Она с тревогой смотрела на меня. Я сказала:
– Ты поступила совершенно правильно, что рассказала мне все. Я буду начеку. Надеюсь, мне никогда не придется встретиться с этим ужасным человеком. Стивен давал мне читать его книгу – она полна загадок и… чувственности. Это очень волнует, выводят из равновесия. Сочинения сэра Ричарда Бартона – те тоже притягивают и отталкивают одновременно, они во многих отношениях похожи.
– Стивен так восторгался обоими своими друзьями! Я читала только одну из этих книг – мне этого вполне хватило. Стивен любил повторять, что когда он читает их, он как будто сам путешествует по дальним странам – так живо и занимательно они написаны.
– Да, согласна, – сказала я. – Но не могу не согласиться и с тобой в том, что их авторы – опасные люди, хотя, без сомнения, замечательные. Мне кажется, для достижения желаемой цели они не остановились бы ни перед чем.
– Я всегда думала, что именно доктор Дамиен вовлек Обри в баловство с наркотиками. Возможно, ему хотелось посмотреть, какой эффект произведут эти вещества на человека вроде него. Точно, конечно, я этого не знаю, могу только догадываться. Однако не думаю, чтобы Обри продолжал заниматься подобными вещами сейчас…
Она не договорила и с тревогой посмотрела на меня. Я прекрасно понимала, от чего она пытается меня предостеречь. В моем мозгу постепенно начинала складываться ясная картина того, что произошло тогда, в ту ужасную ночь в Венеции – ночь, которая никогда не изгладится из моей памяти.
Я была уже на грани того, чтобы все рассказать Амелии, но не могла заставить себя говорить об этом даже с ней. В одном я была абсолютно уверена – никто никогда не заставит меня пройти через подобное унижение вновь.
Я поблагодарила Амелию за то, что она мне рассказала, и уверила ее в том, что она поступила совершенно правильно.
Больше мы почти ни о чем не разговаривали, только тепло попрощались и пообещали друг другу встретиться как можно скорее.
Я полагаю, несчастливые браки распадаются постепенно. Мой, несомненно, начал рушиться с той памятной ночи в Венеции. Конечно, я всячески старалась оправдать Обри, но, в то же время прекрасно понимала, что эти порывы дремали где-то в его подсознании, иначе они не проявились бы ни при каких обстоятельствах. Думаю, что Обри был в такой же степени разочарован в нашем браке. Я не оправдала его надежд, а он не оправдал моих. В подобных ситуациях, по моему мнению, вина никогда не лежит на какой-то одной стороне.
Могу с уверенностью сказать, что когда я выходила замуж за Обри, то лелеяла мысль стать хорошей женой. Возможно, и он намеревался стать хорошим мужем, но по мере того как я все лучше узнавала его характер, я поняла, что сделала самую большую ошибку, какую может сделать женщина в своей жизни.
Но ведь теперь, помимо нас двоих, существовал еще и Джулиан. Как могла я сожалеть о том, в результате чего на свет появился мой дорогой сын!
Первые два месяца после рождения Джулиана я была так поглощена им, что не в состоянии была думать ни о чем другом.
Обри часто говорил мне:
– Не кажется ли тебе, дорогая, что ты ведешь себя несколько странно? Ведь есть же няня Бенсон. Зачем же ты сама каждую минуту кидаешься в детскую?
– Няня Бенсон уже старуха.
– Она растила детей всю жизнь. У нее, несомненно, гораздо больше опыта, чем у тебя. Ты так нервничаешь из-за малыша, что наверняка испортишь его, если не будешь держать себя в руках.
В словах мужа, несомненно, была доля правды, но я ничего не могла с собой поделать. И в высказываниях, и в поведении Обри явно сквозило его недовольство мной, но меня так поглотило мое материнство, что я не давала себе труда быть еще и хорошей женой.
Благодаря Джулиану я подружилась с миссис Поллак, нашей домоправительницей. До этого она казалась мне очень чопорной женщиной, слишком гордящейся своим положением среди других слуг, лишенной чувства юмора и даже немного солдафоном. Но с рождением Джулиана она переменилась. При виде ребенка она становилась совершенно другим человеком, ее лицо невольно расплывалось в улыбке, причем оттого, что она пыталась ее подавить, эта улыбка казалась еще более искренней.
– Должна признаться вам, мадам, – говорила она мне, как будто сознаваясь в каком-то грехе, – я люблю смотреть на малышей.
Когда я гуляла с ребенком в саду, она, как правило, тоже оказывалась там. Когда ей показалось, что Джулиан ей улыбается, она была на верху блаженства, когда он хватал ее за палец, она восхищалась его сообразительностью. Словом, отношение миссис Поллак к моему ребенку, несомненно, сблизило нас.
Иногда я приходила в ее комнату выпить вместе с ней чаю и всегда брала с собой Джулиана. Мне доставляло удовольствие знать, что в доме у меня есть друг, да еще такая честная, энергичная женщина. Она понимала толк в заботе о детях, вырастив троих собственных.
– Теперь они завели свои семьи и уехали от меня, мадам. Но так всегда происходит.
Она грустно покачала головой.
– Вспоминаешь, как они были маленькими детьми и полностью зависели от тебя… и вот они уже взрослые и живут своей собственной жизнью. У меня-то дети очень хорошие. Я бы могла уехать отсюда и жить со своей Энни, но я думаю, молодым надо жить одним. Как бы я хотела, чтобы они всегда оставались маленькими!
Мне было очень приятно обнаружить, что миссис Поллак не чуждо ничто человеческое. Мне даже казалось, что из нее вышла бы куда более хорошая няня, чем из няни Бенсон.
Однажды я спросила ее, почему она не подыщет себе место воспитательницы, а служит у нас, где ей приходится управлять целым штатом слуг.
На мгновение она погрузилась в раздумья, а потом сказала, что при такой жизни сошла бы с ума.
– Я бы очень привязывалась к детям, а ведь они вырастают, и ты больше им не нужна. Это все равно, что каждый раз заводить новую семью. Но скажу вам честно, мадам, хорошо иметь малыша в доме.
Если я куда-нибудь отлучалась, то обычно говорила об этом миссис Поллак. Между нами существовала негласная договоренность – в таких случаях она присматривала за Джулианом, так как я не хотела оставлять его целиком в ведении няни Бенсон, которая могла задремать как раз в тот момент, когда оставалась с ребенком.
Миссис Поллак была сама тактичность. Она прекрасно понимала мои чувства и гордилась тем доверием, которое я ей оказывала. Джулиан же отплатил ей горячей привязанностью, как только подрос достаточно, чтобы суметь выразить свои чувства.
Когда Джулиану было всего несколько месяцев, он подхватил простуду. Я очень беспокоилась за него, хотя болезнь и не представлю та никакой угрозы – малейшая неприятность, случавшаяся с моим сыном, тут же повергала меня в панику.
Ночью, тревожась за Джулиана, я внезапно проснулась. Должно быть, было около трех часов. Я поняла, что не убедившись, что с ним все в порядке, мне не заснуть. В детской я увидела, что малыш разметался во сне и тяжело дышит, а лицо приобрело нездоровый красный цвет. В соседней комнате мерно похрапывала няня Бенсон. Дверь в ее комнату была открыта, но она спала так крепко, что разбудить ее было бы непросто.
Я схватила ребенка, завернула его в одеяло и, сев на стул, начала укачивать. Когда я отбросила волосы у него со лба, он тут же перестал хныкать. Я продолжала гладить Джулиана по лбу, потому что увидела, что ребенку становится явно лучше от моих прикосновений, и в это мгновение вдруг вспомнила другие случаи, когда прикосновение моих рук оказывало лечебный эффект. Я ясно увидела лицо моей старой айи и услышала ее слова:
– В этих руках большая сила.
Тогда я не поверила ей. Теперь мне вспомнились факты, о которых я прочитала в книгах, данных мне Стивеном. Конечно, в обществе подобном нашему люди склонны с ходу отвергать то, что, на их взгляд, нелогично. Но ведь существуют и другой образ жизни, другие культуры и народы. На это намекали сэр Ричард Бартон и доктор Дамиен. Совершив свои рискованные путешествия, они обнаружили массу мистического и таинственного, не поддающегося логике обычного цивилизованного человека. В эту минуту все мои помыслы были направлены на то, чтобы облегчить страдания и успокоить моего малыша. Это мне в высшей степени удалось – вскоре он уже мирно спал, дыхание стало нормальным, а лицо – не таким красным.
Всю эту ночь я держала сына на руках. Я не смогла бы заснуть, если бы оставила его здесь и вернулась в спальню. Прижимая к груди свою драгоценную ношу, я думала о том, что, вероятно, в моих руках действительно есть какая-то таинственная сила.
Айя говорила мне, что такая сила – это дар богов, и этот дар не должен пропасть втуне.
Как это, должно быть, чудесно – спасти чью-то жизнь! Отчасти я могу понять людей типа доктора Дамиена, которые не останавливаются ни перед чем в жажде знаний. В своей книге Дамиен описывал эксперименты, которые он проводил для того, чтобы изучить воздействие различных лекарственных средств на больных. Его главной целью было облегчить страдания людей – задача, несомненно, благородная. Но в его речи сквозило явное высокомерие. Я уверена, что ему доставили огромное удовольствие те приключения, что выпали на его долю. Постигавший сотни чувственных тайн якобы во имя развития медицинской науки, этот человек внушал мне подозрения, особенно после того, как Амелия самым недвусмысленным образом предостерегла меня.
Мне тоже хотелось побольше узнать о той странной излечивающей силе, что таилась в моих руках.
На следующее утро, когда я вернулась в спальню, Обри спросил:
– Ты выглядишь усталой. Что случилось?
– Джулиан плохо себя чувствовал сегодня ночью.
– А разве не могла няня Бенсон присмотреть за ним?
– Она храпела всю ночь. Ребенок мог бы биться рядом в конвульсиях, а она бы не шелохнулась.
– Надеюсь, ты не собираешься сделать эти ночные блуждания своей привычкой?
– Нет. Я собираюсь перенести колыбельку в нашу комнату, чтобы я всегда была рядом с малышом.
– Но это глупо!
– Совсем нет. Я сделаю именно так, как сказала.
Он пожал плечами, и разговор на этом закончился. По ночам Джулиан часто капризничал, и скоро Обри заявил, что так продолжаться не может – или я с колыбелью, или он должны переехать в другую комнату.
Я решила, что перееду я сама. В конце концов, в Минстере полно свободных комнат.
Итак, кроватку сына перенесли в одну из пустующих комнат, и я стала спать около ребенка.
Мне показалось, что и Обри, и меня не особенно взволновал тот факт, что отныне мы занимали разные спальни. Больше всего меня радовало то, что Джулиан спит рядом, и в любой момент, если ему станет плохо, я смогу прийти на помощь.
Прошел год. Все мое время было целиком отдано Джулиану. Его первая улыбка, первый зубик, первое слово – к вящей моей радости, он сказал «мама» – наполняли меня восторгом. Мы часто подолгу болтали с миссис Поллак, и неизменным предметом этих бесед был, разумеется, Джулиан, который в это время ползал по полу и играл старыми катушками из-под ниток, которые давала ему миссис Поллак. Иногда он выделывал что-нибудь очень забавное, и мы, чтобы его подбодрить, хлопали в ладоши, а он, глядя на нас, тоже начинал хлопать. Свои первые робкие шаги мой сын сделал, путешествуя от моих колен к коленям миссис Поллак. Достигнув цели, он падал в подставленные нами руки и при этом победоносно улыбался. Волшебные минуты! Я никогда не забуду их.
Время от времени я ощущала, что в манере поведения Обри появилось некоторое раздражение. Траур по Стивену подошел к концу, и мой муж намеревался весело проводить время со своими друзьями. Естественно, мне тоже приходилось принимать в этом участие, но без особого энтузиазма. Он приглашал в дом людей, которые были мне неинтересны. Основными темами их разговоров были охота, рыбная ловля и спортивные развлечения, то есть предметы мне не знакомые.
Обычно после таких званых обедов Обри выражал свое недовольство моим поведением.
– Сегодня ты не показала себя радушной хозяйкой.
– Но они говорили о таких тривиальных предметах!
– Возможно, тривиальных для тебя.
– Во-первых, они никогда не говорят о политике. Их не интересуют изменения в правительстве, государственный переворот во Франции, в результате которого Наполеон III стал единоличным главой французского правительства…
– Но моя дорогая девочка, какое отношение это все имеет к нам?
– Все, что происходит в нашей стране и у наших ближайших соседей, может повлиять на нашу жизнь.
– Да ты настоящий синий чулок, моя милая! А тебе известно, что этот сорт женщин не самый привлекательный?
– Я и не старалась выглядеть привлекательно, мне просто хотелось бы поучаствовать в интересном разговоре.
Обри окинул меня холодным, презрительным взглядом.
– Ну конечно, – произнес он, – ты привыкла всю жизнь смотреть на людей свысока.
Это был намек на мой рост. Действительно, когда я надевала туфли на каблуках, я была выше мужа, и это не могло ему нравиться. Его слова явились несомненным симптомом растущего недовольства мной – ведь когда люди вам неприятны, вы начинаете замечать в них те черты, с которыми раньше без труда мирились. Например, Обри казалось, что моя чрезмерная привязанность к ребенку – не подобающая черта для леди нашего круга. Для этого у нас есть слуги, я же решила для ребенка все делать самой. Мне казалось, что он считает такое поведение недостатком моего воспитания. Не нравилось ему и мое неумение – или нежелание – подружиться с его друзьями. А теперь вот и мой рост не угодил Обри…
"Секрет для соловья" отзывы
Отзывы читателей о книге "Секрет для соловья". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Секрет для соловья" друзьям в соцсетях.