Нет, конечно, я не любила Обри. С рождением ребенка я познала истинную сущность другой любви – материнской.
Мы опять помолчали.
– Ну что ж, – сказал наконец Обри, – теперь по крайней мере можно назвать все своими именами.
– Эта ночь, – отозвалась я, – эта ужасная ночь в Венеции…
Он рассмеялся.
– Да, то была ночь откровений… тогда я понял, что женился на ханже… на женщине с непоколебимыми взглядами, погрязшей в условностях. Мне стало ясно, что она никогда не пойдет за мной туда, куда я хочу. А ты, наверное, решила, что вышла замуж за чудовище.
– Значит, ты все тогда осознавал! – упрекнула я его. – Ты придумал, что бандиты ударили тебя по голове, что на тебя напали. На самом деле ты был у Фрилингов!
– Наконец-то ты начинаешь кое-что понимать, не так ли? Разумеется, на меня никто не нападал. Я придумал эту историю, вспомнив о мужчине, которого на наших глазах вытащили из канала. А потом ты нашла мой кошелек, помнишь? С моей стороны это было беспечностью. Но и ты могла бы тогда догадаться обо всем.
– Ты виделся с Фрилингами и устроил с ними одну из твоих бесконечных оргий. Теперь-то я все отлично понимаю! Тебе не было никакого дела до того, что я буду беспокоиться, ожидая тебя в палаццо и воображая всякие ужасы, которые могли с тобой случиться.
– В такие минуты трудно думать о чем-либо. Но теперь тебе нужно переступить через нравственные преграды, ты должна попытаться…
Я гневно покачала головой.
– И наверняка там был этот сатана, твой доктор Дамиен! Это ведь он привел тебя домой, не так ли? А эта история о том, как ты лежал в хижине, а он тебя спас… Ложь, все это сплошная ложь! Фрилингам пришлось покинуть Индию именно из-за этого. Моя айя пыталась предостеречь меня. Как было бы хорошо, если бы она не служила у Фрилингов… а я не встретила тебя.
– Интересно, сколько разочарованных жен уже бросали в лицо своим мужьям подобные слова? То же могли бы сказать и мужья. Тебе бы надо было остаться в пещере вчера ночью. Мы посвятили бы тебя в тайну моего клуба адского огня. Что ты об этом думаешь? Ты ведь уже как-то столкнулась с этим, правда? Ты нашла дверь, но она была заперта. А ты помнишь тот день в галерее, когда я рассказал тебе о Гарри Сент-Клере? Иногда мне кажется, что я – это Гарри, родившийся сто лет спустя. Я так похож на него!.. Тебе ведь нравятся рассказы о прошлом, не так ли? Тогда послушай историю нашего дома. Этот храм под холмом построил Гарри. Я нашел его еще мальчиком. О нем сообщалось в одном старинном документе. Мне удалось открыть дверь. Потом, когда я учился в университете, я приказал сделать для нее новый замок. Там собирался тесный круг моих друзей. Построил же сэр Фрэнсис Дэшвуд свой храм в Медменхэме, почему бы Гарри не устроить свой здесь?.. Только подумай – сто лет назад Гарри и его кружок занимались почти тем же самым, чем мы занимаемся сейчас! История повторяется. Страшно интересно, ты не находишь? Как видишь, во всем этом нет ничего нового. Возможно, правда, мы несколько увлеклись наркотиками. Хотя и Гарри их употреблял. Это так восхитительно! Когда человек находится под воздействием наркотиков, нет ничего – или почти ничего, – что он не мог бы сделать. Я могу тебе сказать…
– Пожалуйста, не надо! – запротестовала я. – Я не хочу ничего слышать.
Посмотрев на мужа в упор, я спросила:
– А что ты скажешь о ребенке Амелии? Он изумленно уставился на меня.
– Ты сказал, что встретил ее в городе. Зачем? Это очевидно – затем, чтобы привезти ее домой, а по дороге слегка перевернуться. Конечно, карета бы не пострадала, а Амелия лишилась бы ребенка. По крайней мере, попытаться стоило.
Он не произносил ни слова. В ту минуту мне почудилось, что это опять тот прежний Обри, каким он был в начале нашего знакомства. В его глазах читалось искреннее раскаяние.
– Мне следовало бы догадаться, – сказала я.
– Да, так случилось, – заторопился он. – Но такие вещи случаются сплошь и рядом. Я не собирался…
– Зачем же тогда ты поехал встретить ее? Конюх должен был привезти ее. Ты все это подстроил нарочно!
– Но у нее все время случались выкидыши. Она потеряла всех своих детей. Любой пустяк…
– И поэтому ты решил устроить… этот пустяк.
