мышцы его груди и рук, когда он явно без особых церемоний помогал женщине ублажить себя, а потом рванулась из хватки, отказываясь это видеть. Меня накрыло омерзение, но не к Арсению, который был там совсем не таким, каким был со мной, а к женщине, что выворачивает их прошлые интимные тайны наружу подобным образом. То, что было на этой записи, касалось только их двоих, а я, увидев это даже мельком, почувствовала себя какой-то извращенкой, подглядывающей за тем, что для моих глаз не предназначалось.

— Что же ты, не готова увидеть, как любит наш мужчина на самом деле? — язвительно захихикала Люся. — А зря. У меня много есть такого. Захочешь взглянуть — только скажи. И чтобы ты уж совсем не питала иллюзий, знай, что Арс приходил ко мне на перевязки, причем регулярно. Хотя одними перевязками и уколами мы, само собой, не ограничивались.

Так, если в этой информации и есть доля правды, то я поговорю об этом и, возможно, весьма нелицеприятно, но не с ней, а с Арсением.

— Скажите, на этом видео он вас принуждает? — резко спросила я.

— Что? — опешила женщина. — Нет, черт возьми! Мне это нравилось!

— А вообще-то Арсений когда-то делал что-то, чего не хотелось именно вам? — продолжала откровенно давить я.

— Да с чего бы? Ты что, совсем не соображаешь? Нам обоим это нравилось, мы идеально совпадаем в этом! Только я могу дать ему то, что он хочет! Я! А ты просто… — снова завела свою песню она, но я не собиралась больше слушать и оборвала:

— Люся, неужели вы не видите, насколько жалки сейчас? Где ваше самоуважение? Нет никакого нашего мужчины. Есть только мой мужчина — Арсений Кринников, и какое бы сочувствие и сожаление вы у меня не вызывали, делиться ни с вами, ни с кем другим я не намерена. На этом все! — я просто отказывалась признавать, насколько мое предъявление прав на Арсения может оказаться далеким от действительности. В любом случае, может, он уже и не мой, но и не ее уж сто процентов. Арсений не возвращается.

— Глупая мелкая сучка! Ты! — гневно ткнула женщина в меня дрожащим пальцем. — Тебе не удержать этого зверя, не приручить! И когда он через тебя переступит, вот тогда и посмотрим, кто из нас жалок!

— А я и не имею дела со зверем. Предпочитаю человека и мужчину! — ответила, хоть и понимала, что за пеленой своей ярости эта женщина меня уже почти не слышит.

— Не смейте приближаться ко мне и, тем более, к моей маме, иначе я немедленно позову охрану, — я указала в сторону силуэтов охранников, уже и так явно заинтересовавшихся нашей оживленной беседой и подошедших ближе. У нас была договоренность не особо светиться в мамином поле зрения, но когда уже очевидно, что что-то происходит, договоры в сторону.

— Когда Арс с тобой наиграется в хорошего мальчика, никакие охранники тебе не помогут! — выплюнула ядом мне в спину Люся, но я даже не оглянулась на нее.

— Васюнь, все в порядке? — спросила мама, когда я почти подлетела к ней. — Ты бледная!

Сердце колошматило в груди, как сумасшедшее, и общего впечатления от разговора еще не было, только противный осадок горечи. Да, я понимала, что такая вещь, как встречи и расставания, неотъемлемая часть отношений, и частенько они бывают, мягко говоря, неприятными. И это даже не с Арсением связано, подобное происходит хоть раз в жизни любого человека. Просто как-то до этого мне никогда не случалось быть лицом вовлеченным. Тогда с Марком все обошлось без осложнений, и дело не в том, что я сбежала, даже если бы осталась, я бы не стала преследовать и устраивать сцен.

— Котеночек?! — позвала мама, и я постаралась выкинуть из головы и саму Люсю, и те мысли, что она нарочно или случайно заронила в мою голову.

— Все хорошо, мама! — выдавила я из себя улыбку и продолжила как можно бодрее: — Пойдем уже обратно. Пора бы нам поесть!

