Дэйра Джой - Сегодня или никогда

Блестящий металл, нагревшийся от его разгоряченного тела, казалось, пронзил ее насквозь. Личное клеймо Джона.

Она вздрогнула всем телом и застонала. Руки Хлои дернулись, но он не выпустил ее запястья.

Затем движения его изменились. Он начал, как раньше, круговые движения бедрами, проникая все глубже внутрь нее.

— Нет… нет… — взмолилась Хлоя, как будто ее действительно пытали. Что было недалеко от истины.

Уголки его чувственных губ слегка изогнулись вверх — это было как раз то, к чему он стремился. Их тела содрогались от его мощных толчков. О, он просто убивает ее! Маленькая смерть. Хлоя прикусила губу, чтобы не сказать ему то, что он пока не должен знать.

— Посмотри на меня. — Его сильный голос всколыхнул все ее чувства. Она открыла глаза и пристально посмотрела на него. У него был дикий и прекрасный вид.

Всего лишь одно слово сорвалось с его губ:

— Сейчас.

Он опять нашел губами ее рот. Его плоть пронзала ее с неистовой силой. Джон отпустил запястья Хлои, его руки скользнули по ее повернутым вверх ладоням, и их пальцы намертво сплелись.

Хлоя стонала и всхлипывала. Ей казалось, что она распадается на части под его неослабевающими ударами. Прошло совсем немного времени, и она почувствовала, как откуда-то изнутри поднимается мощная волна наслаждения. Спазмы сотрясали все ее тело, с головы до кончиков пальцев.

Последнее мощное круговое движение бедер Джона явилось заключительным аккордом.

Из его горла вырвался крик.

Он лежал, навалившись на нее, и никак не мог отдышаться.

— Пока все, — хрипло прошептал он по-французски, касаясь губами ее шеи.

Хлоя не слышала его последних слов, едва не лишившись чувств от неописуемого наслаждения, которое подарил ей муж.

Джон был просто великолепен.

По дороге тянулась вереница карет: в доме опять собиралось общество.

Поместье, расположенное недалеко от Брайтона, неизменно привлекало лондонскую знать, и гостей здесь всегда хватало. Неподалеку находилась летняя резиденция принца Уэльского, и в «Приют изящества» часто заглядывали те, кто хотел отдохнуть несколько часов и освежиться по дороге в Брайтон.

К счастью, замок находился достаточно далеко от главных дорог, и поэтому гости были скорее ожидаемым развлечением, чем тяжелым бременем. Они достаточно регулярно прибывали из Лондона, внося оживление в жизнь обитателей поместья и прерывая периоды относительного затишья.

Джон всегда считал удачным расположение поместья. От Лондона его отделяло всего пять часов езды в карете, а дом сочетал в себе все прелести деревенской жизни и городские удобства.

Вероятно, Черная Роза тоже оценил все эти преимущества.

Какими бы странными путями ни распространялись слухи, но скоро все узнали, что в поместье появились французские аристократы, чудесным образом спасенные от смерти знаменитой Черной Розой.

Все сгорали от нетерпения услышать рассказы из их уст. «Приют изящества» стал местом паломничества.

Итак, гости прибыли.

Они накинулись на поместье и его нового хозяина, как саранча на хлебное поле. Прошло совсем немного времени, и замок переполнился гостями. Хлоя жаловалась, что если прибудут новые спасенные, то она не сможет найти для них свободные комнаты.

Бабушка отыскала себе убежище в оранжерее, Морис прятался еще где-то, Дейтер, вероятно, спал в каком-нибудь углу, никем не потревоженный, а Перси появлялся то тут, то там, сыпал остротами и распространял сплетни.

Графиня пригрозила, что не покажется на людях, пока поместье не вернется в нормальное состояние. Ее слова заставили Джона весело рассмеяться. Он ехидно заметил, что этот дом никогда не был нормальным.

Теперь, когда в замке было полно народа, Джон и Хлоя не имели возможности проследить за передвижениями гостей, и особенно Синдреаков, один из которых, по мнению Джона, и есть тот смельчак, который скрывается под именем Черной Розы.

Синдреаки знали о его подозрениях, испытывая от этого одновременно удивление и гордость. Вероятно, молодые люди полагали, что должны прекратить свои дерзкие выходки, чтобы заслужить честь подобного предположения.

Тем не менее это не остановило неугомонных братьев.

Кроме преследования всех женщин в доме, Синдреаки имели привычку крушить все, что попадалось на их пути. Один из помощников повара рассказал Хлое, что в буфетной, куда зашли двое братьев в поисках чего-нибудь съестного, половина полок оказалась сорванной со стен. Прислуге затем полдня пришлось наводить порядок. Повар Лафен вышел из себя и отказался готовить ужин, ссылаясь на расстроенные нервы.

И он был не одинок.

Горничные отказывались входить в комнаты Синдреаков, боясь, что резвые юноши поймают их где-нибудь в темном углу. Джону пришлось поговорить об этом с молодыми людьми. Чувствовал он себя при этом довольно неловко.

Лекция Лорда Страсти о благопристойном поведении была не более убедительна, чем речь грабителя о греховности воровства, обращенная к карманному вору.

В конце концов Джон просто пригрозил им расправой. Угроза возымела действие, и Синдреаки переключились на дам из числа гостей замка. Это мало что изменило, но по крайней мере теперь в их спальнях вовремя меняли простыни.

Садовники сообщали, что трое «черноволосых французских дьяволов» устроили погром, опрокинув несколько вазонов с цветами и уронив скульптуру ангела, которая тут же раскололась. Голова ее слетела с плеч и упала прямо под ноги дородной маркизе Лаклем. Увидев катящуюся к ее ногам голову, маркиза тут же лишилась чувств и рухнула прямо на бедного маленького маркиза Лаклем, который теперь лежал в постели с ушибом спины.

Тем временем одежда Джона с необыкновенной быстротой исчезала из его шкафа.

— Ты не рад, что женился на мне, Джон? — поддразнивала его Хлоя. — Посмотри, от чего ты был бы избавлен, если бы не сделал этого.

— Я по-прежнему находился бы здесь, но мне не пришлось бы заниматься последствиями всех этих безобразий, — смеялся Джон, обнимая жену.

Лицо Хлои просветлело.

— Я как-то не подумала об этом.

Он легонько дернул ее за локон.

— Мы, конечно, можем запереться в своих комнатах и не выходить, как остальные члены семьи. Пусть это безумие идет само по себе, а мы тем временем…

— Нет, не можем, Джон, — вздохнула Хлоя.

— А почему бы и нет? — томно протянул он.

— Вы же знаете, лорд Секстон, что склонны увлекаться. — Она скрестила руки на груди и игриво топнула ногой.

— Да, конечно, все эти мои вздохи, стоны и крики… — Джон бросил на нее обжигающий взгляд из-под опущенных ресниц. Губы его дрогнули в улыбке.

— Чему это ты улыбаешься? — Хлоя погрозила ему пальцем.

— Я улыбаюсь потому, что сюда направляется баронесса Дюфон со своими жалобами. Я собираюсь исчезнуть.

— О нет! Только не она! Джон, неужели ты оставишь меня объясняться с… Вернись немедленно!

Но Джон уже исчез за стеклянной дверью, ведущей в сад.

— Ты еще заплатишь мне за это, — вполголоса пробормотала Хлоя.

— Виконтесса! — раздался гнусавый плаксивый голос.

Стиснув зубы, Хлоя сделала глубокий вдох и изобразила на лице улыбку.

— Слушаю вас, баронесса Дюфон.

Эта нудная женщина придерживалась моды, принятой при дворе ее казненного короля, Людовика XVI. Ее напудренные волосы были уложены в прическу, высота которой почти равнялась росту хозяйки. На самой верхушке Хлоя разглядела миниатюрную модель корабля. Его крошечные паруса полоскались на легком сквозняке, который создавали раскрытые двери.

— С моей комнатой не все в порядке.

— Мне очень жаль это слышать. Что вы имеете в виду?

Хлоя не могла оторвать взгляда от кораблика в прическе баронессы, узнав в нем одну из моделей, подаренных Морисом ее мужу. До недавнего времени парусник стоял на письменном столе в бывшей комнате Джона. Это была его любимая модель.

О Боже!

Она прикусила губу. Возможно, Джон не узнает ее.

— В этой комнате очень шумно по утрам! — пожаловалась баронесса, вскинув голову. — Мне слышно, как прибывают кареты с гостями, и я не могу спать.

— Я приношу вам свои извинения за причиненные неудобства, но вы сами видите, что из-за такого количества гостей почти все комнаты замка заняты. Мне очень трудно переселить вас прямо сейчас.

Баронесса Дюфон, чей отец был герцогом, искоса взглянула на виконтессу, и на ее лице появилось выражение крайнего неудовольствия, свойственное лишь сливкам французской аристократии.

Хлоя сталкивалась с этим выражением с первых дней пребывания баронессы в замке, и оно сильно обижало ее.

Хотя баронесса оказалась вовсе не такой косоглазой, как говорили Синдреаки, ее глаза имели неприятную особенность сходиться к переносице, когда она была не в духе. А в этом состоянии она находилась почти все время. Ее выдающиеся вперед зубы придавали еще более неприятное выражение этому вечно недовольному лицу.

Хлоя не знала, что сказать. Как успокоить эту женщину? Ее просто некуда переселить. Спасение подоспело неожиданно.

Подошедший к ним сзади Жан-Жюль слышал большую часть разговора.

— Можете занять мою комнату, баронесса. Ее окна выходят на восток, в сад, и она очень уютная.

После этих слов с баронессой произошла удивительная перемена. Ее лицо стало почти дружелюбным. Она удовлетворенно кивнула и взмахнула веером.

— Благодарю, месье Синдреак. Вы настоящий джентльмен.

Хлоя была не слишком удивлена поступком Жан-Жюля, поскольку он с самого первого дня взял капризную даму под свою защиту. Но чем это можно объяснить? Такое поведение молодого человека ставило ее в тупик.

— Благодарю вас, виконтесса Секстон, — сказала баронесса и направилась к открытым стеклянным дверям. Хлоя была уверена, что видела, как маленький тяжелый якорь парусника упал в волны ее уложенных волос.

Притаившийся снаружи Джон увидел Синдреака рядом со своей женой и решил вернуться в дом. Входя, он столкнулся в дверях с баронессой Дюфон, и его взгляд лениво скользнул по проплывшему мимо его носа кораблику. Он непроизвольно нахмурился, заметив странную прическу, и прошел мимо.

Сделав два шага, Джон резко остановился.

Затем медленно повернулся и, подбоченясь, прищурился, разглядывая странную заколку для волос.

— Моя модель! — вполголоса произнес он.

В его изумрудных глазах вспыхнуло негодование. Джон мгновенно изменил свои намерения и последовал за исчезавшей за дверью высокой прической. Он вернет себе этот кораблик!

Хлоя смотрела, как Джон бросился вслед за баронессой. Прикрыв рот рукой, она подавила смешок. У нее не было никаких сомнений, что вечером за ужином кораблик будет по-прежнему находиться на голове баронессы. Джону же достанется надменный взгляд аристократки.

— Чрезвычайно оригинальная прическа, — подал голос стоявший слева от Хлои Жан-Жюль, и на его красиво очерченных губах заиграла насмешливая улыбка.

— Похоже, ты взял на себя роль ее защитника, Жюль? — улыбнулась Хлоя.

— Разве?

Хлоя покачала головой:

— Можно тебя кое о чем спросить?

Он удивленно вскинул бровь, и на мгновение Хлоя увидела молодого человека таким, каким он будет лет через десять.

— Ты питаешь к ней слабость, Жан-Жюль?

Он недоуменно пожал плечами:

— Просто в одну из ночей в тюрьме она была очень добра ко мне. — Теперь настала очередь Хлои удивляться. — Нет, это не то, что вы подумали.

— Что же произошло?

— Я был очень болен — подхватил там лихорадку. Однажды ночью… это была самая тяжелая ночь… — Он умолк в нерешительности, не зная, стоит ли продолжать рассказ, и его скулы покрылись румянцем.

— И что? — спросила Хлоя.

Он набрал полную грудь воздуха.

— Баронесса держала мою голову на коленях, положив ладонь мне на лоб, и говорила, что я слишком отважен, чтобы вот так умереть в этой омерзительной вонючей тюрьме.

Взгляд его золотистых глаз был устремлен на перелетающую с ветки на ветку птицу.

— В эту ночь лихорадка отступила. Я помню недолгое ощущение глубокой радости от того, что мне суждено поправиться. Затем пришли солдаты, чтобы увести на гильотину следующую группу осужденных, и все вернулось на круги своя. Но в ту ночь она была добра ко мне.

Хлоя смотрела, как Жюль борется со своими чувствами. Впечатлительный молодой человек, а какое доброе сердце!

Однажды ночью эта заключенная в тюрьму женщина нашла в себе душевные силы проявить доброту к юноше, находящемуся на пороге смерти. Она окружила его материнской нежностью.

Именно такие малые добрые поступки и запоминаются больше всего, поняла Хлоя. Жан-Жюль всегда будет прощать баронессе Дюфон ее скверный характер, потому что однажды она проявила свои лучшие качества, обнаружив природную доброту.

— Спасибо, что поделился со мной. Я всегда буду помнить об этом случае.