– Но послушай, так случилось! Такие вещи случаются. Зачем ворошить прошлое? Все позади.
– Мне осталось сказать тебе только одно, – продолжала я. – Сегодня днем я уеду из этого дома.
– И куда же ты поедешь?
– К отцу, разумеется.
– Понятно. Тебе, так строго придерживающейся условностей, не стоит совершать таких безумных поступков.
– Я забочусь не об условностях, а о приличии. Я не хочу, чтобы мой ребенок вырос в таком ужасном доме.
– Значит, ты предполагаешь забрать моего сына из его дома?
– Ну конечно, он поедет со мной!
Он медленно покачал головой. Остатки прежнего Обри окончательно исчезли. На его устах играла улыбка, при виде которой меня сковал страх. То, что он потом сказал, лишь подтвердило мои опасения.
– Ты, кажется, делаешь вид, что я не играл никакой роли в рождении этого мальчика. Но дело обстоит совсем не так, и любой суд скажет тебе об этом.
Я в ужасе уставилась на мужа. Он отлично понял охватившие меня чувства и продолжал:
– Ты, разумеется, можешь уехать отсюда, но ты не можешь забрать с собой моего сына.
У меня пересохло во рту. Я всем своим существом ощущала угрозу, исходившую от Обри.
– Так ты поняла? – продолжал он. – Можешь ехать куда тебе угодно. Конечно, к женам, решившим оставить своих мужей, свет обычно относится неблагосклонно, хотя некоторые все же отваживаются на этот неразумный поступок. Но забрать моего сына ты не сможешь.
– Почему ты все время называешь его «своим» сыном? – вскричала я. – Он ведь и мой тоже!
– Он наш, – согласился он. – Но я его отец. Наш мир, дорогая Сусанна, – это мужской мир. Я уверен, что такая мысль уже приходила в голову такой разумной женщине, как ты. Если ты уедешь и заберешь сына с собой, я скоро верну его на его законное место. Об этом позаботится суд.
– Но ты не любишь его!
– Он мой сын. Это его дом. Все здесь когда-нибудь будет принадлежать ему – и дом, и поместье, и даже храм. Все это станет его собственностью. А пока он будет воспитываться в этом доме. Я на этом настаиваю.
– Ты не можешь быть таким жестоким! Ты не можешь забрать у меня мое дитя!.
– Но ведь не я предлагаю нам жить врозь. Все, что ты должна сделать, – это остаться здесь. Я не прошу тебя уехать, а если ты все-таки решишься на это, ребенок останется со мной.
Я просто онемела. Было очевидно, что он победил. Обри продолжал:
– Ты совершенно монополизировала ребенка. Ты не даешь мне общаться с ним. Он почти не знает своего отца.
– Потому что этот отец так занят своими разнузданными оргиями, что у него совсем не остается времени на ребенка!
– Да кто в это поверит?
– Я знаю, что это правда!
– С твоим мнением никто не будет считаться. Если ты хочешь уехать, если хочешь устроить скандал и навлечь позор на седины своего отца, если хочешь опозорить отца твоего ребенка, тогда, конечно, уезжай. Я не собираюсь удерживать тебя здесь силой. Но позволь сказать тебе одну вещь – если ты попытаешься увезти моего сына из его законного дома, я позабочусь о том, чтобы вернуть его. Этого потребует суд, и тебе придется подчиниться закону.
– Ты забываешь, что я о тебе знаю. Наверняка ни один суд в мире не позволит, чтобы ребенок рос в доме, где происходят дикие оргии, где его отец предается любовным утехам со служанками…
– Моя дорогая, это случается сплошь и рядом. И потом, все это еще надо доказать. А я сделаю все, чтобы ты не смогла ничего доказать. Если ты готова потерять сына – что ж, тогда действуй так, как ты решила. Но ведь суд может объявить тебя безумной, больной женщиной с воспаленным воображением. Это я тоже могу устроить! С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Итак, я поняла, что отныне пленница в этом доме. Меня здесь удерживает то единственное, что препятствует моему освобождению.
То, что мой муж сказал о законе, – правда. Он все рассчитал: потерять сына – на это я никогда не пойду. Я пребывала в состоянии крайней нерешительности, заявление Обри было совершенно категорично, он не позволит мне взять Джулиана с собой. Это не означало, что моему мужу нужен ребенок сам по себе – просто это был его сын и наследник, которой должен был воспитываться в поместье. Мне также пришло в голову, что таким способом он намеревался отомстить мне.
Теперь я понимаю, что Обри испытывал ко мне смешанные чувства. Он ненавидел меня, но в то же время в глубине его сердца оставались крупицы былой любви. Он, несомненно, когда-то был в меня влюблен. Медовый месяц, проведенный нами в Венеции, оставил в его душе те же теплые воспоминания, что и в моей. Но пагубная страсть к наркотикам оказалась для него слишком сильной. Он хотел, чтобы я полностью разделяла его чувства, а когда я отказалась и ясно дала понять, что презираю его, он возненавидел меня.
Моим самым горячим желанием было выбраться отсюда. Это представлялось таким простым – уйти из дома вместе с Джулианом. Как же я ошиблась в своих расчетах!
Все последующие дни прошли как под пыткой. Джулиан стал мне еще дороже. Как будто это было возможно! Если нас разлучат, его сердце будет разбито так же, как и мое. Одно было совершенно ясно – я перенесу что угодно, но ни за что не расстанусь с моим ребенком.
Мне хотелось бы уехать и пожить немного с отцом, но теперь, после происшедшей между нами сцены, я понимала, что Обри не позволит мне взять Джулиана с собой. Если я захочу навестить Амелию – а она неоднократно приглашала меня, – мне тоже придется ехать без Джулиана. Ясно, что Обри никогда не разрешит мне забрать ребенка из Минстера, так как будет опасаться, что я оставлю мальчика у себя.
Миссис Поллак с тревогой наблюдала за мной.
– Простите, что я так говорю, мадам, но вы сами на себя не похожи, – сказала она мне однажды.
Я заверила ее, что со мной все в порядке, я старалась вести себя так, как будто ничего не произошло. Обри я по возможности избегала, но иногда, когда мы все-таки встречались, он окидывал меня презрительным взглядом, ясно давая понять, что считает себя победителем в нашем споре.
Прошло две недели. Ни разу с тех пор мне не доводилось пережить подобное отчаяние. По ночам я лежала без сна и строила фантастические планы. Они казались мне вполне реальными, и только при безжалостном свете дня я понимала, что они неосуществимы.
Ни о чем другом я была не в состоянии думать, и когда однажды миссис Поллак сказала, что мне не следует ездить в город, я не придала этому никакого значения.
– Случилось несчастье с дочерью торговца льном. Говорят, что это холера. Тут уж кто угодно испугается! Все ведь помнят эпидемию, случившуюся два года назад.
– Ну конечно, прекрасно помню, – сказала я. – Это было ужасно!
– Говорят, что в Англии и Уэльсе уже умерло больше пятидесяти трех тысяч человек, – продолжала миссис Поллак. – Наверняка болезнь завезли эти иностранцы! Я сказала, что тоже так думаю. Разговор на этом закончился, а я опять начала гадать, позволит ли мне Обри погостить у отца и взять с собой Джулиана, если обещать ему и дать торжественную клятву, что мы вернемся?
Так больше продолжаться не может. Но что же мне делать? Я страстно желаю уехать отсюда, но не могу этого сделать без Джулиана. Ну что ж, если по-другому нельзя, я останусь здесь до его совершеннолетия. Я никогда не смогу его покинуть!
Прошло, должно быть, около месяца после той памятной сцены с Обри. Неожиданно пришло письмо из Лондона, почерк на конверте был мне незнаком, а когда я открыла его и начала читать, меня охватила тревога.
«Дорогая миссис Сент-Клер,– прочла я, – я взял на себя смелость написать Вам, поскольку меня беспокоит состояние здоровья полковника Плейделла. Сообщаю Вам, что вчера с ним случился легкий удар. У него немного нарушена речь, а сам он частично парализован. Боюсь, что за этим ударом может последовать другой, который окажется несравненно более тяжелым.
Думаю, Вам следует это знать.
С совершенным почтением
Эдгар Коринт».
Я снова и снова перечитывала письмо. Слова плясали у меня перед глазами, в ту минуту казалось, что если мне удастся зафиксировать взгляд, я смогу их изменить.
Я не могла поверить тому, что сообщалось в письме. Мне нужно было к кому-то прислониться, с кем-то поговорить. Я нуждалась в совете, в поддержке. А с кем еще можно было бы поделиться своими горестями, как не с отцом? Он любил меня больше всех на свете и, несомненно, отнесся бы к моим бедам как к своим.
Я должна немедленно ехать туда и взять с собой Джулиана. При сложившихся обстоятельствах я могу так поступить. Надо поговорить с Обри.
Взглянув в окно, я увидела, что муж только что приехал откуда-то из поместья и приближается к дому. Меня в очередной раз поразило, как он изменился. Он выглядел значительно старше, чем был во время нашего медового месяца – глаза ввалились, а кожа приобрела какой-то нездоровый оттенок.
"Секрет для соловья" отзывы
Отзывы читателей о книге "Секрет для соловья". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Секрет для соловья" друзьям в соцсетях.