Мама какое-то время еще сидела и внимательно смотрела на меня, обернувшись через плечо, пока я катила кресло.

— Ты же мне не скажешь, что это за девушка? — со вздохом спросила она, и мне стало стыдно, будто я, закрываясь вот так, своими руками разрушаю то хрупкое доверие, что установилось между нами за эти недели в реабилитационном центре.

— Она знакомая Арсения, — честно сказала я, хоть и было противно признавать сам факт их связи, хоть и прошлой.

— Ах, это… — мама молчала какое-то время. — Вася, а ты знаешь, я всегда была почти уверена, что вы с Сеней нравитесь друг другу, только очень упрямые, чтобы хотя бы подружиться.

Ох, мама, эта информация немного устарела и даже более чем.

— Ну, зато сейчас никаких проблем с дружбой у нас нет. Я же тебе говорила, что мы прекрасно ладим.

— Говорила. Но я так привыкла к вашей вечной войне, что не поверю, пока своими глазами не увижу, — покачала мама головой.

— Скоро и увидишь!

— Ох, — мама опять прижала ладони к лицу, — скорее бы! Как же я домой хочу.

И я тоже, вот только понятия не имею, что меня там ожидает.

Через два дня утром мама была как на иголках и буквально не могла усидеть на месте, ожидая приезда дяди Максима за нами.

— Васюнь, я, правда, лучше стала выглядеть? — смущаясь, спрашивала она в который раз.

— Как будто ты хоть когда-то выглядела плохо, и даже если так и было бы, дядя Максим это бы не заметил, — немного поддразнивала ее я, снова расчесывая ее потрясающие волосы. Заметив несколько серебристых волосков, которых не было раньше, закусила губу, потому что сердце защемило не болезненно, а немного тоскливо, просто от сожаления в очередной раз, сколько же времени и жизненных важных моментов было нами упущено. Вдруг невыносимо захотелось сесть перед ней, взять ее ладони в свои и рассказать все-все. Открыться полностью, буквально исповедоваться, не утаивая от нее ни одной детали, позволяя увидеть больше собственных чувств, чем даже готова видеть сама. А потом спросить, как мне быть, как повести себя при встрече с Арсением, взывая к ее жизненной мудрости в том аспекте жизни, в котором я абсолютный ноль.

Дядя Максим буквально влетел в двери нашей палаты, и мама вспыхнула, загораясь ему навстречу с такой силой, что мои собственные проблемы моментально померкли в этом сиянии. Она медленно поднялась ему навстречу и с гордостью посмотрела в глаза. И это было не из разряда: «Вот смотрите все, какая я героиня!», а словно мольба: «Я так старалась, гордись мною, пожалуйста!»

— Девочки, здравствуйте, — мужчина светился не меньше в ответ на мамину радость, и хоть и обращался к нам обеим, но видел только ее. Смотреть на них, настолько не могущих и не желающих прятать взаимные эмоции, было так необыкновенно для меня. Их нисколько не скрываемая тягу друг к другу не напрягала и не заставляла смутиться так, как обычно это бывает, когда мои ровесники откровенно лапают друг друга глазами или зажимаются на людях, просто потому, что, наверное, сам заряд этого зрелища и его внутренняя наполненность были абсолютно иными.

— Так, я выписку уже забрал, — бодро сообщил дядя Максим. — Ну, в общем, спасибо этому дому, но пошли мы к другому! Сеня, сумки все забери!

Мужчина нагнулся и с легкостью поднял маму из кресла. Она засмеялась, как девчонка, заливисто и беззаботно.

— Я и сама теперь могу, — возразила она, но совсем несерьезно.

А я уставилась на прислонившегося к дверной раме Арсения, которого не видела почти целый месяц. Внутри творился какой-то сумбур, чувства абсолютно хаотичны и неподконтрольны, и я совершенно не знала, куда девать свои изголодавшиеся по нему глаза и как унять взбесившееся дыхание. Арсений, улыбаясь во все тридцать два, чмокнул маму в щеку: